Мой муж (СИ) - Литвин Светла

— Ах! Хорошо! — Медведь громко закатился в парилку, в войлочной шапочке викинга, и к моему скорей удивлению, чем радости, по пояс обмотанный простынёй.

Так и тянуло съязвить про его стеснение, но я прикусила язык.

Ещё не хватало, чтобы он перестал стесняться и избавился от цветастой простынки.

— Голову покрывать надо!— ругаясь нахлабучил мне шапочку с рожками, — На, это тебе под жопку, — и сунул мне в руки войлочный светлый коврик, — Новое, — заметил довольно и уселся на полок рядом.

— Спасибо.

Пересела с дощатого полока на войлочный коврик, уже и сама не разбирала отчего краснею, от жара в парилке или от стыда. 

— Ртом вот так воздух втяни, — попросил Исаев, показывая как надо. 

— Вот так? — не поняла зачем, но повторила, втянула горячий поток воздух в лёгкие через рот. 

— Чувствуешь кислинку на языке? — спросил Анатолий, и я согласно кивнула, хотя кроме жжения ничего не ощущала. 

— Ни хрена ты не чувствуешь! — вроде и гневно заявил, но было даже не страшно.

— Почему это?! — возмутилась я, — Чувствую кислинку! — стояла на своём.

— Неа, не чувствуешь, потому что перца натрескалась. Зачем ты это сделала? — спросил он, прищурив левый глаз.

А я уже расслабилась на этот счёт, не думала, что станет отчитывать. 

— А чего ты мне приказываешь?! — взвилась я.

— Ох и ретивая! — с улыбкой заключил Исаев вместо ответа на мой вопрос и неожиданно выскочил, не просидев и минуты рядом, а я дольше в таком жаре тоже выдержать не могла. 

Градусник на стене показывал почти восемьдесят. Это от нервов я смогла сюда зайти, когда дома топили баню, при температурах выше шестидесяти я уже в парилку не совалась. 

Хотелось из парилки выйти с Исаевым раздельно, так же как заходили, но он уже был в предбаннике, а мне вот как мать родила выходить к нему. И прикрыться было нечем, разве что войлочным ковриком, а не выйти я не могла. Уже дурно становилось от жара. 

— Ника! Выходи! — позвал Исаев, когда я мялась у двери, ища менее жаркий угол. 

Вот моя поперечность меня никогда до добра не доводила! Ну что за характер! Согласилась бы на простынку и горя бы не знала! 

Делать было нечего, выходить пришлось. Толкнула плечом тяжёлую дверь и вышла наконец, жадно глотая тёплый воздух, кажущийся прохладным после парилки. 

Успокаивала себя только тем, что он уже меня видел голой и всё рассмотрел, так что всё нормально. 

— Иди сюда, — подозвал Исаев, выглядывая из-за какой-то перегородки. 

От меня шёл пар, да и в самом предбаннике было туманно, это добавило смелости. 

— Что там? — пошла с любопытством в этот таинственный закуток. 

Только подошла ближе, как Исаев затянул меня туда за руку и в мгновение с макушки до пят меня обожгло потоком ледяной воды. 

Визжала я так, что у самой уши заложило, перебудила наверняка всех гостей, а Исаев снова хохотал надо мной. 

— Теперь перерывчик, а потом веничком тебя попарю, — он закутал меня трясущуюся от холода и шока в простыню, и шлёпнув по заду, выгнал на улицу через другую дверь.

За баней, как оказалось, была маленькая терраса с видом на молодой сосновый лес. Уютный уголок из плетёной мебели с мягкими подушками, а на столе стоял фарфоровый пузатый чайник и две кружки. Здесь же на подносе горстью лежали баранки, крендельки, какие-то конфеты и две вазочки, одна с мёдом, другая с вареньем. 

Сказочный рай какой-то.

Сказочный рай оказался с подвохом. Стоило мне только перевести дух, как Исаев задал задачку.           

— Найди мне шоколадную конфету, — попросил пухлый сладкоежка, кивнув на поднос, а сам стал разливать чай по кружкам.

Пришлось изловчиться и достать руки из-под простыни, не оголяясь снова.

— Да нет здесь шоколадных, одни карамельки. Барбарис и вот ещё вишнёвая, она с начинкой, — хотела всучить ему ту, что с начинкой, мама такие иногда покупала, не шоколадные, правда, но вполне нормальные конфеты. 

