Наемники фортуны (сборник) - Андрей Левицкий

Ощущение нереальности происходящего все еще не оставляло меня, иногда накатывало чувство, будто все это лишь большая виртуальная локация. Хотя рука ныла очень натурально, меня даже подташнивало от боли. Потрогал лоб – горячий. Очень реалистично для виртуала. Сейчас бы перевязать ладонь чистым бинтом, залив предварительно перекисью, выпить двести граммов перцовки, лечь под теплое одеяло и проспать до утра…

Над обиталищем ползунов мерцал блеклый свет. Решив, что они остались достаточно далеко в стороне, я перебрался через мусорный холм и побежал по пустырю, стараясь не наступать на битый кирпич, огибая торчащие из земли железяки. Иногда под ногами хлюпала грязь, потом стали попадаться автомобильные покрышки и остовы машин.

На краю пустыря я остановился, услышав шорох впереди.

Там росла небольшая роща, и между деревьями кто-то стоял. Я остановился, сжимая нож. Луна как раз вышла из-за облака, и свет ее блеснул на чешуйчатой спине.

Это был ящер размером с новорожденного теленка, с толстым хвостом и плоской башкой на длинной шее. Нагнувшись к земле, он громко чавкал, пожирая что-то лежащее между деревьями.

Не подобная ли тварь бросилась за стаей гибридов у казармы? А следы, которые мы видели позже возле рощи?.. Как же тогда сказала Юна Гало… Да – манис. Может, эти манисы предпочитают жить в местах, где растут деревья, в таких вот рощицах? Интересно, чем они питаются?

Пока что он не видел меня. Надо обогнуть рощу и идти дальше, чтобы к утру оставить как можно большее расстояние между собой и свалкой.

Шагнув в сторону, я наступил на сухую ветку. Она треснула, и манис поднял голову.

Инструктор в Казахстане рассказывал нам, что у ящеров и подобных им существ иначе устроены мышцы, поэтому они способны на мгновенный всплеск энергии, очень быстрый рывок – это и произошло сейчас. Он понесся на меня, будто снаряд из пушки. Я вырвал плеть из-под завязанной на пояснице рубахи Сипа и ударил что было сил в тот миг, когда манис был уже прямо передо мной. В свете луны мелькнули раскрытая пасть с раздвоенным языком, кривые короткие ноги, бешено топчущие землю, – и все четыре грузила врезались ящеру в голову.

Пронзительно шипя, ослепленный ударом манис сшиб меня с ног. Плеть вырвало из руки, нога твари гулко стукнула в землю возле моего уха, лицо засыпало землей, и он умчался прочь. Отплевываясь, я перевернулся и встал на четвереньки. Ящер несся к свалке, извивался длинный хвост, лязгали цепи – грузила все еще сидели в его башке.

От боли в руке я едва понимал, что происходит. Встал и побрел к роще, держась за грудь, в которую ящер врезался плоской башкой. Сердце бешено колотилось, ныли ребра, ночной мир качался и плыл вокруг. Вспомнив, что оставил позади нож, я вернулся, подобрал его, едва не упав при этом, и опять побрел к роще.

Когда сзади донесся приглушенный гул, я оглянулся. Далеко-далеко над мусорными холмами свалки мерцал свет. Яркий луч взметнулся к небу, мигнул и погас. Донесся приглушенный взрыв, потом выстрелы. Некоторое время я пытался понять – это одиночные звучат так часто или там стреляют из автомата?.. Нет, слишком длинная очередь, получается, работает пулемет… У кетчеров такого оружия вроде не было. Может, это монахи? Напали на Серую Гарь, а бандиты отбиваются?

Если так – хорошо. Теперь им будет не до меня, ни тем, ни другим, даже если монахи каким-то образом узнали про наемника, который помог Юне Гало на дороге.

Вскоре я остановился под деревом с раздвоенным толстым стволом. Оно напоминало дуб, хотя ветви его были закручены спиралями. Тоже, наверное, мутант. Дерево-мутант. Все в этом мире не такое, как надо. Куда я, в конце концов, попал, мутафага вам всем в задницу?!

Покряхтывая от боли в ладони, я полез на дерево. Первая развилка находилась слишком близко к земле, но выше один из стволов снова раздваивался. Грудь уже почти не болела, но дрожали руки, я плохо видел – глаза застилала пелена. Только бы долезть и успеть привязаться…

Я успел, но едва-едва. Усевшись в пологой развилке между стволами, вонзил в дерево нож, стащил с поясницы рубаху Сипа, обернул вокруг ствола и стянул узлом на своем боку. Завязал второй узел, третий. Хотел вытащить нож и воткнуть повыше, чтобы не порезаться, когда окончательно вырублюсь, но не смог. Откинулся назад, привалившись плечом к стволу, – и после этого потерял сознание.

Глава 8

Рокотал двигатель. Совсем рядом бахнул выстрел. За ним второй.

