Наставление в христианской вере, тт. 1,2 - Жан Кальвин

(2. Против этого воззрения ополчаются разные путаники. И хотя это люди невежественные, они движимы, скорее, коварством, нежели глупостью, потому что стараются кричать как можно громче. Они утверждают, что я наношу Иисусу Христу тяжкое оскорбление, ибо невозможно допустить, чтобы Он тревожился о спасении своей души. Потом они заходят в своей клевете ещё дальше и заявляют, будто я приписываю Сыну Божьему отчаяние, несовместимое с верой152.

Но, во-первых, что касается страха и растерянности Иисуса Христа, о которых совершенно ясно говорится в Евангелии, то эти канальи берут на себя слишком большую смелость, поднимая этот вопрос. У евангелистов сказано, что перед смертью Иисус смутился духом и был охвачен тоской. Когда смерть была совсем близка, Он устрашился ещё больше. Если кто-нибудь скажет, что то была лишь видимость, то такая уловка просто гнусна. Как сказал св. Амвросий, мы должны честно и открыто признать реальность душевных мук Иисуса,

если только не стыдимся его Креста3. В самом деле, если бы перенесённые Им мучения не касались души, то Он был бы лишь искупителем тел. Но Он боролся, чтобы поднять тех, кто, брошенный на землю, не в силах встать. И это ничуть не преуменьшает небесную славу Иисуса Христа, в которой мы созерцаем его доброту, изумительно сияющую как раз оттого, что Он не презрел принять на Себя наши немощи. Вот откуда почерпнул апостол утешение, которое подаёт нам в несчастьях и муках: наш Посредник сам испытал наши немощи и может сострадать нам в них, постоянно готовый помочь их преодолеть (Евр 4:15).

Наши противники твердят, что недопустимо приписывать Иисусу Христу низменную слабость. Как будто они мудрее Божьего Духа, который вполне согласует эти две вещи: Иисус Христос был, как и мы, искушён во всём — однако, кроме греха. Нам не следует удивляться немощи, которую Он на Себя принял,— не принуждаемый к этому силой или необходимостью, но побуждаемый своим милосердием и чистой любовью к нам. Поэтому всё, что Он претерпел по своей воле ради нас, нисколько не ущемляет его достоинства.

Эти люди злословят, не сознавая, что немощь Иисуса Христа была свободна от всякой скверны и порока, будучи частью его послушания Богу. Из-за того, что в нашей испорченной природе невозможно обнаружить праведной сдержанности, поскольку все страсти в ней искажены и чрезмерны, эти люди судят о Сыне Божьем по общей мерке. Но различие огромно, ибо Он, обладая неповреждённой природой и не имея даже пятнышка несовершенства, так сдерживал свои чувства, что нельзя было заметить какого-либо срыва. В муках, страхе и томлении Он мог походить на нас — однако отличался от нас и в этих состояниях.

Но и убедившись в этом, они принимаются за другие бредни. Пусть Иисус Христос страшился смерти, но Он не боялся проклятия и гнева Божьего, так как чувствовал, что ограждён от них. Я прошу читателей задуматься, насколько почётно для Христа быть трусливее большинства людей с падшей душою? Разбойники и злодеи, стиснув зубы, идут на смерть, многие из них презирают её до такой степени, что кажется, будто смерть для них только игра, а иные принимают её с полным спокойствием. И если бы Сын Божий перед лицом смерти цепенел от страха, то о какой стойкости и о каком величии души можно было бы говорить?

А ведь евангелисты рассказывают о Нём такое, что кое-кто может счесть невероятным и противоестественным: что по причине глубочайших душевных терзаний с его лица падали капли крови. Правда, люди не видели этого, потому что Он молился Отцу тайно в уединённом месте. Все сомнения отпадают, когда мы читаем, что понадобилось Ангелу спуститься с небес, чтобы утешить Его каким-то новым и необыкновенным способом. Какой был бы стыд, если бы Сын Божий оказался столь женственен, что из-за обычной смерти мучился до такой степени, что пот его был как кровь и Он мог воспрянуть духом только при виде Ангела! Подумаем ещё о молении, которое Он повторил трижды: «Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия» (Мф 26:39). Нетрудно догадаться, что оно проистекает от невыносимой горести, что Иисус Христос вёл борьбу более трудную и ожесточённую, чем борьба со страхом смерти. Так обнаруживается, что путаники, которым я отвечаю, дерзостно болтают о вещах неведомых, что они никогда не понимали и даже не задумывались, что значит быть искупленным от Божьего суда. Наша мудрость заключается в том, чтобы чувствовать и сознавать, чего стоило Сыну Божьему наше спасение.

