Обретение ада - Чингиз Абдуллаев

— Как твоя дочь? — спросил Кемаль. Дочь Сандры два месяца назад вышла замуж, и он был в числе приглашенных на свадьбу. Но не поехал в Америку. Его связной Питер Льюис справедливо рассудил, что в условиях сжимающегося вокруг Кемаля кольца и слишком откровенного, назойливого любопытства американских агентов к своему подопечному в Канаде лететь в Луизиану будет слишком опасно, и Кемаль вынужден был остаться в Канаде, сославшись на весьма важные дела. Сандра явно обиделась, но ничем не дала понять, как она недовольна. И только теперь, спустя два месяца, спросила:

— Это тебя так волнует? Он помрачнел.

— Ты ведь знаешь, у меня были важные дела.

— Из-за которых ты не мог прилететь даже на несколько часов, — заметила женщина, — я помню.

— Я ведь тебе объяснял.

— Я помню, — снова повторила она.

— Кажется, мы начинаем ругаться. Она улыбнулась.

— Кажется, да. Он взглянул на нее.

— Не могу понять, когда ты говоришь серьезно, а когда шутишь.

— Как и я.

— По-моему, мы идеальная пара, ты не находишь?

— Да, — согласилась она, — по-моему, тоже. Он любил ее и за эти удивительные переходы, когда при любой надвигающейся размолвке или ссоре она умела улыбнуться и разрядить грозу, не доводя до разрыва.

— Ты знаешь, — сказал Кемаль, уже въехав в город, — я, кажется, впервые понял, кто ты такая.

— Да? — удивилась женщина. — Это интересно. И кто же я?

— Идеальная женщина для любящего мужчины. Кажется, была такая пьеса.

— Никогда не слышала. Но все равно приятно. Я должна вернуть комплимент?

— Не обязательно.

— Ты становишься слишком скромным.

— Это возраст, — пробормотал он, — мне уже скоро будет пятьдесят.

— Еще не скоро, — запротестовала она, — ты совсем не старый. И с твоей стороны просто некрасиво напоминать о моем возрасте.

— Я разве напоминал?

— А кто спросил о дочери? Ты знаешь, у нее должен быть ребенок. Я буду бабушкой, Кемаль. Представляешь: бабушкой! — Она произнесла эту фразу сначала по-английски, затем по-французски. Жители Луизианы традиционно хорошо говорили и на французском языке.

— Ты будешь самой очаровательной бабушкой в Америке.

— И ты будешь встречаться с бабушкой? Вот тогда ты можешь вспомнить и о своем возрасте.

— А я о нем все время помню, — угрюмо ответил он, — и еще о многом другом.

— Ты можешь остановить автомобиль? — вдруг спросила она.

Он удивленно взглянул на нее, но нажал на тормоза, останавливая машину. Она посмотрела ему в глаза и вдруг, нагнувшись, приблизила лицо и первой поцеловала его. Поцелуй был долгим, словно они проделывали это в первый раз. Очень долгим. Они на секунду забыли обо всем на свете. И в этот момент в стекло кто-то требовательно постучал.

— Черт возьми, — пробормотал Кемаль, — кажется, даже здесь нам не дадут спокойно сидеть. У дверей автомобиля стоял полицейский.

— Простите, — вежливо сказал он, — но здесь нельзя останавливаться.

Вам нужно проехать немного вперед.

— Спасибо, офицер, — улыбнулся Кемаль, — мы сейчас проедем. Извините нас.

— Ничего, — улыбнулся полицейский, — вы делали это так здорово, что мне не хотелось вас отвлекать.

Сандра улыбнулась.

— Благодарю вас, — сказала она на прощанье. Они проехали немного вперед.

— Кажется, нам придется остановиться еще раз, неожиданно нахмурилась Сандра, у нас просто нет другого выбора.

Он снова взглянул на нее.

— Что случилось?

— А ты не догадываешься? — так же мрачно спросила она.

— Что-нибудь случилось?

— Конечно.

— Ничего не понимаю. Почему нам нужно останавливаться?

— Отель рядом, — показала она на здание с правой стороны. И широко улыбнулась.

— Господи, — прошептал он, — ты действительно необыкновенная женщина.

Я согласен.

И повернул автомобиль к отелю.

Они никогда не уставали друг от друга. Каждая встреча, десятая, сотая, тысячная, словно открывала нечто новое в каждом из них. Это было даже не влечение, это было нечто необъяснимое и тревожное. Люди называли это Любовью, а ему казалось это погружением друг в друга. И чем глубже бывало погружение, тем интереснее бывали они друг для друга, открывая в своем партнере новые, ранее неизвестные черты. Только интимное общение способно обнажить человеческую душу и выявить все качества характера. Только здесь отчетливо виден характер человека — замкнутого или открытого, благородного или подлого, доброго или злого. Только в эти моменты человек сбрасывает маску, становясь самим собой. И, может быть, худшая из профессий — лицедейство «жриц любви», умудряющихся притворяться даже в эти мгновения откровений. Но лишь когда применяются механические приемы любви, не способные затронуть душу женщины. И только подлинное чувство, коснувшись души самого развращенного существа, способно преобразить его, даруя истинное, а не притворное наслаждение своему партнеру.

