Москва-Поднебесная, или Твоя стена - твое сознание - Михаил Бочкарев

— Господи! — крикнула какая-то тетка, зажимая носовые пазухи, — да ведь это ж дерьмо!

Зал разом перестав хлопать, принялся спасаться от нестерпимой вонищи, кто как мог. Люди срывались с мест и метались в панике, падая кубарем с импровизированных трибун. Кто-то визжал, кто-то плакал. Некоторые женщины принялись разбрызгивать вокруг себя имевшуюся у них парфюмерию, в надежде заглушить невозможный запах, но он, словно огненное дыхание мифического дракона, пожирал ничтожные струйки и с новой силой внедрялся в помещение, пропитывая каждую деталь, каждый закуток.

— Вы правы дорогие мои, — произнес в микрофон Василий, который казалось вони совершенно не чувствовал, — это фекалии. Это наглядная демонстрация того, что вы с таким рвением и удовольствием ежедневно из года в год поглощали. Теперь, наконец, вы сможете во всей мере ощутить, реальную суть так любимого вами информационного потока транслируемого великой останкинской телебашней.

В этот момент, что-то огромное рухнуло с неба, и телецентр задрожал, словно студень на блюде. Экран, на котором обрубленная башня непрерывно исторгала из недр Москвы зловонную жижу, померк и зашипел помехами. Смело можно утверждать, что в каждой квартире, в каждом доме с телесигналом случилось то же самое. Он пропал. Те люди кто в это время находился на улице, могли видеть, как с неба, за секунду до прекращения телеэфира рухнула вернувшаяся на землю верхняя часть останкинской телебашни, взмывшая в начале ракетой ввысь. Пока она парила где-то в плотных слоях, сигнал не прекращаясь транслировался, но с падением ее все завершилось.

Телевидения больше не существовало.

Эллада Вознесенская, словно прозрев после длительной болезни мозга, вдруг поняла, что произошло. Осознание пришло внезапно в момент падения антенны. Она поняла, что карьера ее, а значит и жизнь кончились, что теперь она никому не нужна и никто уже не просуфлирует ей красноречивыми подсказками с монитора. Что денег на очередную закачку силикона у нее не будет, что она не молода уже, глупа и бездушна. Эллада заплакала, от чего контактные линзы набухли неприятно и она, вытащив их, посмотрела блеклыми, невыразительными глазками на мечущихся по студии людей, вдохнула зловонного смрада вихрем врывающегося с улицы и вдруг заметила, как три разрушивших ее судьбу гостя растаяли в воздухе, будто в пустыне навеянный жаждой мираж.

Странным образом, совершенно необъяснимым, в тот самый момент, когда на землю рухнула антенна телебашни, во всех кинотеатрах страны прервался показ кинолент, зависли персональные компьютеры, с помощью которых в этот момент некоторые пользователи просматривали художественные фильмы. Этот процесс как снежная лавина захлестнул собой все, абсолютно все уголки державы, даже самые отдаленные ее периферии.

СТЕЛА

Маршрутка тряслась так, что казалось вот-вот развалиться, разбросав пассажиров по дороге как отслужившие не нужные детали. Елисей хотел немного вздремнуть, но ничего у него не вышло. Тряска была жуткой, от нее дрожали щеки, и совершенно не функционировал мозг, да еще к тому же две тетки впереди Нистратова затеяли спор о событиях произошедших вчерашним вечером с останкинской телебашней. Он, памятуя о газетном заголовке, прислушался.

— Говорю тебе, это олигархи над людьми измываются! — верещала одна, похожая на селедку одетую в двубортный пиджак и красную беретку, — Уж не знают, куда свои деньжищи девать!

— Дура вы, Маргарита Степан-на! — отвечала другая, — Зачем им такое надо?

— Затем! — упорствовала селедка, — Что им человека говном полить, что ребенку конфетку скушать — радость!

— Ерунду вы говорите Маргарита Степан-на, — мямлила вторая, манипулируя длинным рыхлым носом, — такое даже олигархам не под силу! Это дьявол в мир пришел. Вы того что в кепке был, помните?

— Ну?

— Из-под кепки-то у него рога торчали! — определила тетка с носом и осмотрела всех пассажиров выжидающе.

— Не было никаких рогов у него, — включился в спор, очкарик сидящий напротив, — я его знаю, это актеришка второстепенный из «Таганки». Алкоголик известный, по всем ток-шоу шатается бездарь!

Обе тетки уставились на очкарика как на вдруг заговорившее полено.

— У коммунальщиков, — продолжал рассудительным тоном гражданин обделенный остротой зрения, — крупная авария случилась, и вся канализация всплыла естественно, а телевизионщики из этого шоу устроили.

— Ну конечно! — не поверила селедка, — А что ж тогда телевизор не работает?

— Так ведь затопило все Останкино, — привел аргумент очкарик, — кто ж будет, в таком зловонии работать?

— А ангел-то как же, который летал?..

