Ты – рядом, и все прекрасно… (сборник) - Юлия Друнина

– Мы ведь в школе проходили ваш образ как отрицательный, – говорит Алеша.

– Да что ты? – удивился Дон Кихот. – За что же?

– Ну, за мельницу, например.

– Разве я с ней плохо сражался?

– Не, но надо, говорят, искать настоящих противников, понимаете…

– Слушай, Алеша. На свете есть добро и зло, – говорит Дон Кихот, – и зла еще очень много – не упускай никогда случая сразиться со злом, заступайся за слабых. Бросайся в бой не задумываясь. Не боясь ничего, никого, никогда. Если враг в тысячу раз сильнее тебя – все равно бросайся в бой…

И Алексей Каплер никогда не упускал случая «броситься в бой».

Он стал беззаветным рыцарем Веры Холодной, светлая память которой была испачкана обывательской грязью. В романе Ю. Смолича «Рассвет над морем» и в пьесе Г. Плоткина «На рассвете» эта молодая звезда экрана, трагически умершая в двадцать шесть лет, патриотка, отказавшаяся покинуть пылающую в огне гражданской войны родину, была выведена как… шпионка и проститутка.

Алексей Яковлевич с открытым забралом сражался за нее и в «Кинопанораме», и острым пером публициста, и писательским пером. Последнюю свою книгу (верстку он подписывал уже в больнице, незадолго до конца) Каплер назвал «Загадка королевы экрана» – по одноименному повествованию о Вере Холодной, повествованию, заключающему сборник воспоминаний об удивительных людях, с которыми его свела жизнь.

А жизнь сводила Алексея Каплера с Серго Орджоникидзе и Сергеем Эйзенштейном, Дмитрием Шостаковичем и Василием Шукшиным, Александром Довженко, Романом Карменом, Григорием Козинцевым… Он влюблялся в них, он преклонялся перед ними, увлеченно писал о них. Но с той же бесконечной любовью к человеческому благородству вводит нас художник в мир так называемых «маленьких людей», тех, чьи имена обычно остаются неизвестными, как имена неизвестных солдат. И в этих каплеровских людях всегда есть нечто от мужества Дон Кихота. Они с открытым забралом сражаются за свое – и не только свое! – достоинство, не идут на компромиссы с совестью, не умеют сдаваться, их не волнуют чины и звания противника.

Чтобы видеть и писать именно так, надо самому быть мужественным человеком. И Алексей Каплер был им. Жизнь много раз проверяла его. Как солдата – он добровольно побывал и на Сталинградском фронте, и за линией фронта, в тылу врага. Сейчас как обжигающие документы эпохи читаются его военные очерки, а по экранам мира с триумфом прошла картина «Она защищает Родину», «вывезенная» военкором Каплером из партизанского края.

Появление на экране «Ленина в Октябре» и «Ленина в 1918 году» сразу сделало молодого сценариста знаменитым.

Но на его кинематографическом счету «до» уже были «Три товарища» и «Шахтеры», а «после» к ним присоединились «Котовский», «Она защищает Родину», «Две жизни» – я говорю только о тех картинах, которые резко выделились из нескончаемого потока лент, беспрерывно сходивших с киноконвейера…

Не случайно Алексей Каплер стал называть свои сценарии киноповестями – чувствовал и понимал: им суждена и литературная жизнь.

Вот сборник киноповестей и киноновелл «Возвращение броненосца», созданный опять же тогда, когда его автор вел неравный бой со своей страшной болезнью. Трудно поверить, что он был написан человеком на восьмом десятке лет. Книгу насквозь пронизывают веселое одесское солнце, дымные пронзительные ветра Гражданской войны, ненависть к нэпмановскому понятию счастья, боль Великой Отечественной. И неизменная любовь к тем – с открытым забралом…

И в трагедиях, и в комедиях чувствуется неповторимая личность Алексея Каплера: настоящую индивидуальность не спрячешь, даже если очень захочешь…

Он оставался самим собой и перед телекамерой, и в кругу друзей, и в кругу противников. Он никогда не бывал неискренним, просто не умел быть таким – ни в творчестве, ни в свете юпитеров, ни перед начальством. Одинаково держался и с вахтером, и с министром. Нет, с последним, пожалуй, чуточку независимей…

От него как бы исходили флюиды доброжелательства. И в этом, наверное, был секрет знаменитого «каплеровского обаяния»…

Но Алексей Яковлевич вовсе не был этаким всепрощающим Иисусиком. Наоборот, всю жизнь он оставался бойцом, или, как менее возвышенно именовал себя, – «боевым петухом». Стоило лишь затронуть его принципиальность.

