История Русской Церкви в период постепенного перехода ее к самостоятельности (1240-1589). Отдел второй: 1448-1589 - Митрополит Макарий

Упомянем еще о новых крестных ходах в Москве, которые установил Стоглавый Собор. Эти ходы были троякого рода: одни совершались из местных семи московских соборов в главный кафедральный Успенский собор; другие из местных соборов – в приходские церкви, к ним причисленные; третьи – из приходских церквей в другие, причисленные к одному с ними собору. Ходы первого рода совершались только три раза в год: в неделю всех святых, в понедельник Светлой седмицы и в неделю пред Воздвижением. Во все эти три дня священники приходских церквей, причисленных к тому или другому из местных московских соборов, отпев каждый вечерню в своей церкви, шли вместе с прихожанами в свой собор, где также отправляема была вечерня местным священником. По окончании ее поднимали кресты и хоругви и поповский староста, взяв в руки крест, начинал молебен и вместе со всеми собравшимися священниками и их прихожанами совершал крестный ход в Успенский кафедральный собор; во время хода продолжали петь молебен и все православные имели в руках свечи. Дождав окончания вечерни в кафедральной церкви, поповский староста со своим Собором начинал петь посреди церкви стих: «Радуйся, Двере Божия»; диакон говорил ектению: «Помилуй нас, Боже», кадил иконы, священнослужителей и весь народ; староста произносил отпуст и подносил митрополиту или другому присутствовавшему владыке крест. Митрополит, приложившись ко кресту, благословлял старосту и всех пришедших с ним священников и народ и отпускал их. И они тем же крестным ходом с пением молебна возвращались в свою соборную церковь, из которой после отпуста расходились в свои дома. Таким же точно образом поступали один за другим и все прочие поповские старосты семи московских соборов, приходившие с подведомыми им священниками и народом в кафедральную церковь. Из местных соборов в приходские церкви, к ним причисленные, крестные ходы совершались: а) от недели всех святых до праздника Воздвижения каждый воскресный день после вечерни и б) во всю Светлую седмицу каждый день после заутрени: в эти дни приходские священники с своими прихожанами собирались в свой собор и оттуда ходили с крестами по всем церквам, к нему причисленным. Наконец, когда наступал храмовой праздник в какой-либо приходской церкви, то священники всех других церквей одного с нею Собора совершали в нее крестные ходы с своими прихожанами после заутрени, которую отправляли в собственных церквах. Все эти крестные ходы второго и третьего рода совершались по тому же самому чину, как и ходы из местных московских соборов в кафедральный Успенский, и все сопровождались церковным звоном (Стоглав. Гл. 35).

В церковном пении нашем произошла значительная перемена. В первые четыре века нашей Церкви у нас пели «на речь», то есть произносили при пении слова священных песней точно так же, как они произносились в речи, в разговоре и как писались: то был период праворечия, или истинноречия, в нашем церковном пении. С пятнадцатого века и особенно с половины его у нас настал период раздельноречия, или растяжноречия, в церковном пении, начали петь слова не так, как они произносились в речи и писались, а с изменением в них полугласных букв на гласные, иногда с прибавкою гласных, иногда даже с отнятием согласных; например, слова песни: «Съгрешихом, беззаконовахом... пред Тобою... но не предажь нас до конца» – начали петь: «Согрешихомо и беззаконновахомо передо Тобою, но не предамже насо до конеца». Такое растяжноречие в церковном пении входило постепенно, и в нотных книгах 1-й половины XV в. оно встречается еще весьма редко, лишь в немногих словах. Но со 2-й половины этого века оно стало усиливаться и распространяться более и более, и под конец 1476 г. новгородский летописец с изумлением заметил: «Той же зимы некоторые философове начаша пети: „Огосподи, помилуй“, а друзеи: „Осподи, помилуй“ (Собр. лет. 4. 130). В продолжение же XVI в. достигло высшей степени, так что некоторые слова при пении трудно было и понять; например, пели вместо „Спас“ „Сопасо“, вместо „изми“ – „иземи“, вместо „во мне“ – „во моне“. Нотные знаки и теперь оставались прежние, безлинейные, писались непосредственно над словами и слогами текста и назывались знаменами и крюками, но в начертании их совершилась перемена: их стали писать скорописью. Потом для удобнейшего понимания этих крюковых нот к концу XV в. начали прибавлять иногда пояснительные знаки на полях нотных рукописей, а во 2-й половине XVI в. при каждой крюковой ноте отдельно от нее начали писать киноварные подметные слова, или пометы, обозначавшие какую-либо перемену в степени или исполнении звука. Мало-помалу во всеобщее употребление вошли пометы, изобретенные новгородцем Иваном Акимовичем Шайдуровым. Вместе с тем начали появляться в нотных книгах особою статьею краткие руководства к изучению крюковых знаков и помет к ним, и одно из таких руководств под именем грамматики составлено тем же Шайдуровым. Церковному пению обучались у нас в первоначальных школах вместе с чтением и письмом и у тех же мастеров. А как школы эти к концу XV и в начале XVI в. пришли в крайний упадок, то упало с ними и церковное пение. «Мужики озорные на крылосе поют... мужики-невежи учат робят да речь им портят», – писал владыка Новгородский Геннадий к митрополиту Симону и просил его ходатайства пред государем об открытии училищ (А. и. 1. 147, 148). Стоглавый Собор также сознал этот упадок и недостаток училищ и с сожалением воспоминал, что прежде в Москве и Новгороде и других городах многие училища бывали, и певцы и чтецы славные были по всей земле, а потому определил, чтобы в каждом городе заботливостию местного духовенства открыты были училища в домах тех священников, диаконов и дьяков, которые горазды читать, и петь, и писать (Стоглав. Гл. 25, 26). Из числа вновь заведенных училищ прежде всех принесли добрые плоды для церковного пения новгородские. Из них вышли сделавшиеся вскоре знаменитыми мастерами Иван Шайдуров, Маркелл Безбородый и два брата Василий и Савва Роговы, родом корелы. О трудах Шайдурова мы уже упоминали. Маркелл, сперва инок, потом игумен хутынский, известный автор жития святого Никиты Новгородского и канона ему, «роспел (т. е. положил на ноты) Псалтырь». Василий Рогов, в монашестве Варлаам и с 1586 г. архиепископ Ростовский, «зело был горазд знаменному, и троесрочному, и демественному пению, был роспевщик и творец (т. е. сам сочинял ноты)». А брат его Савва славился преимущественно как искусный учитель церковному пению и приготовил многих не менее прославившихся учеников. Таковы были Иван Нос, Феодор Христианин, московский священник, и Стефан Голыш. Первые два действовали в Москве и иногда по воле царя Ивана Васильевича – в его Александровской слободе, и Иван Нос «роспел и изъяснил Триоди, святым стихиры и славники, также крестобогородичны и богородичны минейныя», а поп Феодор особенно был «горазд знаменному пению, и мнози от него научишася». Стефан же Голыш, новгородец, «ходил по градам и учил Усольскую страну» и, кроме того, «много знаменнаго пения роспел». Из учеников его наиболее известен Иван Лукошков, впоследствии Исаия, архимандрит владимирской Рождественской обители: он «вельми знаменнаго пения распространил и наполнил». Первая заслуга всех этих мастеров состояла в том, что они обучали других искусному пению, и из их-то учеников, конечно, наполнялись существовавшие у нас хоры певчих: государев, митрополичий и прочих архиереев. Но еще важнее была та заслуга, что этими мастерами положены на ноты «и в нашей Рустей земли просиявшим безчисленными чудесы мужем же и женам, иже именуются новые чудотворцы, овым стихеры, иным же славники, а иным с литиями и с хвалитными стихеры и с величании полные празднества, от месяца сентября до конца месяца августа». Учреждено у нас в настоящий период много праздников в честь русских святых, составлено им много новых служб. И вот нашлись мастера, которые положили на ноты, где следует, все эти службы и тем дали своим соотечественникам возможность прославлять новоявленных угодников Божиих приличными песнопениями и светлее праздновать новые церковные праздники.