При этих словах Елисей вздрогнул и насторожился.

— Ой, умоляю вас, женщина, — взбрыкнулся очкарик, улыбнувшись резиново, — при нынешнем-то развитии кинопроизводства? Вы еще может думаете, что холодильник был живым? — с надменной усмешкой спросил он.

Вторая тетка, покраснела, толи от жары толи от негодования, уставилась глазами куда-то в пространство, затуманилась зрачками и пророчески предрекла:

— Помяните мое слово! В конце лета Юпитер натолкнется на Марс и все континенты Земные смоет в ледовитый океан! А людьми будут править строящиеся в лабораториях Пентагона роботы!

Все в маршрутке, кто слушал разговор, посмотрели на провидицу, кто со страхом кто с жалостью, и в этот момент тряхнуло так, что каждого чуть не выкинуло из сидения.

— Вот! — вскричала тетка, вонзив палец в высь, — истину говорю!

Спорщики, отвернувшись друг от друга, ехали дальше молча, изредка поглядывая на попутчиков, словно желая возобновить беседу, но тут же передумав, отворачивались обратно, нервно мельтеша глазами.

Елисей, спросил у водителя — скоро ли они будут у монумента, — и получил удручающий ответ, что до самого монумента, маршрутка не идет, а заворачивает раньше на первом посту ГИБДД. Елисей чувствуя, что снова все против него, выругался страшно, но почти не слышно и попросил высадить его на повороте. Он пошел вдоль ленинградского шоссе пешком по пыльной обочине, повесив на плечо сумку с крыльями и тяжелым черным кирпичом. Шел он долго, ему хотелось пить и есть, и еще в голове вертелся жуткий газетный заголовок, тематика которого так живо обсуждалась в маршрутке. Елисей постарался припомнить, что было написано в газете. И на удивление вспомнил отчетливо и ясно. Было там написано вот что:

ОСТАНКИНСКАЯ ДЕРЬМОКАЧКА!

Бывший центр телевидения и радиовещания вырабатывает до 30 тонн фекалий в час!!!

И фотография на первой полосе, запечатлевшая разрушенную башню, из центра которой бьет в небо фонтан, очень похожий на нефтяной. Чтобы все это могло значить Нистратов не догадывался, но чувствовал всей силой подсознания и включенной в процесс логикой, что события с башней переплетаются и с ним непосредственно, тем более, что в словах тетки из маршрутного такси фигурировал (в который раз за эти дни) ангел. Елисей теперь был абсолютно убежден, что крылья лежащие в его сумке — ангельские. Настоящие! Уже в тогда, дома, когда он увидел их впервые, смутная догадка об их истинном происхождении забрезжила в голове, теперь же он понял отчетливо — они были натуральные, живые! Не какой-нибудь муляж или искусно созданное сумасшедшим таксидермистом произведение искусства, а нечто божественное, неподвластное пониманию человеческому. Да еще эти новости последних дней, где непременно кто-то видит ангелов.

— «Не спроста все это!» — кивал сам себе Нистратов.

В таких раздумьях он добрел до стелы. Она действительно, как и говорил Эль Хай, возвышалась на поросшем травой кургане и похоже была воздвигнута в честь победы русского народа над фашизмом в ходе Великой Отечественной Войны. У подножия монумента располагалась гранитная плита с «вечным огнем» в центре, а на самой стеле выгравирована была непропорциональная пятиконечная звезда. Из поросшего травой кургана, справа, торчала каменная гипертрофированная голова воина и буквы, сплетающиеся в патриотический текст. Читать его Нистратов не стал. Напротив, через дорогу, Елисей увидел милицейский пост и, снующих возле него, двух упитанных гибддешников с палочками. Они походили на внимательных и хищных медведей, охотящихся у берега реки на крупного лосося. Гибддешники о чем-то энергично переговаривались, ловили добычу и получали на лапу барыш. Было еще светло, и Елисей здраво рассудил, что следует дождаться сумерек, залезть на холм сзади, пробраться к каменному монументу и раскрыть загадочную тайну, воспользовавшись треугольным ключом. Справа от поста, Елисей к радости своей обнаружил ресторан «Макавто», в животе призывно заурчало, и он, дождавшись зеленого сигнала светофора, поспешил в американский котлетно-булочный храм.

Елисей заказал себе два гамбургера, чизбургер, картошку фри с сырным соусом, чай в пол-литровом пластмассовом стаканчике и пирожок с абрикосовым повидлом. Он сел за столик у окна и жуя тонюсенькую котлету, зажатую между двух половинок мягкой булки, смотрел то на стелу, то на бороздящих ресторан работников. Работники состояли сплошь из молоденьких прыщавых девиц и таких же молоденьких и не менее прыщавых парней. Они как клонированные адской машиной глобализации компоненты торгового организма, были одеты в одинаковые красные клетчатые рубашки, и имели не выражающие эмоций лица с натянутыми на них неискренними улыбками.