Моя жизнь со Старцем Иосифом - Ефрем Филофейский

Иногда Старец рассказывал нам о своей жизни, начиная с детских лет, рассказывал, что он повидал за свою жизнь. Все это приносило нам большую пользу, укрепляло нас. Мы узнавали о том, чего не знали и что, как Старец думал, могло принести нам пользу в будущем, когда он уже отправится в иной мир.

Он не устраивал обсуждений и огласительных бесед, но приводил примеры из патерика и из жизни. Он не излагал нам множества теорий — я имею в виду длинные многочасовые лекции. Нет. Поучение краткое, но насыщенное и попадающее в самую точку, полное личного опыта, столь драгоценного для нас, новичков, подвизавшихся ради духовного преуспеяния.

В этом поучении было несколько истин. Чтобы Старец нас нарочно собирал и беседовал— где там! Мы говорили один свой помысл, он нам излагал пять святоотеческих мыслей и давал пару советов. «Вперед! — говорил он нам. — Увидите эти истины на деле». Не требуется много философских рассуждений, потому что человеку, если он подвижник, не требуется много слов. Монашеская жизнь не нуждается в теоретизированиях, она нуждается в немногих истинах, но они должны осуществляться на деле.

Старец говорил тебе: «Молчи, твори Иисусову молитву, прогоняй помыслы, не празднословь». Сколько раз он должен был все это тебе говорить? Пока язык не отвалится? Если ты не будешь этого исполнять на деле, сколько бы тебе это ни говорилось, толку не будет, как если бы ты пошел к врачу, взял лекарства и, выйдя, забыл о них. А потом все делаешь сначала: идешь, снова просишь лекарства. Но в конце концов! Когда же ты начнешь их принимать?

Так и теперь здесь у нас в монастыре, когда мы не исполняем то, чему нас учат, мы будем все время больны, все время будем просить о помощи и постоянно возвращаться к одному и тому же. Поэтому мы должны жить в духе любви и братолюбия. Ибо то, чего нам недостает, — это любовь и смирение. Ведь если бы у нас были смирение и любовь с послушанием, нам не требовалось бы ничего другого, никакой другой философии.

Как жаль, что во времена Старца еще не было магнитофонов. Записать бы хоть одну его беседу о вере! Он говорил с нами на эту тему много раз, но мы не могли удержать его слова в памяти. Спустя год после преставления Старца отец Иосиф Младший [33] принес магнитофон, но Старца уже не было. Что тут сказать! Такова была воля Божия.

* * *

У каливы Старца я сидел и тянул четочку, а он мне рассказывал о молитве, об отцах, за которыми ухаживал, когда они состарились. И в этом месте, у его каливы, мир благоухал, как лилия и роза, хотя вокруг была одна сушь и ничего не росло, кроме низкого каменного дуба. Однажды я стал нюхать воздух, и Старец меня спросил:

— Что это ты делаешь?

— Старче, пахнет лилиями и розами.

— Вот балда! Подойди поближе, к двери.

Я подошел к двери в келлию Старца и вдохнул аромат. Я вошел: вся келлия благоухала так, что даже моя борода и одежда стали источать аромат. Старец мне сказал:

— Это от молитвы. Разве ты не понимаешь? Благоухание — это Имя Христово.

Должно быть, он много молился той ночью. От Иисусовой молитвы благоухает не только человек, но и место, где он стоит. Я чувствовал, как аромат его молитвы орошал все, что его окружало, воздействуя не только на наши внутренние, но и на внешние чувства. Часто и отец Харалампий, когда заходил в келлию Старца во время их ночных встреч, ощущал благоухание.

Когда молитва Старца достигала апогея, его сердце и ум, а вместе с ними и все пространство келлии, становились пылающей купиной. Поэтому, когда мы входили в нее ночью, чтобы открыть свои помыслы и услышать несколько слов Старца, нас пленяло благоухание умной молитвы. Я часто задумывался и задавал себе вопрос: «Что же совершается в этой душе, в этом сердце?»

Чтобы нам самим постичь на опыте, что происходило в сердце этого человека, нашего современника, рано или поздно мы должны вкусить, почувствовать, как эта молитва произносится сама собой. Должны увидеть и вкусить посредством умной молитвы, каков Бог, как Он прекрасен, каковы Его Божественные свойства. Должны почувствовать чудесным и таинственным образом Его присутствие, Его бытие, увидеть, как Он обнимает Собой все творение, как Он находится внутри творения и вне его, как Он весь обретается внутри сердца. Должны увидеть, как происходит созерцание Его в уме, как Божественное водительство берет ум и ведет к Своим таинствам и что тогда открывается уму. Все это Старец пережил в полноте.

* * *

Старец старался рассказами о разных исторических событиях очень глубоко привить нам память о смерти, чтобы у нас было духовное делание и чтобы наша совесть становилась более чуткой и лучше служила самокритике. Когда мы просыпались на закате, чтобы приступить к бдению, мы чувствовали, как память о смерти захватывала нас и настраивала так, что мы предавались молитве с умилением, сосредоточением, плачем ради обретения благодати Божией.

Он нам привил память об исходе из этого мира в иной. И не было дня, не было мгновения, не было у меня такого пробуждения ото сна, чтобы я был вне этого созерцания, этой памяти, этой заботы о том, как будет исходить моя душа и как я встречу Бога, каким будет мой ответ на Его суде, каким будет этот суд Христов и каков будет приговор. Все это было одной непрестанной заботой, которая владела мною и никогда не отпускала, так что я все время размышлял о моей несчастной и достойной осуждения душе.

Благодать и молитва Старца давали нам иногда душевное отдохновение, вся же остальная наша жизнь была крайне многотрудна. Тогда-то и привил нам Старец память о смерти. Он все время говорил нам об исходе души, потому что сам об этом все время думал. Вот почему и теперь эта мысль у меня в голове ночью и днем.

Глава восьмая. БОРЬБА СО СНОМ

Наши келлии были далеко одна от другой. Такого, чтобы кто-то стучал в дверь, подавая сигнал вставать, у нас не было. Да и кому было нас будить? Что же заставляло нас в нужное время вскакивать после сна, как резиновый мячик? Внутренняя ревность, духовная жажда и чувство, что я должен подняться, должен исполнить свой долг. С какой целью я пришел сюда? Раз уж таков чин и Старец нам так повелел, мы должны подняться, должны исполнить его слово. И это происходило. Здесь нам не нужен был никакой помощник.

Что касается меня, то я был самым болезненным, самым слабым, самым юным, самым неспособным к чему бы то ни было. Из-за недуга я сильно страдал от ужасных болей в груди. Когда я открывал глаза и собирался подняться, меня пронзала такая боль в легких, что я не мог даже представить, что же там такое. Молитва Старца не давала мне никакой возможности оставаться в постели ни на минуту больше. Не помню, чтобы я сел и сказал себе: «Посплю-ка я еще немного». Нам такое было неведомо. Почему? Потому что мы верили, что должны исполнить послушание Старцу. Ибо он говорил нам: «Если вы не станете подвизаться теперь, когда молоды, когда имеете у себя под боком наставника, то когда же вы будете подвизаться? Когда состаритесь? Когда ваши страсти заматереют? Когда меня с вами уже не будет? Для вас время подвизаться — теперь. Пусть все страсти воюют с вами. Они вам помогут узнать на деле и благодать Божию, и лукавство бесов. Для нерадения нет времени. Вы должны стать многоочитыми, как херувимы, чтобы внимательно смотреть вокруг и видеть ловушки диавола, ибо часто он приходит в виде ангела, который учит богословию, но имеет целью сделать человеку подножку».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});