Судья и палач - Владимир Колычев

Болотов появился в своем магазине незадолго до взрыва. И не с луны он свалился, а на машине к нему подъехал. Телохранителей при нем не было. Значит, он сам был за рулем. И, возможно, поставил свое авто рядом с «Волгой» Степана. Точно, через машину, стоял джип «Гранд Чероки». Обойди эту машину, наклонись завязать шнурок, и никто не заметит, как ты устанавливаешь мину под машину. Для профессионала это дело секунды. А этот Болотов не понаслышке знаком с подрывными механизмами. Диверсант долбаный!

— А ведь знаешь, это не меня пытались убить. Это мою сестру хотели подорвать. И этот падла Болотов… Не надо было ребят на Фрязева распылять, и без того все ясно…

Точно, Болотов хотел убить его сестру Причины? Это он выяснит позже.

Степан схватил телефонную трубку и начал набирать номер сестры. Но телефон молчал.

— Уехала она. Как пить дать уехала! — стукнул он по телефону. — Ну какой же я осел!

— Колючками я тебя потом накормлю, — съязвил Марков. — Давай, двигай мысль дальше!

— Люба звонила мне сегодня. Сказала, что уезжает. А я, баран, не спросил, когда и откуда самолет. Хорошо, спросил, с кем летит…

— Так я не понял, ты что, не знал, с кем… э-э… водит связь твоя сестра…

— А разве я не сказал тебе, что я баран?

— Сначала ты сказал, что ты осел, — съехидничал Николай.

— Это неважно… Зато я сегодня уже навел кое-какие справки об этом проходимце. У меня есть домашний телефон. А вдруг его жена уже дома…

Надежда смутная: еще совсем недавно к телефону никто не подходил. Но иногда случаются микрочудеса. В трубке послышался приятный нежный голос.

— Здравствуйте! Я могу услышать Виталия Георгиевича…

— Извините, а с кем я имею удовольствие разговаривать?

«Она имеет удовольствие…»

— Уголовный розыск, майор Круча…

— У вас такой мужественный голос, — засюсюкал голосок. — Мне приятно иметь дело с мужественными людьми. Но… — и в этом «но» послышался звон металла. — Виталий предупредил меня, что о его делах с сотрудниками милиции пусть разговаривает его адвокат…

— При чем здесь адвокат? — опешил Степан. И тут же пошел в атаку. — Вашему мужу что, уже предъявлено обвинение? Он в чем-то виновен…

— Виновен! — голос неожиданно сломался. В нем послышались истерические нотки. — И вы должны приговорить его к исключительной мере наказания…

Не баба, а прямо какой-то терминатор с истерическим уклоном.

— За что?

— Он изменяет мне, — в трубке послышалось всхлипывание. — Он думает, что я этого не знаю. А я знаю все! Он уехал. Сказал, что отправляется в командировку. Нашел дуру! Я-то знаю, что он уехал в Анталию. В Анталию, представляете? С этой сучкой Любочкой!

Никто не смеет оскорблять его сестру. Но в данном случае Степан был бессилен в чем-либо упрекнуть мадам Болотову.

— Хорошо, мы приговорим вашего мужа к исключительной мере, — Степан придал своему голосу шутливый тон. — Только подскажите, как нам поймать преступника…

И тут же получил по барабанным перепонкам:

— Он не преступник! — взвизгнула мадам.

Как же не преступник. Убийца, вот он кто. Не зря же от правосудия в Турции спешит укрыться. И Любу с собой взял. Не дай бог в качестве заложницы… Разумеется, мысли эти он не выплеснул в трубку, при себе оставил.

— Ну конечно же, он не преступник. И я должен прямо сказать ему об этом… Скажите, будьте добры, в какое время, откуда и каким рейсом он улетает в Анталию?

Степан думал, что мадам Болотова и дальше будет ломать комедию или, вернее, трагикомедию. Но нет, обошлось.

— У меня тут все записано. Так… Так… Аэропорт Шереметьево-2, десять часов по московскому времени, рейс… А вот номер рейса я, к сожалению, не записала…

— А номер сотового телефона вашего мужа подскажите, будьте добры…

— Номер-то я вам скажу. А что толку? Он ведь телефон дома оставил. — И ядовито: — Не хочет он, видите ли, чтобы его тревожили по пустякам. Как же, большая важность, с любовницей на курорт поехал…

— Значит, по сотовому телефону с ним не связаться…

— Значит, так… Постойте, как ваша фамилия? Круча? Я не ослышалась?

— Майор Круча…

— Фамилия любовницы тоже Круча. Как это понимать?

— Об этом мы с вами поговорим чуть позже, ладно?