— Да ты в серединке покопайся, а не сверху смотри. Внутри порой бывает куда интересней, — очень лукаво сказал Исаев, и не стал брать вишнёвую конфету, к тому же ещё и замер в ожидании, глядя на меня.  

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Только от одного этого его вида было страшно лезть в эту гору печенья и конфет. Первое о чём я подумала, что меня ждёт месть за жгучий кофеёк. Даже плохо стало, адреналиновая атака какая-то. Вздохнув, смело взяла ложку и под медвежий смех стала разгребать съедобную горку так, словно там меня за руку могла цапнуть мышеловка.   

Лучше бы мышеловка. Голова резко разболелась, когда из-под крендельков, баранок и карамели рассыпавшихся по краям подноса показалась красная коробочка.

Чёрт!

Напрасно я думала, что мой план идеален и всё будет просто и легко. Даже этого наглого Медведя обманывать было невероятно сложно. Мысль что он сам виноват, загнав меня в тупи́к с моими родственничками, совесть уже не успокаивала.    

— Чего смотришь? Бери, это тебе, — довольно проворчал Исаев, а голос у него именно ворчливый, а не хриплый потому и медвежий.    

— Что это? — подалась вперёд и оперлась локтями на колени, чтобы уменьшить хотя бы видимость того, как дрожат мои руки.      

Бархатная коробочка была такой приятной на ощупь. Я никогда таких вещей не держала в руках и была очарована этой вещицей, как сорока чем-то блестящим.     

— Откроешь? Или будешь щупать коробочку? — томно спросил Исаев, посмеиваясь надо мной.

— Сам же сказал, что это мне! Вот хочу и щупаю! — взглядом моментально отыскала шоколадную конфету, которые действительно были на подносе, — На вот, ты просил, — всучила её хохочущему Медведю и чуть отвернулась от его сканирующего взгляда.

Мне было и стыдно и в то же время я очень хотела эту коробочку. Даже не зная, что внутри неё, меня уже было не остановить. Не отнять её.

Продажная ты шкурка Кудряшова! С такой мыслью я открыла бархатную крышечку. Она так приятно щёлкнула по подушечкам пальцев, радуя белым атла́сом внутри. Конечно, в коробочке находилось кольцо. Можно было в этом даже не сомневаться. А я так впечатлилась лишь коробочкой, что на красоту кольца эмоции зашкалило. Глаза защипало от слёз, когда разглядывала множество нежных розовых камушков в обрамлении тоненьких золотых полосок. 

— Такое красивое...— буквально заставила себя хоть что-то сказать дрожащим голосом, а слёзы уже вовсю катились по щекам, мешая разглядывать подарок.

— Твоя реакция на тапочки мне понравилась больше, — проворчал Исаев, недовольный тем, что я так разревелась.     

Ну хоть смеяться надо мной перестал.

— Просто мне такого никогда не дарили, — призналась в оправданье, утирая слёзы.

Даже на восемнадцатилетие я не ждала ничего грандиозного и правильно делала. Мама не могла мне ничего подарить, а папа просто не собирался этого делать и спасибо, что хоть стол праздничный накрыл, тогда я смогла пригласить друзей. Раньше я этому значения не придавала, понимала, что мы небогаты, но теперь всё заиграло другими красками. Отец просто не хотел тратить деньги на ерунду, по его мнению, при этом братьям в каждый день рождения что-то да дарил. А я лишь удачное стечение обстоятельств, которое можно выгодно пристроить. 

— Давай надену, — не без труда передала колечко Исаеву, даже временно отдать его было трудно, — Это вроде как на помолвку, сюда, значит, — надел мне его на безымянный пальчик правой руки, и оно село как влитое.

— Блестит так, что даже слепит, — уже было всё равно на дрожь в руках, я подставила руку солнцу, любуясь блеском камушков и золота под его лучами.

Не терпелось похвастаться перед Сашкой, которая уверяла меня что Исаев жмот. И чего мне так нужно было убедить её в обратном? 

— Рад, что нравится, теперь чай попить можно, — Исаев подвинул мне кружку, но я подумала о другом.

Целовать его за тапочки и не поцеловать за кольцо было бы свинством. Тем более с этой прелестью я не собиралась расставаться, как с Исаевым. Рассчитаюсь с Анатолием хотя бы поцелуем.