Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прошло десять лет жизни в Высоком. Егор Герасимович давно был переведен в Старосольск, где в майорском чине состоял помощником начальника округов целого уезда, обзавелся каменным домом, чернобровой экономкой и умел, как говорили, без шуму наживать на казенных делах немалые деньги. Яков и Лизавета изменились мало. Он был все тот же исправный служака, хороший хозяин, красавец и молодец, которым любовалось все село, когда в праздник, навесив на мундир все кресты и медали, шел он в церковь или по начальству, мерно постукивая свежевычерненной и натертой воском деревяшкой. Только в своем магазине для письма стал он надевать на переносье очки да русые бакенбарды подернула заметная седина. Матвеевна осталась все такой же сухой и высокой, только на людях стала медлительнее в движениях, приобрела спокойное достоинство в лице и в походке да побольше говорила теперь — исполнилась сознанием, что нашла место в жизни, уверилась, что нужна двум людям, ставшим для нее всем. А Настя?.. Настя, которой подходило к восемнадцати годам, расцвела так, что и описать не берусь. Впрочем, я уже пытался это сделать, когда рассказывал про портрет девушки в голубом шугае у отворенного окна. Ведь это была она.
6
Шел 1843 год. Этой весной половодье снесло мост на большой реке в трех верстах от Высокого. А по нему постоянно ездила почта, двигались казенные обозы и ежегодно проходили в лагерь и обратно квартировавшие недалеко конница и артиллерия. Летом приезжало начальство из Старосольска осматривать повреждения, потом инженеры из Новгорода тоже смотрели, обмеряли, вертелись по реке в лодках, пробуя шестами дно, ездили в лес, копали песок. Положено было капитально перестроить мост, сильно подняв против прежнего его полотно, и с осени начать возку на берег камня и бревен.
Среди офицеров из города был Егор Герасимович, не заглядывавший в Высокое лет пять. В первый раз он тотчас же и укатил обратно со всей комиссией, а после осмотра инженеров приехал на несколько дней, и уже один. Остановившись у начальника округа, майор отправился с ним на дрожках к реке, потом к месту, где решили брать песок, и в лес, где валили деревья. К Якову он зашел в магазин, поговорил минут пять, похвастал своими удачами и милостиво, но неопределенно посулил побывать в гостях, коли выберет часок в один из ближних приездов.
Но уже через день, в воскресенье под вечер, Жаркий молодцевато взбежал на крепкое тесовое крылечко своего крестового брата. Обрадованный Яков поначалу чувствовал себя стесненно с важным гостем, но хитрый Егор Герасимович скоро сумел рассеять неловкость, начав самым простодушным тоном вспоминать прошлое — их общую рекрутскую молодость, походы, Бородино, Париж. Часа три просидели они под яблонями за давно заглохнувшим самоваром и опустевшим графинчиком, перебирая имена старых товарищей, им одним дорогие мелочи полковой жизни, подсказывая друг другу, посмеиваясь в усы или разом смолкая перед тенями ушедшего.
И когда гость простился и женщины снесли посуду и скатерть в дом, Яков долго сидел один, опершись локтями о чисто струганные доски садового столика, а потом на пороге сарайчика, где летом ночевал. И, попыхивая в полутьме трубкой, думал о Егоре, о себе, о столь различной судьбе человеческой, удивлялся и радовался нынешнему, за столько лет первому простому, живому и душевному разговору. Когда же наконец улегся на покрытую рядном гору стружек, то тотчас, со второго глубокого вздоха, ясно и радостно увидел то, о чем вспоминал нынче, — легкую в шаге целую ногу, георгиевское знамя, победно шелестящее над головой, резвые звуки любимого марша и нарядные улицы многолюдного чужестранного города.
А Лизавета Матвеевна долго ворочалась с боку на бок, без сна, в ту жаркую летнюю ночь. Она одна поняла, почему такой важный начальник, прославленный в народе сухим и жестоким, прикинулся вдруг простым и ласковым, почему засиделся и заговорился. Твердо знала, что гость этот придет, и еще не раз.
Утром этого дня она, входя в церковь к обедне с Настей, видела майора, стоявшего на паперти с другими офицерами, а потом, уже в середине службы, он оказался вдруг почти что рядом. Прислонясь к стене, впился в девушку жадным взглядом и не отрывался больше, не крестился даже… От огня свеч или от чего еще, но как уголья горели его глаза на смуглом лице, с белым шрамом по щеке и виску. Чистый разбойник… Волчище корноухий…
Глядя в недвижную темноту, Лизавета вспоминала все недоброе, что слышала про майора, высчитывала его года, и сердце ее замирало от тревоги за свое детище.
Только Настенька заснула в свое время и вполне спокойно. Правда, при сельском безлюдье Жаркий привлек и ее внимание. Прислуживая отцу и гостю, она хоть урывками, но с интересом слушала самоуверенную и живую речь майора, вспоминала рассказы о его храбрости, о том, как они побратались, и поглядывала на смуглое лицо с седеющими курчавыми волосами и сверкающими крепкими зубами. Но наутро забыла вчерашнего гостя.
