Кутузов - Лидия Ивченко

Отметим, что события на южном фланге являлись для Наполеона такой же неожиданностью, как и для Кутузова. Что же произошло? Около 6.30, получив ошибочное известие о гибели маршала Даву, Наполеон передал командование войсками маршалу М. Нею, рассчитывая, что «храбрейший из храбрых» по диспозиции примкнет правым флангом к войскам Даву для решительной атаки Семеновского. Но Ней внезапно повернул свою колонну направо, пытаясь в азарте поразить одним ударом двойную цель: взять и флеши, и деревню Семеновское. Соединив все войска, бывшие у него под рукой, маршал «непомерно усилил свой правый фланг». Инициатива Нея, следствием которой явилось смещение более 13 тысяч человек на край левого фланга русской армии, существенно повлияла на ход битвы, предопределив ее «нерешенный исход». Это «самоуправство» создало обоюдоострую ситуацию, и, с точки зрения неприятельской стороны, поступок Нея мог быть оправдан, увенчайся он успехом. Кутузов не успевал стремительно отреагировать на молниеносный рывок противника. Он в полной мере осознал опасность, нависшую над армией Багратиона, не столько у самого Семеновского, сколько севернее деревни, где между 8.00 и 9.00 русских войск не хватало, но их не хватило и неприятелю: по иронии судьбы в этом пункте фронт обеих армий «разорвался» одновременно! Сами французы были уверены в том, что в 9.00 победа почти была у них в руках. Однако защитникам Семеновского удалось отразить эту сокрушительную атаку неприятеля, переломив кризисный момент сражения. Кутузов пытался найти объяснение «разжижению» (Ф. Н. Глинка) неприятельского фронта именно там, где он ожидал сильного натиска: французы, сбившись в колонну, ломились на самый край левого фланга, почему-то пренебрегая пустым пространством между батареей Раевского и деревней Семеновское. Наполеон же был удивлен открывшимся ему при солнечных лучах зрелищем. Его армия, по образному выражению очевидца, «наваливала» всей массой на левый фланг противника, правый фланг которого он увидел на том же самом месте, где и накануне, протянувшимся на север до линии горизонта. Созерцание величавой мощи правого крыла русских обескураживало Наполеона. Сомнения французского полководца изложены штабным генералом Ж. Пеле: «<…> Русские офицеры пренебрегли занять разветвление оврага, узел обороны. <…> Мы не могли воспользоваться этой небрежностью, потому что леса скрывали от нас расположение местности. Иначе с нашей стороны было бы важной ошибкой не связать массой пехоты атаки центра и левого крыла». Но именно это и случилось: неприятельские атаки центра и левого крыла русской позиции оказались не связаны между собой, в чем сам неприятель видел причину нерешительного исхода сражения.

Отечественная историография содержит немало упреков в адрес Кутузова, не торопившегося передвигать войска 2-го и 4-го пехотных корпусов. Принято считать, что эти соединения подоспели к месту боя лишь около 12.00, но последние исследования боевых действий на Старой Смоленской дороге позволяют усомниться в этой «полуденной версии»92. Около 7.00 в Утицком лесу польские войска 5-го пехотного корпуса генерала Ю. Понятовского достигли расположения 3-го пехотного корпуса генерал-лейтенанта Н. А. Тучкова 1-го. Перед противниками стояли сходные задачи: «скрытое войско» Тучкова, по замыслу Кутузова, должно было неожиданно нанести удар по флангу неприятеля, атакующего войска Багратиона, а корпусу князя Понятовского предписывалось также внезапно обрушиться с фланга на Багратиона, содействуя фронтальным атакам Даву, Нея и Мюрата. Тучкову удалось остановить продвижение польского корпуса по Старой Смоленской дороге, предотвратив угрозу левому флангу русской позиции. После 9.00 маршал Ней узнал, что Понятовский не может поддержать фронтальный натиск наполеоновских войск на позицию русских у Семеновского. Более того, между войсками Нея и Даву, атакующими Семеновское, и корпусом Понятовского образовалось пространство, занятое русскими егерями, вступившими в оживленную перестрелку с поляками. Ней, чтобы обезопасить свой фланг, направил в лес части 8-го корпуса Жюно. Около 10.00 вестфальцы натолкнулись в лесу на части… 2-го пехотного корпуса генерал-лейтенанта К. Ф. Багговута! Это означает, что Рязанский и Брестский пехотные полки из корпуса Багговута прибыли с крайней правой точки русской позиции в крайнюю левую точку задолго до полудня! Что же тогда говорить о 4-м пехотном корпусе генерал-лейтенанта графа А. И. Остермана-Толстого, располагавшегося перед битвой на Новой Смоленской дороге, которому надлежало преодолеть менее двух верст для того, чтобы «залатать» фронт между батареей Раевского и Семеновским? Следовательно, если войска 2-го и 4-го корпусов и запаздывали, то отнюдь не на три часа, а их пребывание на правом фланге имело положительное влияние на ход битвы: во-первых, Наполеон посчитал нужным усилить корпус Богарне двумя пехотными дивизиями из корпуса Даву, который поэтому не смог взять с ходу флеши; во-вторых, французский полководец также не стал «отрывать» свой фланг от Новой Смоленской дороги.