В последней, посмертной книге Алексея Каплера «Загадка королевы экрана» речь идет не только о людях искусства. Тема попранной и торжествующей справедливости не могла ограничиться узкими рамками. В эту книгу воспоминаний, и теперь и в двухтомник, вошли, кроме «Странствий в искусстве» и «Странствия журналиста», несколько очерков, вызвавших в свое время бурю в душах читателей.

Так, читатели шестидесятых годов были взбудоражены очерком Каплера «Сапогом в душу», помещенным в «Литературной газете». Это был взволнованный рассказ о юной дочери начальника сочинской милиции, вставшей насмерть на защиту своего человеческого достоинства. И достоинства любимого – простого шофера, показавшегося сановитым папе и маме недостойным войти в столь «высокопоставленное» семейство. Они засадили дерзкого Ромео в тюрьму, а строптивую Джульетту в сумасшедший дом…

Я присутствовала при встрече Алексея Яковлевича с разъяренной тигрицей-мамой, пытавшейся запугать «наивного журналиста» высокими чинами своих покровителей и даже… уголовной ответственностью «за клевету».

Но Каплер никогда не забывал заповеди, вложенной им же в уста литературного героя, которого в школе «проходили» как «отрицательного»…

И обычно в этой нелегкой роли борца за справедливость он оказывался вроде бы случайно.

Приехал, например, в Ульяновск, чтобы найти необходимые для очередной работы материалы, а наткнулся на отвратительный, похабный, оскорбляющий честь какой-то незнакомой женщины пасквиль – он был вывешен в застекленной витрине на центральной улице города, с указанием точного домашнего адреса жертвы. Другой прочитал бы да и пошел по своим делам – своих-то забот у всякого хватает. А вот Алексей Яковлевич сразу же побежал в комитет комсомола, потом – к несчастной, выставленной на всеобщее позорище семье, поговорил с множеством людей. В «Литературной газете» появился гневный фельетон «Воспитание дегтем», снявший грязное пятно с имени оклеветанной женщины, отхлеставший по щекам виновных в этом моральном преступлении и помогший многим изверившимся душам поверить в торжество справедливости.

А произошло все случайно.

Но так ли уж «случайно»?

Друг юности Каплера Сергей Юткевич вспоминает, как в 1928 году в Одессу приехал Бабель специально для того, чтобы послушать устные импровизированные рассказы молодого начинающего кинематографиста, которого тогда величали просто Алеша.

«Это было трогательно и забавно, а местами настолько смешно, что весь трясся, заливался беззвучным хохотом Бабель и, потирая запотевшие от смеха и слез свои очки в позолоченной оправе, требовал продолжения рассказов Каплера, неподдельно восхищаясь наблюдательностью и точностью характеристик и той сочностью языка, в котором кто-кто, а Бабель был самым сведущим и тонким знатоком», – пишет Юткевич.

По странной, «мистической» случайности последними словами Алексея Каплера в его последней книге были такие: «Итак, дорогой мой читатель, настало время расстаться. Признаться, мне этого совсем не хочется, но что делать, во всякой книге, как и в самой жизни, есть не только начало, но и конец».

Это, увы, бесспорно, однако у настоящего Художника конец слова превращается в начало, расставание – во встречу.

Кто говорит, что умер Дон Кихот?Вы этому, пожалуйста, не верьте.Он неподвластен времени и смерти,Он в новый собирается поход…

1966–1985

«Как мы чисто…»

А. К.

Как мы чисто,Как весело жили с тобой!Страсть стучала в виски,Словно вечный прибой.И была ты, любовь,Полыхающим летом,Пьяным макомИ огненным горицветом.Ничего не моглиДруг от друга таить.Разорвав повседневностиСерую нить,Мы попалиВ надежные цепи из роз,Бурных ссор,ПримиренийИ радостных слез.А еще мы с тобойБыли в стане одномВ дни, когда все, казалось,Летело вверх дном.Вместе падали в пропасть,Взлетали вдвоем.Нас пытала эпохаМечом и огнем.Пусть давно ты лежишьПод могильной плитой.Я осталась надежным товарищем —Той,Что всегда твою памятьИ честь защитит,Потому что любовь —И оружье, и щит.

