Колдунья - Филиппа Грегори

Ну и что, что она носит сына Хьюго, ведь старый лорд спланировал все заранее, он отберет у нее малыша и признает его наследником. Прежде Элис и в голову не приходило подобное развитие событий. Она и не подозревала, что такое возможно. Ей казалось, что ее ребенок, ее мальчик, станет для нее пропуском в эту семью. Она задержалась на ступеньках, чтобы отдышаться и избавиться от пляшущих в глазах черных точек.

— Я заболела, — вслух произнесла она.

Если она заболеет, Кэтрин не будет настаивать на ее визите, а лорд Хью не станет угрожать ей. Если она заболеет и сляжет, никто не обвинит ее в том, что она ни слова не сказала в защиту матушки Хильдебранды, не попыталась спасти ее, когда аббатису подвергли мучительной смерти и она стяжала венец мученицы за веру. Да и в чем виновата Элис, если матушка Хильдебранда сама страстно желает стать святой? К тому же Элис нездоровится.

— Я заболела, — повторила она, и в ее голосе уже прозвучала уверенность. — Я очень больна.

Она медленно потащилась дальше, добралась до дамской галереи и открыла дверь.

Внутри было пусто, стояла полная тишина. Одна только Мэри сидела у камина и что-то шила. Увидев Элис, она сразу отложила работу, вскочила и сделала реверанс.

— Вами интересовалась леди Кэтрин, миледи Элис, — радостно сообщила она. — Передать ей, что вы пришли? Или, может, желаете прилечь?

Взглянув на нее с неприязнью, Элис ответила:

— Я зайду к леди Кэтрин. Она очень встревожилась, когда утром увидела в окно, как ты заигрываешь с ее мужем.

Мэри изобразила удивленное лицо.

— Молодой лорд Хьюго не привык спрашивать разрешения, когда хочет получить удовольствие, — сдержанно продолжила Элис. — Но советую тебе лишний раз не попадаться ему на глаза, Мэри. Если станешь расстраивать леди Кэтрин, она прогонит тебя из замка.

Щеки служанки пылали.

— Простите меня, миледи, — пролепетала она. — Мы ничего такого не делали, просто болтали и смеялись.

Элис смотрела на нее недовольно, словно в жизни не слышала веселой болтовни и смеха Хьюго, не видела его обольстительной улыбки.

— Если ты похотлива, как кошка, держись подальше от молодого лорда, — отчеканила она. — Тебе придется несладко, если ты обидишь его жену. Сама говорила, что отец твой беден и у него нет работы. Думаю, тяжело придется твоей семье, если ты вернешься домой без гроша в кармане и без надежды снова попасть в услужение в хороший дом.

— Извините меня, пожалуйста, миледи, — смиренно промолвила Мэри, опустив голову. — Этого больше не повторится.

Кивнув, Элис направилась в комнату Кэтрин; в ее груди пылала злоба.

Госпожа была одета, она сидела в кресле, уставившись в окно. За ней Элис разглядела двор, сад, залитую солнцем внутреннюю стену, верхушки яблонь, растущих на внешнем дворе. А за низеньким зданием пекарни высилась мрачная, без единого окна, круглая тюремная башня.

— Как хорошо ты сегодня выглядишь, Кэтрин, — проворковала Элис тоненьким голоском. — Тебе уже лучше?

Но лицо миледи, когда она обернулась, было унылым. С утратой беременности исчезли полнота и румяность щек, на лице прорезались прежние глубокие морщины.

— Я только что видела тебя в саду, — заметила она. — Ты беседовала со старым лордом.

Насторожившись, Элис кивнула.

— Какая я была дура! — вдруг крикнула Кэтрин. — Я позвала твою девчонку и спросила, уж не беременна ли ты, а она сделала реверанс и ответила: «Да, миледи» — таким тоном, будто это давно всем известно и никого не удивляет!

Элис подвинула к себе кресло и села.

— Это ребенок Хьюго? — яростно зашипела Кэтрин. — Говори, это его ребенок? Как я была слепа, что не догадалась раньше! А теперь смотрю: идет по саду и выставляет свой живот перед милордом. Ты действительно ждешь от Хьюго ребенка?

— Да, — тихо отозвалась Элис.

Широко раскрыв рот, Кэтрин беззвучно заплакала. По ее желтоватым, болезненным щекам покатились крупные слезы. Она плакала, не стыдясь, как ребенок, которому сделали больно, губы ее расползлись, на сморщенном лице некрасиво зиял разинутый рот. Элис увидела нездоровый налет на ее языке и черное дупло в зубе.

Наконец миледи судорожно вздохнула и подавила горькое рыдание.

— И давно уже? — уточнила она.

— С июня, — не стала скрывать Элис. — Рожать буду в апреле. Уже три месяца.

Кэтрин кивнула, потом еще и еще, она кивала без остановки, словно заводная кукла.

— Так значит, ты обманула меня, — заключила она, ухватив край рукава, вытерев мокрое лицо и продолжая кивать. — Значит, ты не поселишься со мной на ферме, это все вранье. Ты останешься здесь, и родишь Хьюго ребенка, и будешь надеяться, что поднимешься выше в его благосклонности и в благосклонности старого лорда.

Элис молчала. Кэтрин подавила подступившие к горлу слезы, ее скулы шевельнулись, будто жабры у плавающего в пруду карпа.

— А я, дура, решила, что ты придешь ко мне, будешь любить меня, ты пообещала жить со мной, а сама в это время плела интригу, чтобы меня отослали подальше и вам с Хьюго можно было спокойно развлекаться, ни от кого не скрываясь! Ты опозорила меня, Элис. Ты осрамила меня перед замком, перед городом, перед всем светом. Я-то надеялась, что ты любишь меня, что мы с тобой друзья, что между мной и Хьюго ты предпочла меня. Утром, когда мы планировали совместное будущее, ты играла со мной. Надеялась быстро от меня избавиться.

Слушая эти обвинения, Элис сидела неподвижно, как изваяние. Она ощущала, что раздражение миледи нарастает и переходит в гнев, что горе накрывает ее безжалостной волной, но оставалась безучастной.

— Ты предала меня, — продолжала Кэтрин. — Ты мне не друг, ты вероломна и лжива. У тебя нет чести. — Она подавила еще одно мощное рыдание. — С Хьюго ты ведешь себя как шлюха, а к старому лорду подлизываешься, словно ты его дочка. Со мной прикидываешься подругой, с моими дамами строишь из себя королеву, помыкаешь ими. В тебе все лживо, нет ни крупицы правды, Элис, ни капли чести. Ты совершенно бесчувственная, Элис бесчувственная!

Оторвав взгляд от круглой башни без окон, Элис опустила голову. Да, Кэтрин, скорей всего, права. Значит, бесчувственная. Интересно, что там делают сейчас с матушкой Хильдебрандой?

— Мне немного нездоровится, — пожаловалась Элис, вставая. — Пойду к себе, отдохну перед ужином.

Кэтрин подняла к ней свое болезненное, жалкое, мокрое от слез лицо.

— И ты ничего мне не скажешь? — удивилась она. — Ты вот так уйдешь и оставишь меня расстроенной и сердитой? Ты даже не попробуешь оправдаться, объяснить, почему ты обманула меня? Почему не сдержала слово? Почему так вероломна? Почему поступаешь столь низко?