Итак, в 9.00 французы не смогли реализовать возможность добиться победы; для русских воинов кризис сражения благополучно миновал, хотя им еще многое предстояло вынести в битве, которая развернулась по всему фронту от батареи Раевского до Старой Смоленской дороги. Пока наши войска в центре отражали атаку французов на батарею Раевского, а корпус Тучкова 1-го сдерживал натиск поляков и вестфальцев в Утицком лесу, Коновницын «устроил к бою» на высотах за Семеновским оврагом левый фланг, командование которым он передал генералу Дохтурову, назначенному Кутузовым вместо князя Багратиона. В первой линии находились «в баталионных каре» полки лейб-гвардии Литовский и Измайловский, располагавшиеся южнее Семеновского, которое французы часто называли «сожженной деревней». К гвардейцам примкнула 3-я пехотная дивизия Коновницына и все, что осталось от многострадальной пехоты 2-й армии князя Багратиона, более трех часов отстаивавшей «боковые реданты». Один из участников битвы вспоминал, как в это время к защитникам Семеновского прибыл с командного пункта Кутузова полковник К. Ф. Толь и обратился к малочисленной группе солдат, заступивших место у орудий вместо выбывших из строя артиллеристов: «Какого полку, ребята?» И получил ответ: «Вторая сводная гренадерская дивизия графа Воронцова». Позади пехоты, во второй линии находились кирасирские полки из корпуса князя Голицына 5-го и 4-й кавалерийский корпус генерал-майора К. К. Сиверса 1-го. Русские войска, покинув флеши, успешно преодолели Семеновский овраг, что свидетельствовало о том, что силы атакующего противника постепенно слабели. В особенности это касалось знаменитой неприятельской пехоты, той самой пехоты, которая, по словам М. С. Воронцова, «с первых годов революции насчитывала десять успехов на одно поражение и во всех отношениях изменила политическое положение Европы». После 10.00 на главные роли в битве заступила кавалерия Великой армии, до того времени находившаяся «в страдательном бездействии» под выстрелами русской артиллерии, «менявшейся смертью» с неприятелем. Более 200 орудий громили русскую позицию за оврагом, огонь русской артиллерии был не менее сокрушителен: генерал Коновницын «с необыкновенною быстротою устроил сильные батареи, которые неслись и стреляли; строились и стреляли; остановились и громили разрушительными очередными залпами». По словам иностранных историков, эта знаменитая «артиллерийская дуэль стала „фирменным знаком Бородинского сражения“». Между 10.00 и 11.00 неприятель вновь атаковал Семеновское. Обеспечить успех пехоты должен был 4-й кавалерийский корпус генерала Латур-Мобура, некогда бывшего послом в Константинополе, но атаки неприятельской кавалерии оказались недостаточно мощными. По словам неприятельских офицеров, «поле сражения было слишком тесно для огромного количества стиснутых на нем войск». Начальник штаба 2-й армии генерал Э. Ф. Сен-При, наблюдавший за происходящим, записал в Дневнике: «Тем не менее цель французов была достигнута, пехота их воспользовалась этой минутой беспорядка, чтобы овладеть деревней. <…> Все наше левое крыло построилось позади деревни…»93 Укрепившись «на плато у сожженной деревни», французы подвинули орудия через овраг, подвергая всю линию сокрушительному обстрелу. Гвардейские офицеры, выстоявшие «со сжатым сердцем» несколько часов на позиции у Семеновского, сознавались, «что уже не