Если теперь кто-нибудь спросит, спускался ли Иисус Христос в ад, когда просил Отца избавить Его от смерти153, то я отвечу, что именно это было началом. Отсюда можно сделать вывод, что вынесенные Им муки были настолько ужасны, что устрашили Его. Ибо Он сознавал, что Ему предстоит отвечать перед судейским престолом Бога как виновному во всех наших злодеяниях. Но, хотя божественная сила его Духа была словно спрятана на какое-то время — пока Иисус Христос не совершил дело нашего искупления — и проявилась вся немощь плоти, нам надлежит знать, что это искушение страха и боли не могло отвратить Его от веры. С этим непосредственно связано то, о чём мы говорили, ссылаясь на проповедь св. Петра: что смерти было невозможно Его удержать (Деян 2:24). Ибо чувствуя, что Он как бы покинут Богом, Иисус Христос ничуть не уклонялся от веры в Его доброту. Об этом свидетельствует мольба, вырвавшаяся из Его уст в момент величайших страданий: «Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?» (Мф 27:46) Если бы Иисус был отягощен сверх меры, Он перестал бы звать своего Бога, которому, однако, Он печалился об оставленное™.

Здесь обнаруживается заблуждение еретика древности Аполлинария и одновременно всех тех, кого называли монофелитами154. Аполлинарий вообразил, что в Иисусе Христе вместо души пребывал вечный дух, вследствие чего Он был человеком как бы только наполовину3. Это слишком явная нелепость, ибо из неё следует, что Иисус Христос мог изгладить наши грехи как-то иначе, нежели целиком повинуясь Отцу. А где может возникнуть склонность или воля повиноваться, если не в душе? Душа Иисуса Христа терзалась, дабы наши души, избавленные от терзаний и тревоги, пребывали в мире и покое. А монофелиты захотели убедить Церковь, что у Иисуса Христа была только одна воля. Однако мы видим, что как человек Иисус Христос не желал того, чего Он желал согласно своей божественной природе.

Я позволю себе сказать, что Иисус Христос укротил и преодолел страх, о котором мы говорили, посредством противоположного стремления. Отсюда видимость противоречия в его словах: «Отче! избавь Меня от часа сего! Но на сей час Я и пришёл. Отче! прославь имя Твоё*!» (Ин 12:27-28) Даже в этом крайнем смятении Иисус Христос не проявил какой-то чрезмерности и невоздержанности, которые часто проявляем мы, даже когда прилагаем усилия, чтобы обуздать себя.

13. Далее следует сказать о воскресении мёртвых. Без этого всё, о чём мы рассуждали до сих пор, было бы неполным. Ибо, поскольку в распятии, смерти и погребении Христа проявилась наша немощь, то вера, чтобы окончательно утвердиться, должна идти дальше. Поэтому, хотя наше спасение совершилось уже в смерти Иисуса Христа — так как через неё мы примирены с Богом, Он удовлетворён своим справедливым судом, проклятие снято и мы освобождены от всех наказаний, которые заслужили,— всё-таки сказано, что не смертью мы воскрешены к живому упованию, но воскресением (1 Пет 1:3).

Ибо, как Иисус Христос, воскреснув, стал победителем смерти, так и победа над нашею смертью заключена в его воскресении155. Слова св. Павла лучше говорят, что это означает: Он «предан за грехи наши и воскрес для оправдания нашего» (Рим 4:25), то есть Его смертью

а Заблуждения Аполлинария были осуждены на Третьем Римском соборе в 376 г., на Четвёртом Римском в 380 г. и на Втором Вселенском соборе в Константинополе в 381 г. (I определение). Монофелиты были анафематствованы на Шестом Вселенском соборе в Константинополе в 680 г. (XVI заседание).— Прим. франц. изд.

У Кальвина — «прославь Сына твоего». Однако в латинской версии данный текст совпадает с Синодальным.— Прим. перев.

с нас сняты грехи, а Его воскресением установлена праведность. Как Иисус Христос, умерев, мог избавить нас от смерти, если бы Он сам покорился ей? Как мог Он одержать победу, если бы проиграл битву?

Поэтому суть нашего спасения мы делим между смертью Христа и его воскресением таким образом. Его смертью уничтожен грех и устранена смерть. Его воскресением установлена праведность и воскрешена жизнь. Причём через воскресение и сама смерть обрела благую действенную силу. Св. Павел свидетельствует нам, что Иисус Христос открылся Сыном Божьим через воскресение из мёртвых (Рим 1:4), ибо тем самым Он раскрыл свою небесную силу — словно чистое зеркало своей божественности, твёрдую опору нашей веры. В другом его Послании сказано, что Иисус Христос пострадал в немощи плоти и воскрес силою своего Духа (2 Кор 13:4). Тот же смысл имеют слова св. Павла о совершенстве, когда апостол говорит, что стремится «познать Его, и силу воскресения Его» (Флп 3:10). С этим вполне согласуется речение св. Петра, что Бог «воскресил Его из мёртвых и дал Ему славу, чтобы вы[4] имели веру и упование на Бога» (1 Пет 1:21). Не в том смысле, что наша вера, полагаемая в смерти Иисуса Христа, может поколебаться, но в том, что сила Божья, которая хранит нас в вере, раскрывается и проявляется прежде всего в воскресении.