«Ноль три»

Поэма

Памяти Алексея Каплера

1

Не проклинаюДолю вдовью,Жить не согнувшисьБуду с ней.Мне все оплаченоЛюбовьюВперед, до окончанья дней.Да, той единственной,С которойСквозь пламяЧеловек идет,С которой онСдвигает горы,С которой…Головой об лед.

2

«03» —тревожней созвучья нет.«03» —мигалки зловещий свет.«03» —ты, доктор и кислород.Сирена, как на войне, ревет,Сирена, как на войне, кричитВ глухой к страданьям людским ночи.

3

Все поняла,Хотя еще и не былОбъявлен мнеТвой смертный приговор…И не обрушилосьНа землю небо,И так жеПтичий заливался хор.Держала душу —Уходило тело.Я повторяла про себя:– Конец… —И за тобоюВ пустоту летелаИ ударялась,Как в стекло птенец.Ты перешелВ другое измеренье,Туда дорогуНе нашли врачи,Туда и мнеВовеки не пробиться,Хоть головой о стену,Хоть кричи!В глазах твоихЯ свет нездешний вижу,И голос твойПо-новому звучит.Он подступает —Ближе, ближе, ближе! —Тот день,Что нас с тобою разлучит,А ты…Ты строишь планыЛет на двадцать —Мне остаетсяЛишь кивать в ответ…Клянусь!Тебе не дам я догадаться,Что нет тебя,Уже на свете нет…

4

В больничной палате угрюмой,В бессоннице и полусне,Одну только думаю думу,Одно только видится мне.Все замки воздушные строю,Бессильно и горько любя —Вновь стать фронтовою сестроюИ вызвать огонь на себя.

5

Твержу я любопытным:– Извините,Все в норме,Нету времени, бегу,И прячу первые седые нити,И крашу губы,Улыбаюсь, лгу.Людское любопытствоТак жестоко!Совсем не каждомуПонять дано,Что смерти немигающее окоИ на негоВ упор устремлено…

6

Безнадежность…И все ж за тебя буду драться,Как во время войныВ окруженье дрались.Слышу вновь позывныеЗатухающих раций:«Помогите, я – Жизнь,Помогите, я – Жизнь!»Это битва,Хоть дымом не тянет и гарью,Не строчат пулеметы,Не бьет миномет.Может, несколько месяцевСкальпель подарит!Может быть…В безнадежностьКаталка плывет.Грозно вспыхнула надпись:«Идет операция!»Сквозь нее проступает:«Помогите, я – Жизнь!»Безнадежность.И все ж за тебя буду драться,Как во время войныВ окруженье дрались.

7

Твой слабый голосВ телефонной будке,Как ниточка,Что оборвется вдруг.Твой слабый голос,Непохожий, хрупкий —Тобою пройденАда первый круг.Твой слабый голосВ трубке телефонной —И эхо болиУ меня в груди.Звонишь тыИз реанимационной,Чтоб успокоить:«Беды позади».Твой слабый голос.Тишина ночная.И нет надеждыПровалиться в сон…Все выдержу —Но для чего яЗнаю,Что к смертной казниТы приговорен?..Таял ты,Становился бесплотною тенью,В совершенствеНауку страданья постиг.И могла ли терять яХотя бы мгновенье,И могла ли оставить тебяХоть на миг?..Как солдаты в окопе,Отбивались мы вместе.Умирал ты, как жил —Никого не виня.До последней минутыБыл рыцарем чести,До последней:Жалел не себя, а меня…

8

Журавлиные эскадрильи,Агармыш, что вплыл во тьму.Не в Москве тебя хоронили —В тихом-тихом Старом Крыму.Я твою выполняла волю…Громко бился об урну шмель.Было с кладбища видно полеИ дорога на Коктебель.Люди плакали, медь рыдала,Полутьма вытесняла свет.На дороге лишь я видалаУдалявшийся силуэт.И ушел ты в слепую темень,Вслед уплывшему в горы дню.Я осталась пока что с теми,С кем потом тебя догоню…

9

Сначала друг,А следом самый близкийМне человекУшел в последний путь…Ну что ж —По крайней мере, нету риска,Что будет мне больнейКогда-нибудь.И, все-таки,Поставить на колениСудьбе меня не удалось опять.Ведь я из фронтового поколенья —Мы не умеем руки опускать.

10

Как страшно теперь просыпаться!Как тягостно из НебытияВ Отчаянье вновь возвращаться —В страну, где прописана я.Весь мир превратился в пустыню,Все выжжено горем дотла.Какой я счастливой доныне,Какой я счастливой была!Хоть горя хлебнула в семнадцать,Хоть после нелегок был путь…Как страшно теперь просыпаться,Как трудно теперь мне уснуть!