III. Церковно-богослужебные книги и священно действия

Обратимся теперь вообще к церковным книгам, по которым совершалось у нас тогда богослужение. О существовании в нашей Церкви полного круга богослужебных книг в настоящий период не может быть ни малейшего сомнения, так как от 2-й половины XV и особенно от XVI в. сохранились многие списки всех этих книг и некоторые из них довольно подробно описаны. Что же представляют нам эти списки? При сличении списков каждой книги прежде всего поражаемся их разнообразием. Списки, например, Служебника, важнейшей из богослужебных книг, можно, по-видимому, разделить на два класса. Большая часть из них списывалась с Служебника Киприанова, представляющего чин литургии в том виде, какой дал ей в XIV в. известный патриарх Цареградский Филофей. При всем том списки эти разнятся и от Служебника Киприанова и между собою то сокращениями, то дополнениями, то изменениями, даже те списки, на которых прямо замечено, что они писаны «с митрополича с Киприанова переводу слово в слово», оказываются довольно с ним несходными. Списки второго класса списывались частию с Киприанова, частию же с разных других Служебников, употреблявшихся у нас до Киприана, и еще более разнятся как между собою, так и от списков Киприановской редакции. Считая излишним перечислять все разности, встречающиеся в тех и других списках, укажем только на две из них как относящиеся к решению вопросов, получивших у нас особую важность в XVII в.: вопроса о числе просфор на проскомидии и вопроса о молитвенном призывании пред освящением Даров: Господи, Иже Пресвятаго Твоего Духа и пр. Число просфор в некоторых списках не определено и ясно говорится только или о двух первых просфорах, или о трех; в других списках, как и в Киприановом, можно различать пять просфор; еще в некоторых – шесть, а в одном, конца XVI в., даже семь. Молитвенное призывание пред освящением Даров в большей части списков Киприановской редакции находится, но в некоторых, как и в самом Киприановом и многих, употреблявшихся у нас до Киприана, не находится. Списки другой богослужебной книги – Требника разнятся между собою и по составу – так, некоторые заключают в себе и Служебник, – и по числу чинов, или статей, составляющих собственно Требник (в одних списках только 80 статей, в других 152, или 154, или 159), и по распорядку их, и иногда даже по содержанию: например, в чине крещения по двум спискам ясно разрешается крестить младенцев чрез обливание. Что касается до церковного Устава, то, не говоря уже о различии между списками устава Студийского, который все еще употреблялся у нас, по крайней мере, в XV в., и списками устава Иерусалимского, более и более распространявшегося в нашей Церкви, мы должны сказать, что даже списки одного последнего Устава представляют немало разностей. В одних списках менее глав, особенно в первой части (44), в других гораздо более (67); в одних некоторые главы, особенно заимствованные из Тактикона Никона Черногорца, изложены короче, в других – несравненно обширнее; в одних при изложении служб по месяцеслову показано меньше русских святых, в других – гораздо больше, и в каждом списке есть свои дополнительные статьи, которых нет в других. Кроме этого общего Устава, употреблявшегося в церквах и монастырях, некоторые наши монастыри – Троицко-Сергиев, Кириллов, Иосифо-Волоколамский имели еще свои частные церковные Уставы с новыми дополнениями и особенностями.