Я понял, что сижу, наклонившись вперед и едва не выскальзывая из развилки, и от падения меня удерживает лишь натянувшаяся рубаха. Голова склонилась на грудь, руки свисали между колен. Левая по-прежнему болела. Было прохладно. Едва рассвело – серенький, какой-то жиденький свет проникал под веки.

Внизу гудел мотор, что-то часто стучало по основанию дуба. Я не шевелился, соображая: нож воткнут в ствол слева, значит, правой рукой я могу легко вырвать его и с ходу прыгнуть на того, кто стрелял… Нет, не могу, ведь я привязан. И привязан надежно – сам же вчера постарался. И выскользнуть из-под рубахи тоже не выйдет… Тогда так: выдерну из ствола нож, полосну по узлам и потом уж прыгну…

Прозвучал голос Юны Гало:

– Я видела, ты моргал. Хватит притворяться, Разин. Да сдохнешь ты или нет?!

Я поднял голову. Под дубом на боку лежал манис, с морды его свешивался обрывок цепи – шипастое грузило все еще сидело в глазнице, брюхо было разворочено пулями. Он бил хвостом по дереву и дергал кривыми ногами. Из разинутой пасти торчали кривые клыки очень внушительного размера.

Рядом стояла Юна Гало с хаудой в руках. Так называл короткие двуствольные обрезы англичанин-инструктор в нашем лагере на Тургайском плато. В стороне между деревьями виднелась приземистая машина с открытым кузовом и большими черными колесами.

Девушка подняла ко мне осунувшееся лицо.

– Манис хотел тебя сожрать. Не понимаю, откуда он здесь взялся? Я живых манисов видела только в Арзамасе, в загоне у наших охотников. Они же далеко на юге живут, в Донной пустыне, сюда раньше не забредали. Опасные твари. Слышишь, Разин? Он встал передними лапами на дерево и тянул шею. Схватил бы тебя клыками за ступни… Видишь, какие у него клыки?

– Вижу, – сказал я и стал развязывать рубаху.

Юна выглядела плохо – волосы растрепались, под глазами круги. На щеке царапина, правый рукав рубахи наполовину оторван. Взявшись за нож, я перевел взгляд на машину – на сиденье лежала брезентовая куртка, рядом винтовка с алюминиевой трубкой оптического прицела.

– Монахи? – спросил я, выдергивая нож.

Юна кивнула. Манис ударил хвостом в последний раз и затих.

– Посреди ночи напали, – пояснила девушка. – Бурнос этот, идиот полный, когда увидел, что Сип мертв, а ты пропал… Сип его брат вроде. Был. Бурнос решил тебя ночью искать. Я говорила: утра надо ждать, и вообще, зачем тебе этот наемник, но он… Мы сели в машины, и только выехали, как напали монахи. Их немного было – наверное, разделились, половина в Кевок поехала, половина в Гарь. Поэтому они сначала выжидали в темноте – не знали, сколько людей у Бурноса. А как мы поехали, начали стрелять. Бурноса первого и пристрелили, потом других… Я едва ноги унесла. У Бурноса весь пояс гранатами был обвешан, я стала их кидать во все стороны, потом его наружу выпихнула, за руль перепрыгнула и рванула оттуда. Чудом вырвалась, только потому что темно было.

Я бросил нож на землю и сам полез вниз. Юна Гало, помолчав, заговорила опять:

– Разин, прости меня. Я не хотела тебя предавать. Просто моя миссия… дело мое, с которым я еду, очень важное. От этого много жизней зависит. Тысячи, понимаешь? Но все равно я поступила неправильно. Это… это было недостойно дочери Тимерлана Гало. Я прошу твоего прощения и…

Спрыгнув, я шагнул к ней, схватил за шиворот, дернув так, что она привстала на цыпочки, и занес кулак. Юна Гало закрыла глаза – не взвизгнула, не попыталась отстраниться или вцепиться в мою руку, просто зажмурилась, ожидая удара. Я впервые увидел ее лицо вблизи, впервые по-настоящему рассмотрел его: узкий подбородок с родинкой, тонкие губы, едва заметный шрам у виска. Смуглая, черные брови… Отец ее, Тимерлан этот, казах, что ли? Тут явно не обошлось без восточной крови.

Она стояла неподвижно. Я был все еще зол на нее, очень зол. Но рука опустилась сама. Забрав у девчонки хауду, я поднял нож с земли и пошел к машине.

Тачка казалась совсем простым механизмом: сваренный из труб каркас, движок, колеса, бак под жестяным колпаком да примитивное управление. Вместо лобового стекла – наклонная рама, в ней натянута пленка, покрытая чем-то блестящим вроде прозрачного лака. Два сиденья, сразу за ними багажник с железными скобами, к которым ремнями прикручена большая котомка. Над массивным бампером канистра в сваренной из арматурных прутьев корзине.

Я отстегнул ремни и открыл котомку. Внутри лежали всякие припасы – вяленое мясо, хлеб, завернутые в тряпицу яблоки, пара фляжек. В одной оказалась вода, и я напился.