Сложенный веер - Сильва Плэт

Оба довольно улыбаются. Кори греет пальцы о чашку, дует в душистое, темное тепло. Сквозь пар, заползающий в нос, он замечает, что Кир так же обхватил свою огромную кружку кончиками щупалец и наслаждается.

— …Итак, он постоял у клетки и говорит: «Хочешь?» И протягивает мне рогалик. Мне хотелось его ужасно. Не то чтобы они нас совсем не кормили, но держали впроголодь. А тут лакомство с императорского стола. И… я ведь тоже был ребенок тогда. У меня даже слюнки закапали. Но сказал «нет» на всякий случай и отполз в дальний угол клетки. Такие провокации со стороны охраны и экспериментаторов случались иногда и могли плохо кончиться.

Но он не ушел. Вперился в меня своими глазищами. Я сразу понял: ментальную технику применяет — и приготовился к худшему. А он говорит: «Ты его хочешь», — и протягивает мне сквозь решетку. Протягивает, а не бросает. Это было совершенно непредставимо, и я осмелился. Вытянул щупальце и взял аккуратненько прям у него из руки. А он покосился так и говорит: «Щупальца. Забавно». И ушел. И начиная со следующего дня начал навещать меня регулярно, со всякими вкусностями. Часами просиживал, привалившись спиной к решетке, что, в общем, не мешало ему с невозмутимым видом присутствовать при опытах, на которых из меня жилы тянули. Но благодаря ему я более или менее выучил язык. Детей там, кроме него и меня, не было, так что я никогда не рассчитывал, что он ко мне привяжется. Считал, что ему просто было тоскливо среди пузатых коротконогих тюремщиков и очкастых зануд-генетиков. До того дня, когда в генно-инженерный центр, как по-научному назывался зверинец, ворвалась аппанская гвардия. Там ведь как получилось, Кори… не как лучше, а как всегда. Решили, что раз аппанцы разработали ментошлемы, то им и карты в руки — у них лучше всех получится взразумить хортуланцев. Плюс они редко болеют, так что их не соблазнить блутеном.

Кори согласно кивает:

— Аппанцы, да. Они очень разумные. Здесь в академии…

Кир нетерпеливо машет щупальцем.

— Ооооочень разумные. Были. До тех пор, пока в первом же центре генной инженерии, который попался на пути их отрядам военной поддержки, не обнаружили умирающий гибрид подицепса с аппанцем. И еще много всякого. Разного. Хортуланцы, приняв во внимание высокую имунноустойчивость аппанцев, именно их ген положили в основу своих самых смелых проектов. Так что от разумной дисциплины аппанских военных, к тому времени как они добрались до наших джунглей, остались рожки до ножки. Равно как и от всего и вся, что осмеливалось встать у них на пути. От императорской семьи, например. Когда они узрели Хорта, ему пришлось улепетывать со всех ног. Ко мне в клетку, разумеется. Свои сдали бы его с потрохами.

Кир надолго замолкает, и Кори приходится подтолкнуть продолжение захватывающей истории:

— И тогда…

— И когда аппанская передовая группа добралась до помещения, где содержался лабораторный образец № 14–45, то есть я, на них в упор смотрели шесть растопыренных отравленных щупалец.

— Против парализаторов? — хмыкает Кори.

— Я всю жизнь просидел там в клетке, Кори. Откуда я мог знать про парализаторы? Да, они могли нас накрыть издали. Но это же аппанцы. Отчетность для них — дело святое. Двинуть лазером по клетке с агрессивным гибридом, а потом целый год писать докладные на тему, куда он девался? Нет, это не их методы. Слава звездам!

— Сколько тебе было лет?

— Двенадцать.

Уважительный ужас — иначе то, что сейчас отражается в глазах у Кори, не назовешь. Выпятить щупальцы, даже отравленные, против парализаторов и скорчеров регулярных десантных частей, сидя в клетке в обнимку с наследным правителем Хортуланы… Что они смешивали в этой пробирке, когда его выводили?

Кир словно читает его мысли:

— Естественно, моя агрессивность во время первой встречи с воинами-освободителями не прибавила мне очков. Верийцы и хоммутьяры поочередно обнюхивали меня, мое личное дело, чуть ли не в ж… мне залезали своими детекторами и зондами. И дружно сказали «нет». Не подошла им, видишь ли, сия генная модификация, ни внешне, ни внутренне. Не были в ней прекрасны ни душа, ни одежда, ни лицо, ни мысли. Не показался достойным образец номер…

Кори понимает, что Кир злится и не может остановиться. Если действительно у него такая хорошая память, то раз за разом прокручивать в ней тот момент, когда тебя отвергли все, на родство, понимание, близость с кем ты надеялся… врагу не пожелаешь. Зачем доброжелательный и спокойный Кир бередит свои раны? Нужно его отвлечь.

— Лучше ты расскажи, как попал на Когнату.

— Ааа… На Когнату. Хорт меня сюда отправил. В последний момент. Они же не снимали ментошлемов — ни на секунду. Так все боялись ментальных атак хортуланцев. И когда Хорта уже увозили — в столицу, по договору между Конфедерацией и министрами Хортуланы — мы стояли перед глайдерами огромной толпой… Представители всех планет грузили своих спасенных. Тех, кто был обречен (у хортуланцев это называлось «неудачный гибрид»), забирали медики. В общем один большой бедлам.

Мы даже попрощаться с ним не успели: он готовился сесть в глайдер с министрами, а мне подсовывали какую-то бумагу — добровольное согласие на медико-биологические эксперименты. На Земле. Деваться было некуда: обещали место, кормежку, предоставлял бы себя для лабораторных работ и демонстраций студентам, жил бы по мере возможности…

Кир отпивает большой глоток, вытирает рот щупальцем.

— Я уже ручку в щупальце взял. Имя — мне его, кстати, Хорт дал — он же меня писать и выучил. А он проходил мимо и по привычке меня просканировал. И понял, что я не хочу. Я же стоял там и до слез завидовал всем этим полумхатмианцам, полуаппанцам, полуверийцам, которых приняли и аккуратненько так рассаживали по кораблям. Со всех сторон только и неслось: «Домой! Потерпи немножко, родной, все закончилось. Скоро ты будешь дома». И все это — мимо меня.

А дело происходило не в джунглях — на пепельной пустоши. Нас туда вывели, потому что глайдеры не проходили между деревьями. Жара стояла страшная. Среди военных, защищенных ментошлемами, был один гражданский чин — дипломат-наблюдатель с Когнаты. Отец Лалы. Он снял ментошлем на три секунды — вытереть пот со лба. Не знал, что там есть функция осушения. Трех секунд Хорту хватило. Заметь, он мог передать что угодно. Мог полностью подчинить себе сознание дипломата. Тем не менее, он использовал это мгновение по-другому. Отец Лалы, ни на йоту не сомневаясь, взял меня с собой. Горло грыз Правительству Когнаты, доказывая, какое это святое дело меня приютить. Думаю, что Хорт успел придать его речам убедительность. Так что я действительно вырос в этом доме, хотя сказать, что я «здесь живу», как выражается Лала, большая натяжка. Вот и все.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});