Комната страха - Владимир Кузьмин

– Очень приятно, – сказал титулярный советник, небрежно пожимая протянутую мной руку.

Что-то Петю во всем этом смутило, и он вдруг назвал меня полным титулом.

– Моя знакомая из Москвы, Дарья Владимировна, графиня Бестужева, баронесса фон Нолькен.

Взгляд Софьи Генриховны, направленный на меня, мигом перестал быть надменным, и на лице ее жениха отразилась искренняя заинтересованность с примешанным в немалой пропорции уважением.

Зато Николя, вернее Николай Семенович Николаев, произвел на меня столь же приятное впечатление, что и первые трое артистов-любителей, появившихся в этом зале. Очень молодой юноша, на взгляд даже моложе Пети, но оказавшийся заметно его старше, был мил… и, собственно, это было самым главным в его натуре.

Из-за ширмы появились переодевшиеся Ольга и Татьяна. Мне стоило труда, чтобы не фыркнуть. Вылитые пастушки с галантных полотен[26] французских живописцев. Пьесу я не читала, но знала, что время ее действия совсем недавнее, а обстоятельства вполне бытовые. Вычурные платья из иной эпохи с этим никак не вязались. Но от замечаний я воздержалась.

– Ага! – радостно воскликнула Татьяна, – все в сборе, и даже Эраст Федорович! А мы своих кавалеров с собой брать не стали. Вдруг сызнова начнутся страсти-мордасти, не приведи Господь, перепугаются ухажеры и потеряют лицо в присутствии дам.

Софья Генриховна до ответной реплики не снизошла, отправилась переодеваться.

– Наша прима! – сказала мне госпожа Вибе потихоньку. И вздохнула. – Но ведь несомненный талант!

– А из какого она сословия? – спросила я.

– Мещанка! Но мечтает о дворянстве, словно в этом главное счастье жизни.

– Тогда понятно.

– Что?

– То, как она на мой титул отреагировала!

– Жаль, я не видела!

Суета продолжалась еще около четверти часа, к исходу которой все были готовы. Петя сел за стол, стоящий в центре залы, и разложил перед собой текст пьесы, намереваясь суфлировать исполнителям.

Я устроилась чуть позади и, не удержавшись, шепнула:

– А что, при полном свете станете репетировать?

– Всему свое время, – не слишком понятно ответил Петя.

– Господа! Господа, я так не согласна! – воскликнула Татьяна Вибе. – Хочу, чтобы стало страшно! Давайте выключим электричество и зажжем свечи! А то никаких привидений не дождемся сегодня!

– Но, Татьяна Францевна, это не предмет для шуток, – возразил ей серьезный господин адвокат.

– Ну, если не шутить, – произнес задумчиво адвокат начинающий, – так весь смысл нашей встречи в том, чтобы проверить и закрепить мизансцены из третьего акта. И раз решено его было играть при свечах, то нам и нужно репетировать при свечах. Или просто разойтись.

– Не подумайте, что я испытываю страх, но среди нас есть женщины, – счел нужным еще раз возразить господин Мозель.

– Женщины как раз ничего не боятся, – неожиданно для меня заявила Софья Генриховна. – Николя, Аркадий, зажгите свечи. Мы уже все видели, и вновь нас всяческой чепухой не испугать.

Титулярный советник Горбатенко зааплодировал и кинулся помогать артистам зажечь в канделябрах свечи.

12

Уж не знаю, чего я сама больше желала или на что больше надеялась. На то, что в этот раз ничего не произойдет и я окажусь свидетелем лишь самой обычной репетиции, или, напротив, что мне доведется увидеть новую таинственную надпись, загорающуюся на стене, или услышать странные звуки. Но едва стали зажигать свечи, я поняла – да, сегодня странные события обязательно повторятся. Но и Софья Генриховна права, если знаешь, что произойдет что-то страшное, то уже и не так страшно. Вот только я не могла себе представить, что случится именно то, что случится.

Свечи на двух канделябрах на дюжину свечей каждый давали достаточно света, чтобы хорошо осветить небольшую круглую эстрадку – вот отчего она круглая, а не полукруглая, как обычно, и от стены отстоит далеко? – служившую артистам сценой. Да и все остальное пространство было неплохо видно. Разве что за колоннами залегли глубокие, кажущиеся непроницаемыми тени.

Суть эпизода сводилась к тому, что все герои, бродя по темному дому, прятались друг от друга и подглядывали каждый за каждым. Получалось смешно и комично. Реплики произносились намеренно наигранно, нередко исполнители принимали слегка нелепые или вычурные позы, застывали в них на мгновение, почти как на тех галантных картинах, что пришли мне на ум при виде костюмов. Но в сочетании со столь неподходящими костюмами такая необычная манера сценической игры создавала дополнительный комический эффект, на что вся эта сцена и была рассчитана.

