Как переспать с лучшим другом и не разрушить всё (СИ) - Тэя Татьяна

Я не могла позволить Честеру в одиночку отдуваться за нашу взаимную ошибку. Мы всегда, с самого детства делили не только радости, но и наказания. Это было чем-то само собой разумеющимся. И я не брошу Честа на растерзание этой парочке. Я вспомнила покрасневшее от истерики лицо Пэгги, её скрюченные пальцы, решимость кого-нибудь придушить, и содрогнулась. Оставалась полагаться на разумность Калеба. Боже, пусть это будет простой разговор!

— Приедешь? — с деланным равнодушием спросила Фиона. — Думаешь, стоит?

Я слышала, как она передвигается по гостиной. Её дом стоял напротив дома Честа, и лучший обзор на подъездную дорожку соседей открывался именно из окон гостиной.

— Определённо, — ответила я, нажимая на отбой и вылетая из кухни в прихожую, чтобы быстро натянуть куртку, крикнуть Грэгу, что обед на столе и выбежать на морозный воздух января.

Глава 9. Техника агрессивных переговоров

Честер Бейл

Через лобовое стекло своей машины я смотрел на зелёную табличку указателя, на которой большими белыми буквами было написано: "Санилэйк, площадка для пикников автолюбителей". Дальше, впереди раскинулось небольшое мирное озерцо. Летом возле него было довольно многолюдно, сейчас же, когда за окном зима, здесь не было никого.

Отлично. То, что надо. Идеальное место, чтобы побыть наедине с собой и подумать. Иногда я приезжал сюда, приводил в порядок мысли и чувства.

Я достал из бардачка пачку сигарет, чтобы закурить, но на полпути передумал и кинул её обратно.

Курить не хотелось, домой ехать не хотелось, с друзьями встречаться не хотелось, ничего не хотелось. Хотелось стукнуть по рулю со всей силы, но я слишком любил свою машину, свою девочку, и к тому же — женщин я не бью.

Поэтому я просто откинул голову на подголовник сиденья и закрыл глаза, вспоминая сегодняшний день.

И Лилиан.

Смущённую, растерянную, в один момент решительно настроенную, а уже в другой — запутавшуюся Лили.

И мудака Бёрта всего такого из себя несчастного, преданными щенячьими глазами смотревшего ей вслед.

От этой картины хотелось выругаться, да поцветистее.

Не знаю, как прошёл их разговор, но, судя по его неудовлетворённому виду не так, как он на то рассчитывал.

Зато на это рассчитывал я.

И я не мог с удовлетворённым видом не насвистывать про себя.

Но, Бог мой, полторы недели, прошедшие после той ночи, изменившей всё, показались мне вечностью. Я много думал и пришёл к выводу, что не могу просто забыть о том, что случилось, и продолжать общаться с Лилиан, как ни в чём не бывало. Дружба? Я не отрицал её в прошлом, но в будущем — я готов стать для неё или всем, или никем. И это без вариантов.

Если я не смогу быть с ней, если она не готова принять меня… полюбить меня… нам лучше не общаться вовсе. Потому что видеть её с кем-то другим будет слишком болезненно и невыносимо.

Да и не был я уверен, что смогу держать свои руки подальше от Лили. Особенно теперь, когда знал, каково это — обнимать и целовать её, и даже больше, чем это.

Вздохнув, я открыл глаза и крутанул ручку стерео, включая радио. Из динамиков тут же полилась какая-то охренно меланхоличная песня о неразделённой любви. Я переключил станцию, но и там какой-то страдающий олень пел о том, как его бросила девушка. И на третьей, и на четвёртой станции меня ждало разочарование.

Люди вообще поют о чём-нибудь другом кроме грёбанных безответных чувств?

Надо признать, сегодняшний утренний игнор Лилиан задел меня. Неужели я не мог рассчитывать, если ни на простое привет, то хотя бы на кивок головы? Дело в том, что она не поняла, почему я не могу быть ей другом. Но я обязательно объясню ей это, расскажу, или нет, лучше даже покажу, что я имел в виду.

От этих мыслей я заулыбался, уже продумывая план.

С какой-то стороны было немного непривычно воспринимать Лили в другом качестве, кроме дружеского, но разве не этого я хотел? Разве не об этом думал, множество раз представляя нас вместе?