11

Я заблудилась на кладбище,И было жутко слышать мне,Как погребальный ветер свищетВ потусторонней тишине.Я заблудилась, заблудилась,Мне чьи-то слышатся шаги…Родной, как в жизни,сделай милость —Мне помоги, мне помоги!

12

Припоздала зимаВ Подмосковье,И земля беззащитно нага.Раны летних биваковС любовьюЛишь сегодняБинтуют снега.Стало празднично в рощеИ чисто,Нет бутылок и банокНигде.Только медленно«Завтрак туриста»В незамерзшемДрейфует пруде.В рыхлом настеМой валенок тонет.Лес торжественно,Девственно бел.Лишь чернеют,Как гнезда вороньи,На деревьяхПапахи омел.Всюду празднично,Радостно, чисто,Нет бутылок и банокНигде.Только плавает«Завтрак туриста»,Как фрегат,В незамерзшем пруде.Только знать мнеИ страшно, и странно,Что ушел ты с землиНавсегда…Может, лягутБинтами на раны,Как снега на кострища,Года…

13

Ушел туда,Откуда нет возврата,А говорил —Не бросишь никогда…Здесь надо мноюТучи в три наката,Их никакаяНе пробьет звезда.Здесь опускаетБелые ресницыРоссийская дремучая зима…Забыться бы,Любой ценой забыться!Иначе попростуСойдешь с ума…

14

Да, все границы стерты,Да, пройдена черта,Коль целовала мертвыхВ застывшие уста,Коль проскользнула тропкойУ смерти на краю…Что ж девочкою робкойРастерянно стою?Чего теперь страшиться,Чего робеть, скажи?..Опять свои границыВернуть стремится Жизнь.Твердит: «Начни сначала,Как с чистого листа,Хотя и целовалаЗастывшие уста».

15

Его тюльпаныНа Твоей могиле —Как жизньСо смертью переплетена!..Так озираюсь,Словно пробудилиМеня от летаргического сна.Еще не все,Должно быть, понимаю,Еще не все,Должно быть, сознаю.И с нимПод густо-синим небом маяЯ над твоей могилою стою.Смерть ничегоПеременить не в силе.Но жизнь есть жизнь…Поют невдалеке.Его тюльпаныНа Твоей могиле,Моя рукаЛежит в его руке…

16

Я знаю —Все бы ты простил,Когда б пришел назад.И у меня б хватило силЗабыть про этот ад,Про ту пустыню,Где сто летЯ без тебя брелаИ не моглаНайти твой след —Ты б не попомнил зла.Но мне тебяНе воскресить,Всем вздохам —Грош цена.Не ты тропинку проторить,А я к тебе должна.Не так-то простоУмереть,Живу, себя казня.Должно быть,Разводящий – СмертьЗабыла про меня…

17

Еще держусь я на плаву,Но тянет, тянет дно.Всем кажется, что я живу,А нет меня давно.Еще я принимаю бой,И кто б поверить мог,Что я туда ушла с тобой,Откуда нет дорог?..А новый друг?А как же он?Ошиблась, не права:На миг поверила я в сон,Что все еще жива…

18

Холмов-курганов грустная сутулость.Тоска предзимья.В горле горький ком.Твоя душа, наверное, коснуласьМоей душиПолынным ветерком.Бреду однаВ степи под Старым КрымомВ те Богом позабытые места,Где над тобой давно неумолимоГранитная захлопнута плита.Твоя душа!Я не встречала выше.Но не желала прилетать она,Пока с БездушьемПод одною крышейЯ прозябать была осуждена.СтраданьемЯ очистилась от скверны —Едва-едва на то хватило сил…И ты,Сквозь ад прошедшую,Наверно,И пожалел, и понял, и простил.Лишь потомуДуша твоя коснуласьМоей душиПолынным ветерком…Холмов-курганов грустная сутулость.Тоска предзимья.В горле горький ком…

19

Старый Крым —Последняя обитель.Черный камень —Все, как в страшном сне.Не судите, люди, не судите —Здесь лежатьПоложено и мне.Не корите,Что судьбу другомуЯ, от слез ослепнув, отдала.Это было —Головою в омут…Совести гремят колокола.Не судите, люди.Скоро, скоро,В крымский дождикИли в крымский знойМне переселятьсяВ мертвый город…Черный камень,Камень ледяной!

1979–1987

Сноски