искали способа отражать наскоков французской кавалерии, прерывавших на время действия французских батарей. И кто поверит, что минуты этих разорительных наскоков были минутами отрады и отдыха!»94. Захватив деревню, войска Даву и Нея, поддерживаемые кавалерией, «потянулись» к центральной высоте. Войска 4-го корпуса вновь собирались атаковать батарею Раевского, как вдруг Евг. Богарне получил известие об атаке русской конницы. Около 9.00 Кутузов принял предложение полковника Толя произвести «диверсию» силами кавалерийских корпусов генерал-лейтенанта Ф. П. Уварова и генерала от кавалерии М. И. Платова против правого крыла неприятеля. Между 12.00 и 13.00 кавалеристы Уварова и казаки Платова, переправившись через Колочу, показались севернее Бородина. Богарне приостановил атаку Большого редута, вернув часть своих войск на левый берег реки Колочи. Конечно, отряд силой в 2500 сабель вряд ли мог существенно повлиять на ход сражения, однако «развлек неприятеля», «несколько оттянув его силы, которые столь сильно стремились атаковать 2-ю нашу армию». Воины, сражавшиеся на нашем левом фланге, заметили, что на какое-то время им «сделалось легче дышать». Главным же следствием кавалерийского рейда явилось то, что неприятель на два часа приостановил атаку центра, позволив русскому командованию перегруппировать войска. Около 15.00 пехота Богарне двинулась в атаку на Большой редут, однако решающая роль в предстоящей схватке выпала на долю кавалерии. Неприятелю удалось сосредоточить здесь около 10 тысяч сабель. Русское командование спешно пыталось создать новый оборонительный рубеж с наличными силами: «ключ позиции» защищала 24-я пехотная дивизия генерал-майора П. Г. Лихачева, северо-восточнее редута в направлении деревни Горки располагались полки 7-й пехотной дивизии генерал-майора П. М. Капцевича, от редута до Семеновского, изогнувшись дугой, выстроился 4-й пехотный корпус Остермана-Толстого. «Бесподобная пехота» два часа находилась на равнине под перекрестным огнем и несла страшные потери, но «избежать этого важного неудобства», по словам Барклая, «было нельзя». Адъютант генерала Ермолова П. X. Граббе предлагал русским воинам лечь на землю, чтобы уменьшить потери от артиллерийского огня, но они отказались, предпочитая встретить смерть стоя. Курганная высота осталась в руках французов. В жестоком штыковом бою почти полностью полегла дивизия П. Г. Лихачева, но неприятелю казалось, «что она и мертвая продолжала защищать свой редут». Израненный штыками генерал Лихачев был взят в плен; со стороны неприятеля «остался в редуте» генерал О. Коленкур, пообещавший Наполеону, что будет там, живым или мертвым. После взятия редута на местности, прилежащей к укреплению, происходили ожесточенные кавалерийские бои, продолжавшиеся более двух часов. Адъютант Барклая де Толли В. И. Левенштерн вспоминал о грандиозной кавалерийской «сшибке» (20 тысяч сабель) в центре позиции: «Сражение перешло в рукопашную схватку: сражающиеся смешались, не было более правильных рядов, не было сомкнутых колонн, были только более или менее многочисленные группы, которые сталкивались одна с другой…»95 Неприятельская кавалерия не раз бросалась в атаки на русскую пехоту 4-го и 6-го корпусов, которая, построившись в каре, отбивалась от нападений штыками и «стреляла одновременно со всех фасов».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});