Россия на историческом повороте: Мемуары - Александр Керенский

8 или 9 ноября два моих верных друга доставили мне петроградские газеты и среди них горьковскую «Новую жизнь» от 7 ноября. Точка зрения Горького на ленинский режим была несколько неожиданной и потому стоит привести ее: «Ленин, Троцкий и их приспешники отравились гнилым ядом власти, как это явствует из их отношения к свободе слова, личности и всех прав, во имя которых боролась демократия. Подобно слепым фанатикам и безответственным авантюристам с головокружительной быстротой они несутся к так называемой «социальной революции», которая на самом деле ведет лишь к анархии и гибели пролетариата и революции. Рабочий класс не может не понять, что Ленин на его шкуре, на его крови производит только некий опыт, стремится довести революционное настроение пролетариата до последней крайности и посмотреть — что из этого выйдет… Рабочие не должны позволить авантюристам и безумцам взваливать на голову пролетариата позорные, бессмысленные и кровавые преступления, за которые расплачиваться будет не Ленин, а сам пролетариат. Рабочий класс должен понять, что Ленин — не всемогущий чародей, а хладнокровный фокусник, не жалеющий ни чести, ни жизни пролетариата».

А в статье, опубликованной в «Деле народа», говорилось: «Через неделю должны были бы уже состояться выборы в Учредительное собрание. Кровавая авантюра большевиков нанесла страшный удар этому ожидавшемуся с такими надеждами торжеству русской трудовой демократии… Насильственный переворот создал в стране условия и психологию, совершенно противоречащие тому настроению умов, которое должно было бы господствовать во время выборов. Пуля — не избирательный бюллетень, и штык — не избирательный манифест…

Где свобода слова? Где свобода печати? Где неприкосновенность личности? Где вся та атмосфера оживленной, но мирной выборной кампании?..

Петроград, Москва, Киев, Одесса, Харьков, Казань испытали на себе прелести «диктатуры пролетариата». Пушки и ружья, сабли и штыки вели достаточно недвусмысленную агитацию за большевиков в этих центрах. Чем будет воля народа в этих избирательных округах, где террор прошелся своим кровавым плугом по улицам и домам?..»[283]

Эти статьи побудили меня написать 8 ноября открытое письмо, которое доставили в Петроград мои верные друзья. Позднее, 22 ноября 1917 года, оно было помещено в газете «Дело народа»:

«Опомнитесь! Разве вы не видите, что воспользовались простотой вашей и бесстыдно обманули вас? Вам в три дня обещали дать мир с германцами, а теперь о нем молят предатели. Зато все лицо земли русской залили братской кровью, вас сделали убийцами, опричниками. С гордостью может поднять свою голову Николай II. Поистине никогда в его время не совершалось таких ужасов. Опричники Малюты Скуратова — и их превзошли опричники Льва Троцкого.

Вам обещали хлеб, а страшный голод уже начинает свое царство, и дети ваши скоро поймут, кто губит их.

Вам обещали царство свободы, царство трудового народа. Где же эта свобода? Она поругана, опозорена. Шайка безумцев, проходимцев и предателей душит свободу, предает революцию, губит родину нашу. Опомнитесь все, у кого еще осталась совесть, кто еще остался человеком!

Будьте гражданами, не добивайте собственными руками родины и революции, за которую восемь месяцев боролись! Оставьте безумцев и предателей! Вернитесь к народу, вернитесь на службу родине и революции!

Это говорю вам я — Керенский. Керенский, которого вожди ваши ославили «контрреволюционером» и «корниловцем», но которого корниловцы хотели предать в руки дезертира Дыбенки и тех, кто с ним.

Восемь месяцев, по воле революции и демократии, я охранял свободу народа и будущее счастье трудящихся масс. Я вместе с лучшими привел вас к дверям Учредительного собрания. Только теперь, когда царствуют насилие и ужас ленинского произвола — его с Троцким диктатура, — только теперь и слепым стало ясно, что в то время, когда я был у власти, была действительная свобода и действительно правила демократия, уважая свободу каждого, отстаивая равенство всех и стремясь к братству трудящихся.

Опомнитесь же, а то будет поздно и погибнет государство наше. Голод, безработица разрушат счастье семей ваших и снова вы вернетесь под ярмо рабства.

Опомнитесь же!»[284]

Жизнь в те дни казалась мне почти невыносимой. Я знал, что в ближайшее время Россию ожидают еще более страшные удары. Ибо цели ленинского восстания — диктатура посредством сепаратного мирного договора с Германией — можно было добиться лишь безжалостным террором, разрушением армии, ликвидацией демократических структур, созданных Февральской революцией.

Становление диктатуры

24 октября 1917 г., выступая на последнем заседании Совета республики, я указал на две ближайшие цели большевиков: 1) открыть фронт немцам и 2) не допустить созыва Учредительного собрания.

В пятницу, 27 октября, официальный орган ВЦИК — газета «Известия», к тому времени, конечно, полностью контролируемая большевиками, опубликовала знаменитый Декрет о мире, принятый вторым съездом Советов. Он вызвал энтузиазм пацифистов и недальновидных политиков, на которых огромное впечатление произвело выраженное в нем желание установить отношения дружбы между всеми народами мира. В своем обращении «ко всем воюющим народам и к их правительствам» миротворцы из Смольного института призывали к немедленным переговорам о мире в подлинном демократическом духе, миру без аннексий и контрибуций. В том же номере «Известий» было помещено обращение второго съезда Советов к «Рабочим, солдатам и крестьянам!».

«Съезд Советов уверен, что революционная армия сумеет защитить революцию от всяких посягательств империализма, пока новое правительство не добьется заключения демократического мира, который оно непосредственно предложит всем народам».[285]

Смысл такого заявления был достаточно ясен: если Германия отклонит предложение о мире, советское правительство начнет «революционную войну», которой постоянно грозили Ленин и Троцкий перед Октябрьской революцией. С этих позиций и развернулась пресловутая кампания за так называемый «демократический мир».

Напыщенный и возвышенный стиль Декрета о мире отражал пустую демагогию, рассчитанную на завоевание симпатий масс путем раздувания надежд на немедленный мир «между народами». Истинной цели этого декрета больше соответствовало замаскированное положение, которое включил в него Ленин, без сомнения адресованное Берлину и находившееся в прямом противоречии с задачами Декрета. «Правительство заявляет, что оно отнюдь не считает вышеуказанных условий мира ультимативными, т. е. соглашается рассмотреть и всякие другие условия мира, настаивая лишь на возможно более быстром предложении их какой бы то ни было воюющей страной и на полнейшей ясности, на безусловном исключении всякой двусмысленности и всякой тайны при предложении условий мира».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});