– Это Иосиф Давыдович придумал исполнять пьесу в манере дель арте[27]. Он зануда, но театр любит и знает, – улучил мгновение объяснить мне Петя.

– Он большой молодец! – похвалила Иосифа Давыдовича и я.

И схватила Петю за рукав. Он кивнул, потому что тоже заметил – свечи стали меркнуть!

Актеры, увлеченные игрой, не обратили на это особого внимания, равно как и на звук падения капель в глубокий колодец, который поначалу едва улавливался ухом, но становился все слышнее и слышнее. И капли падали чаще и чаще. В тот миг, когда показалось, что звук капель сольется в звук льющейся струи, раздался сразу с нескольких сторон пронзительный скрип, слившийся с душераздирающим воем. Одновременно по зале пронесся настоящий вихрь, свечи, и так уже едва мерцавшие, погасли, погасли и свечи в руках артистов и даже та, что стояла на столике перед Петей. Порыв ветра был теплым и влажным и нес какой-то отдаленно мне знакомый запах, но размышлять об этом было некогда, да и невозможно, потому что я испугалась. В полном мраке среди артистов, застывших в оцепенении, стало метаться, стуча коготками по полу… Да кто ж его знает, что там металось, не видать же ничего было! Зато стук этой беготни и странное шуршание, ею производимое, тут же заглушили вскрики и вопли, из которых с огромным трудом удавалось расслышать отдельные фразы и восклицания.

– Уберите, уберите это!

– Да что ж такое! Чем тут кто-то брызгает?

Петя вскочил со своего места и бегом, не боясь споткнуться в темноте, добежал до выключателей.

За миг до того как вспыхнули лампы, я услышала, как что-то невидимое и оттого втройне страшное пробежало перед моими ногами, обдав мою ладонь теплыми густыми каплями. Я инстинктивно попыталась вытереть руку, но остановила себя.

Зажегся свет. Я обвела помещение взглядом и, будь у меня на это силы, обязательно бы рассмеялась. Актеры умудрились сбиться в единую кучку и прижимались друг к дружке, ища защиты. Все были бледны, с расширившимися глазами. Светлые платья девушек были заляпаны по подолам красным. В центре в гордом одиночестве возвышался рослый Иосиф Давыдович. Вроде даже и не испуганный, скорее обиженный.

Но не эта живописная картина стала бы причиной смеха, а выбирающийся из-под стула господин титулярный советник. Стул его отпускать не желал, Эраста Федоровича крепко зажало между ножками, да к тому же одна из них умудрилась попасть под пояс брюк, чего он не видел, находясь на четвереньках. Пришлось ему подняться вместе со стулом и, уже стоя на ногах, снять его с себя.

– Э-э-э… Как же я под стулом оказался? – искренне удивился он.

– С испугу еще и не там окажешься. Что тут бегало-то? – это произнес Аркадий Григорьевич.

Николя молча ткнул рукой в дальний от них угол залы.

– Ворона! Здоровенная!

При этом все актеры продолжали стоять в той мизансцене, в которой их застал включенный Петей свет.

– Петя! Будьте… ик… любезы… ик… поглядеть, – выглянула из-за спин Ольга Голованова.

Петя довольно невозмутимо прошел к указанному месту, где грудкой лежало нечто черное.

– Не ворона, – сообщил он и умолк, чем вызвал кучу глупых вопросов. Самым разумным из которых был такой:

– Ну как же не ворона? А что тогда? Стриж? Скворец? Воробей?

– Курица, – ответил Петя.

– Этакая черная? – удивилась Татьяна Вибе.

– И этакая здоровенная? – поддержала ее Софья Генриховна. – Может, петух?

– Не понять, – ответил Петя.

– Да отчего вы такой простой вещи понять не можете. Гляньте на гребешок…

– Не могу. Она без головы! – Петя постарался сказать эти три слова как можно спокойнее.

– Не может быть, – отчего-то с огромной уверенностью в голосе сказал Николя и вдруг хохотнул. – Я, конечно, пытался ее пнуть… И кажется попал. Но не мог же я ей ногой голову снести? Голова это же не… не что другое, а голова!

– Ей голову отрезали, а не снесли или оторвали, – вновь очень спокойно объяснил Петя.

– То-то я смотрю, мы все в крови, ик! – закивала Ольга Голованова.

Эта фраза вызвала новую волну визга и глупых реплик.

Петя решил, что осмотр мертвого тела им проведен достаточный и шагнул в сторону. И тут все заорали и завопили от новой волны ужаса. Я сама не сдержалась и поддержала всеобщий вопль. Петя от нашего крика подпрыгнул на месте.