Жизнь и приключения русского Джеймса Бонда - Сергей Юрьевич Нечаев

что был прав, с самого начала не доверяя Наполеону.

До открытого столкновения двух великих империй оставалось еще целых два года…

Что же касается Чернышева, то он, ведя внешне весьма «развеселый» образ жизни, постоянно находится в контакте со своими «источниками». При этом формальные обязанности и различные развлечения, как уже говорилось, ни в коей мере не притупляли его бдительности.

Чернышев продолжал немедленно докладывать в Санкт-Петербург всю важную информацию о планах и намерениях Наполеона, а также все тщательно скрываемые известия о боевых действиях в Испании и Португалии, которые при содействии британцев явно пошли не по плану императора французов. И что самое главное, Чернышев был первым, кто уже в 1810 году предупредил Александра I о реально надвигающейся для России суровой опасности и необходимости серьезной подготовки к этому.

А К.В. Нессельроде (кстати, будущий министр иностранных дел и канцлер Российской империи) имел аналогичную миссию, но она была несколько шире. Он должен был информировать царя не столько о военных, сколько о дипломатических намерениях Наполеона. Плюс он стал лично «курировать» самого высокопоставленного агента по имени Талейран и ведал всеми финансовыми вопросами, связанными со сбором секретной информации.

По сути, Нессельроде стал резидентом русской разведки в Париже под видом советника посольства по финансовым вопросам, а «главный Казанова» той поры Чернышев был военным атташе. И они друг другу не мешали — «военный атташе» вербовал военных, а «советник по финансовым вопросам» — гражданских.

Что же касается такой «важной птицы», как Талейран, то через Чернышева и Нессельроде (об их совершенно особых связях с бывшим французским министром иностранных дел не знали даже посол России во Франции А.Б. Куракин и министр иностранных дел Н.П. Румянцев) уже в 1810 году этот человек довел до Александра I два важных постулата: первое — сближаться с Австрией, второе — Франция не хочет воевать с Россией пока полыхает война на Пиренейском полуострове. Но вместе с тем, учитывая огромные военные и материальные возможности Наполеона, Талейран не исключал и возможности боевых действий сразу на двух фронтах.

В Санкт-Петербурге к советам «Анны Ивановны» прислушались, но просьбу об оплате за оказанные услуги полтора миллиона франков проигнорировали под тем предлогом, что это может оказать Талейрану «медвежью услугу», ведь вряд ли удастся удержать подобного рода дела в секрете (а на самом деле это произошло потому, что до императора Александра дошли сведения об аналогичном «сотрудничестве» Талейрана с Веной).

К.В. Нессельроде состоял при Талейране в качестве посредника, а Чернышев в начале 1811 года доставил последнему письмо от императора Александра. Точное содержание этого письма не установлено, но зато известно, что Талейран был чрезвычайно польщен им. Александр Иванович, например, писал об этом так: «Его светлость беседовал со мной как истинный друг России, и в особенности подчеркнул свое желание, чтобы мы при теперешних обстоятельствах как можно скорее заключили мир с турками. Вопрос только в том, был ли он искренен».

Командировка в Швецию

Переписка двух императоров

В середине октября 1810 года, по просьбе Наполеона, Чернышев выехал в Санкт-Петербург с личным посланием императора французов, в котором тот требовал конфискации всех грузов британских торговых судов в русских портах Балтийского моря. Россия, естественно, имела по этому вопросу свое мнение.

Тотчас по прибытии в северную столицу Чернышев был принят Александром I.

Очень довольный деятельностью Чернышева во время пребывания его в Париже, государь произвел его 8 ноября 1810 года в полковники и приказал немедленно готовиться в дорогу, обратно в Париж, но по пути заехать в Стокгольм и разузнать на месте, каких планов в отношении России будет придерживаться наследный принц шведского престола, бывший наполеоновский маршал Жан-Батист Бернадот.

Император Александр написал Наполеону:

«Государь брат мой! Благодарю В[аше] И[мператорское] В[еличество] за письма, доставленные мне князем Куракиным и полковником Чернышевым. Все, изъявленное Вашим Величеством, как относительно ваших политических видов, так и насчет ваших личных чувств ко мне, принесло мне наибольшее удовольствие, убедив меня в том, что они совершенно одинаковы с моими неизменными чувствами к особе Вашего Величества. И я так же душевно желаю сохранить союз, соединяющий обе империи и служащий залогом спокойствия Европы. Ваше Величество могли убедиться в том, что с моей стороны не было упущено ничего, чтобы выказать, при всяком случае, решимость мою сохранить союз наш. Россия не станет домогаться ничего, тем паче, что мир с Турцией будет заключен. Вашему Величеству известны условия, на которых я готов заключить его; я никогда не домогался ничего иного. Распоряжения, принятые против английской торговли, исполняются со всею строгостью, и доказательством тому служит множество конфискаций в моих гаванях. С тех пор прибыло к нам не более тридцати судов. Сомневаюсь, чтобы пришли еще какие-либо другие, потому что многие из портов заперты льдом; во всяком случае, число их будет весьма ограниченно, и в их отношении примутся столь же строгие меры. Таким образом, сто судов, о которых упоминается в письме Вашего Величества, будут обращены назад в Англию. Немецкие публицисты тешатся, распуская зловещие слухи и поселяя беспокойство. Я не обращаю на то ни малейшего внимания, полагаясь на уверения Вашего Величества. Как полковник Чернышев по-видимому заслужил вашу благосклонность, то я посылаю это письмо через него. Он поедет через Стокгольм для сообщения шведскому правительству об изъявленном