А Егор Герасимович неотступно думал о ней. Лизавета была права — яркая красота девушки поразила и привлекла майора с первой минуты, как Настя промелькнула мимо него на паперти. А потом, войдя в церковь, он увидел ее совсем близко и приостановился. На слишком громкие и бесцеремонные шаги Настя оглянулась. Сверкнули на миг зелено-голубые глаза и тотчас скрылись под опустившимися темными ресницами. И Егор Герасимович, вместо того чтобы идти в первые ряды молящихся, шагнул только немного в сторону да встал там, откуда удобнее было смотреть на красавицу. Почти тотчас почувствовал что-то знакомое в поразивших его чертах — то было сходство с Яковом. Потом узнал стоявшую рядом Лизавету и, сообразив, кто перед ним, вспомнил босоногую девочку, которую видел когда-то столько раз. Уж на что был равнодушен к детям, а ведь и тогда, бывало, на нее засматривался… Но теперь-то какова выросла!
Всю обедню смотрел майор на Настю и не мог насмотреться. А после службы пошел к выходу через расступавшуюся толпу, опять встал на паперти, дождался выхода девушки и долго следил, как шла она через двор среди разряженных, праздничных богомольцев, стройная и легкая, в синем с золотым позументом сарафане, весело разговаривая и смеясь чему-то со степенной Лизаветой.
Поздно вечером, медленно шагая от Якова по заснувшей сельской улице, Егор Герасимович то улыбался, то хмурился. И не от воспоминаний, поднятых беседой со старым товарищем. Он думал только о своем настоящем и будущем. Думал, что дочка Подтягина так ему по сердцу и лицом, и станом, и ловкими ухватками, и звонким голосом, что он, пятидесятилетний холостяк, никогда до этого дня не думавший о законном браке, — на ней-то, пожалуй, и женится. Девки лучше не найти, да и годы, что говорить, пришли ему, майору, подходящие… Видел мало?.. Зато как присушило сразу! И больше ли невесту узнаешь да видишь, когда сваха сватает? А здесь семья знакомая, известная…
Направляясь на следующее утро в город, Егор Герасимович обдумывал, как лучше повести намеченную кампанию. Тут торопиться нечего — девка не убежит. А от небольшой отсрочки станет только слаще и желаннее. Да и не до сватовства будет в ближние месяцы. В эту осень майор решился заняться делом, требующим много времени, ловкости и расчета, а именно поставкой материалов на постройку моста близ Высокого. Но так как местным должностным лицам и офицерам действительной службы такие комиссии не разрешались, то совершать все надо было секретно, через доверенное лицо. И такое имелось наготове. Это был прожившийся купчик, уже не раз исполнявший разные майорские щекотливые поручения. А в течение того же времени, уже по прямой своей должности, Егору Герасимовичу предстояло для приемки работ не раз наезжать в Высокое. Тут-то между делом и можно будет повести нужный разговор с Яковом. Но опять же не спеша, потому что к законной-то женитьбе надо удалить от себя чернобровую экономку, притом полюбовно, без шуму и молвы. Наконец, была и еще задержка. Майор считал, что негоже ему, заслуженному штаб-офицеру, жениться на дочке какого-то отставного тамбурмажора. Нужно, чтобы Якова произвели в первый классный чин, сделали чиновником, «вашим благородием». Уже несколько лет имел он на это право по выслуге лет, прежним наградам, беспорочному поведению и должности смотрителя магазина. Да не напоминал сам. А «дитя не плачет, мать не разумеет». Так и с начальством. Надо, значит, только кому следует доложить да подтолкнуть. И майору сделать это очень легко и удобно. Подтягин за то будет ему благодарен по гроб жизни и еще охотнее дочку отдаст благодетелю. Впрочем, и без того кто же от чести да выгоды откажется?.. О Настиной воле Жаркий не подумал ни на миг. План был ясный и несомненный.
В первый доклад по приезде в Старосольск Егор Герасимович представил генералу, начальнику уезда, рапорт о производстве Якова, рекомендуя его как давнего боевого товарища и подчиненного, получил согласие и поторопил отправку нужных бумаг в Петербург.
- Письма русского офицера. Воспоминания о войне 1812 года - Федор Николаевич Глинка - Биографии и Мемуары / Историческая проза / О войне
- Территория - Олег Михайлович Куваев - Историческая проза / Советская классическая проза
- Ярослав Мудрый и Владимир Мономах. «Золотой век» Древней Руси (сборник) - Наталья Павлищева - Историческая проза
- Cyдьба дворцового гренадера - Владислав Глинка - Историческая проза
- Аракчеев - Николай Гейнце - Историческая проза
- Сечень. Повесть об Иване Бабушкине - Александр Михайлович Борщаговский - Историческая проза
- Сибирский ковчег Менделеевых - Вячеслав Юрьевич Софронов - Историческая проза
- Война патриотизмов: Пропаганда и массовые настроения в России периода крушения империи - Владислав Бэнович Аксенов - Историческая проза / История
- Война патриотизмов: Пропаганда и массовые настроения в России периода крушения империи - Владислав Б. Аксенов - Историческая проза / История
- Сцены из нашего прошлого - Юлия Валерьевна Санникова - Историческая проза / Русская классическая проза