Мобильник в кармане завибрировал как всегда неожиданно.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Но, увы, звонила не Лили. Это была Пэгги. И, честно говоря, после того, как Лили призналась, что нечаянно выболтала Пэгги о том, что мы переспали, я даже не знал, чего теперь ожидать от моей бывшей. Реакция могла быть любой: от истерики до агрессии.

Вздохнув, я кинул сотовый на пассажирское сиденье.

У Пэгги оказался крутой нрав. Я уже прочувствовал его на себе, сообщая ей о том, что нам надо расстаться. Вначале она не поверила в то, что я говорю вполне серьёзно. Потом, когда до Пэгги, наконец-то, дошло, что я не шучу, она перешла к уговорам, от уговоров к угрозам, от угроз к слезам, от слёз к новым угрозам и уговорам. Это был бесконечный день, но пришлось потерпеть, ведь это я действительно был, цитирую, "самым последним грёбанным мудаком на всей Земле", так как решил разорвать наши отношения. Поэтому я просто сидел и кивал в нужные моменты, давая ей право высказаться, выплакаться и выкричаться на меня.

Да, Пэгги была мне отчасти дорога, в какой-то мере нам было комфортно друг с другом, хорошо в постели, она не была глупой или недалёкой, и нам действительно было, о чём поговорить, но я не любил её. По крайней мере, не так, как Лили. Симпатия, не больше, а на ней не построишь отношения. Мне не хватало в Пэгги того, что я видел в Лили. А уж после случившегося, я не мог обманывать ни её, ни себя.

К тому же я поступил с ней так же нечестно, как её брат с Лилиан. Не то чтобы это как-то сильно беспокоило меня. Мук совести я не испытывал. Но мой поступок послужил хорошим пинком, чтобы перестать плыть по течению и что-то поменять в своей застывшей рядом с Пэгги жизни.

Очередной раз тяжело вздохнув, я выпрямился и, заведя уже начавшую остывать на январском холоде машину, поехал домой.

Родители ещё позавчера уехали в Сиэтл к двоюродной сестре отца, так что, как мне казалось, меня никто не ждал, но как же я ошибался.

Перед моим домом свой маленький военный лагерь разбило семейство Бёртов в составе разозлённой до предела Пэгги и мудака Калеба, судя по недоброму выражению лица, уже пребывавшего в курсе всех событий.

Внутренне застонав, я подъехал и припарковался у дома, физически ощущая, как они изничтожают меня вместе с машиной своими пылающими праведным гневным огнём взглядами.

Заглушив мотор, я вырубил на полуслове какого-то чувака, поющего по радио своей экс-девушке, что он не священник, чтобы отпускать грехи, и вылез из машины.

Мудак Бёрт сразу же напрягся. Судя по его боевой стойке, он рвался броситься на меня с кулаками.

По ходу сдерживал его один лишь Пол, стоявший позади и опустивший свою тяжёлую ладонь на плечо Калебу. В принципе, он не держал его, но того словно бы придавило к земле.

А вот Пэгги застыла, прищурившись и выстукивая маленькими пальчиками нетерпеливую дробь по капоту огромного джипа братца. В любой другой день, тот бы обломал весь её французский маникюр за такое неаккуратное обращение с его тачкой, но сейчас машина волновала его меньше всего. Да, и Пэгги не совсем контролировала своё поведение. Выражение её лица просто кричало: "Ба! Ну, я, мать вашу, так и знала!"

Но я вдруг ощутил такое равнодушие ко всему происходящему, что мне стало даже немного неуютно, когда я осознал, что меня совершенно не колышет то, что они оба собираются мне сказать. Ну, или показать, если я правильно прочёл по глазам намерения мудака Бёрта. Для начала он явно собирался подравнять мне лицо, а уже после приступить непосредственно к разговорам.

Улыбнувшись краешком рта, я шагнул в их сторону, замечая, как из дома напротив выплывает моя двоюродная сестра Фиона и размашистой, отчасти немного мужской походкой, направляется к нам.

— Пришла позлорадствовать? — крикнул я ей, как только она приблизилась к нам.

— А как же. Я такое ни за что не пропущу, — широко улыбаясь, подмигнула она, тряхнув густой копной слегка завивающихся светлых волос. Шапок она не носила. Не дай Бог испортит причёску и конец света неизбежен. — Только можно узнать для начала из-за чего весь сыр-бор?