Справедливости ради стоит отметить, что у некоторых категорий людей душа давно атрофировалась и просто не способна на настоящее чувство, встречающееся как истинная ценность очень редко и не у всех.

Смятые простыни и лежавшая на кровати Сандра — он постарался запомнить все это, виденное им много раз и ставшее для него таким близким и родным.

— Кемаль, — позвала она, словно он был где-то далеко.

Он взглянул ей в глаза: ее лицо было близко.

— В последнее время мне бывает страшно, — призналась она.

— Почему?

— Мне кажется, мы скоро расстанемся.

— Ты с ума сошла.

— Не знаю, у меня такое предчувствие.

— У тебя сегодня какое-то непонятное настроение.

— Да, наверное, — согласилась она.

— Что-нибудь случилось?

— Нет, просто у меня плохое предчувствие. У тебя никого нет, Кемаль?

— Подходящее время для сцены ревности, — прошептал он.

— Я серьезно.

— С чего ты взяла?

— Когда мы встречались раньше, я чувствовала в тебе какую-то недосказанность… И это меня даже радовало. Ты всегда был немного сдержан. Но с годами я начала чувствовать, что тебя что-то мучает. Это была не Марта, в этом я уверена. И, может, даже не женщина. Это нечто другое, субъективное, чему я не могу найти нормального объяснения. Но оно всегда в тебе. Оно всегда присутствует рядом с тобой.

Он молчал. Что нужно говорить в таких случаях любимой женщине, он просто не знал. Молчание было долгим. Лгать не хотелось, а говорить правду было нельзя.

— Ты ничего не хочешь мне сказать? — наконец спросила она. Он снова молчал. Только вместо ответа потянул ее к себе. И был долгий поцелуй.

— Ответ достаточно убедительный, — сказала она, чуть отдышавшись, — я снимаю свои вопросы.

Через полчаса они сидели в ресторане, и он попросил метрдотеля соединить его с офисом, справиться, нет ли последних известий о продаже никеля.

Метрдотель принес телефон, и Кемаль попросил своего секретаря сообщить последние новости. Девушка добросовестно перечислила все телефонные звонки. Он уже собирался повесить трубку, когда секретарь вдруг сказала:

— Звонил из Нью-Йорка мистер Льюис. Он просил передать, что вам нужно обратить внимание на последние котировки акций «Дженерал моторе». Кажется, там идет понижение курса. Он просил также передать, что дело требует вашего личного присутствия.

— Как он сказал? — не поверил Кемаль. Этого просто не могло быть.

— Дело требует вашего личного присутствия. Мистер Льюис просил, чтобы я записала его слова и в точности передала вам. — Кемаль закрыл глаза. Это была фраза, которую он ждал и которой боялся все годы, проведенные в Америке. Это был сигнал к возвращению. Он открыл глаза.

Сидевшая напротив Сандра смотрела на него как-то особенно печально, словно догадалась, что именно ему сейчас сказали.

София. Болгария. 22 января 1991 года

В это утро Уильям Тернер твердо решил переиграть сотрудников КГБ, следующих за ними по пятам. Он не разрешил Томасу Райту устраивать проверку в машине на предмет выявления подслушивающих устройств советской разведки. Утром, усевшись на сиденье автомобиля, он громко сказал Томасу:

— Сегодня мы наконец все узнаем. Уже посвященный в детали предстоящей операции, тот громко спросил:

— Куда мы сегодня поедем?

— Еще раз в институт, чтобы проверить все на месте. А после обеда еще раз все проверим в больнице. У меня ведь медицинская практика, — отчаянно врал Тернер, — и я сразу смогу установить по рентгеновским снимкам Кемаля Аслана, какую именно травму он получил. До своей работы в ЦРУ я три года работал санитаром в больнице и могу читать такие снимки. Попросим у Бонева в больнице снимки Кемаля Аслана. Если окажется, что их нет, то все будет ясно.

— Тогда конечно, — так же громко согласился Томас.

План Тернера был довольно простым.

Он понял, что за ними не только наблюдают, но и прослушивают их разговоры. Для таких мероприятий никогда не посылали аналитиков, у тех и без того. хватало работы. Для наблюдения за американцами в Болгарию наверняка были направлены агенты из специальных управлений, умеющие принимать быстрые решения в экстремальных ситуациях и незаметно вести свои «объекты».