Степан положил трубку. Ему вовсе не улыбалось обсуждать проблемно-родственные связи. А потом, нужно было спешить. Время вылета — десять часов Осталось совсем ничего…

Он сообщил об этом Маркову.

— Время уже без пяти восемь. Точно, всего ничего Регистрация, пограничный, таможенный контроль.. Но ничего, на посадку он не успеет. — Николай был полон решимости. — Я сейчас с коллегами в аэропорт; свяжусь. Они возьмут его, голубчика…

И он сел на телефон. В это время появился Рома Сияет как пять копеек на солнце.

— Степаныч, записывай. Место… Время… Номер..

Но Степан записал только номер рейса. Остальное он уже знал.

Марков связался с ребятами из аэропорта. Просил содействия и получил обещание. Но обещание — это не то. Лучше всего, если они сами будут на месте.

— А у этой Болотовой очень хорошая память, — заметил Степан, когда вместе с Николаем спускался вниз к его машине. — Я бы сказал, цепкая.

— С чего ты взял?

— А вот тебе звонят и говорят: «Здравствуйте, приемная президента России, секретарь Пупкин»…

— Ну и?..

— Как фамилия секретаря?

— Ну Пупкин…

— Вот видишь, президентом России тебя не заглушили. И ты уловил фамилию какого-то там секретаря. И это потому, что ты профессионал… А другой бы на твоем месте на президенте зациклился. И ни в жизнь бы не вспомнил фамилию секретаря…

— К чему ты все это?

— Я представился Болотовой. Уголовный розыск. Майор. А фамилию свою назвал как бы между прочим. А она запомнила. И под занавес разговора связала мою фамилию с любовницей мужа. А ведь все дурочку из себя ломала…

— Ну и что, если у бабы отличная память? — Марков не очень его понимал.

Да и Степан сам себе удивлялся. К чему он завел этот разговор?

— Да так, ничего…

* * *

Всю дорогу Люба чирикала о том, как она любит его. Только Виталий не верил ей. Она зачала ребенка от другого. Значит, изменила ему.

Он ненавидел ее. И все-таки любил. Не зря же он не мог отказать себе в удовольствии взять ее с собой в Турцию.

Шереметьево-2, крупнейший международный аэропорт страны. Для него он начинался с охраняемой автостоянки. Целый месяц его джип простоит здесь. А может, и больше…

Дальше регистрация, пограничный контроль, таможенный. Но у них с Любой все в порядке. Паспорта заграничные, визы, никаких запрещенных вложений в багаже, наличная сумма в валюте не превышает норму. Никаких осложнений не возникло.

Перед тем как пройти последний рубеж контроля, они зашли в магазин «дьюти-фри». Но долго там не задержались.

Последний перед посадкой досмотр багажа. Вежливые милиционеры, как будто с какого-то рекламного проспекта. И вежливо так:

— Гражданин Болотов?

— Да, а что? — Сердце почему-то екнуло.

— Боюсь, мы вынуждены вас задержать…

— Что?

— Мы вынуждены вас задержать, — все так же вежливо его взяли под руки и отвели в сторону.

— Я не понял. Я что, арестован?

— Нет. Но вы полетите другим рейсом…

— Это беспредел. Я буду жаловаться!

— Извините, но у нас есть указание вас задержать…

Вместе с Любой его повели в зал особо важных персон. Менты держались тактично, даже наручники на него не надевали. Но Виталий ощущал приближение большой опасности.

Он чувствовал себя загнанным зверем. Безотчетный страх наполнил каждую клеточку его тела. Но этот страх не парализовал его волю. Напротив, он толкал на активные действия. О Любе он сейчас не думал — не до нее. Он думал только о себе.

Менты держали его не очень цепко. Вернее, они вообще его не держали. Просто присматривали за ним. Как будто он не мог убежать… А ведь он может!

Как ядро из пушки, с такой силой он вырвал свое тело из мягкого кресла и бросил его к выходу. Никто не смог задержать его. И вот он на свободе, ураганом проносится по коридорам здания аэропорта. Звериная интуиция ведет его к выходу.

Он бежал, за ним гнались. Но догнать не смогли. Он добежал до автостоянки, бросился к своему джипу. Хорошо, его не заставили со всех сторон, можно выезжать. Никто не обыскивал его — документы, ключи, деньги, все при себе.

Виталий завел машину, резко рванул ее с места, развернулся и помчался к выходу. И сейчас никто не в силах был его остановить.

Он мчался по дороге в сторону Москвы. Погони за собой он не чувствовал. Но это не вселяло в него радужных надежд.

Глава пятая

Змееныш чувствовал опасность. Годы воровской жизни, лихие лагерные будни — все это выработало и обострило его чутье. Он привык доверять ему. И поэтому остановился, не доходя нескольких метров до своего подъезда.