Образ России в современном мире и другие сюжеты - Валерий Земсков

Уже неопределенно продолжительное время существуют ощущение и понимание того, что весь XX век, а если брать истоки (появление диссистемных элементов), то и на полстолетия дольше, с середины XIX в., европейская культура все более втягивается в пограничную зону. Достаточно вспомнить об эстетических «революциях», непрерывно взрывающих культурное поле: модерн/авангард/ модернизм/массовая культура/постмодернизм. К середине XX в. массовая культура фактически ликвидирует классическую эстетику, не только в том виде, в каком ее развивал модернизм, но и нонклассическую авангардистскую эстетику, она не оставляет почвы для «высокого» искусства, и «искореженная» традиция погружается в постмодернизме в сумрачную рефлексию по поводу всего цивилизационного опыта. На протяжении всего периода втягивания в зону пограничья, от романтизма до авангардизма, модернизма и постмодернизма, возникают различные варианты пограничного, порогового, предельного, порубежного, трансгрессивного творческого сознания. Эти синонимы передают различные оттенки творческой ментальности пограничья. В пороговом сознании медицина и культура часто сближаются и в метафорическом, и в прямом значениях, в самих типах творческих субъектов. Вспомним Достоевского, Ницше, Рембо, Хлебникова, Кафку, Дали, Батая… Возможен и иной набор имен. Современная культура в разгар перехода даст, если не в смысле творческого потенциала, то уж во всяком случае в смысле клиники, множество примеров шизофрении неясного происхождения – что от болезни, а что от бизнеса.

Отдельные выдающиеся творцы сигнализируют о вступлении в период пограничной динамики развития и своим творчеством, и своими особыми индивидуальными повадками, но культура в целом осознает то, что переход состоялся, только постфактум. Однажды выглянув в окно, мы понимаем, что живем уже в другом мире. Янус видел сразу и прошлое, и будущее, у культуры отстающее чувство времени. В XX в. пришло осознание того, что творчество маркиза де Сада, Достоевского или Ницше было не только сигналами приближения к границе, но и пересечением Большой Границы, самой трансгрессией, пусть еще и не системной. То есть пересечения Большой Границы в художественной культуре происходят разновременными взрывами на большом хронологическом протяжении, в разных сферах и на разных уровнях культуры. Культура развивается нелинейно, теоретическая же рефлексия спрямляет зигзаги ее действительного развития.

Художественное творчество – это опережающая, интуирующая часть культуры, ее угадывающий и предвещающий «орган». Все смысловое поле культуры и словно сразу, во всем объеме исторического опыта преломляется в искусстве и проецируется в будущее, в иной, пока неведомый порядок. Однако в современном мире налицо большое несоответствие между состоянием, с одной стороны, гуманитарного, художественного сознания, и с другой стороны, агрессивно развивающейся технологии, прагматики во всех ее разновидностях.

Органы художественного интуирования уже давно выдали свой прогноз задолго до вступления в зону Большой Границы, и теперь больше не работают.

Вообще, видимо, есть существенное различие между формами функционирования художественной культуры на малых, «частных», переходах и на переходах больших. Малые осуществляются в остроконкурентной борьбе старого и нового (классицизм – романтизм, классика – модерн, авангард), и само это движение предваряет Большой переход, вынося в Большое время культуры крупные, основные смыслы, накапливая их в творчестве Больших Творцов. На Большой границе смыслы не формулируются, а претворяются. В пограничьи творческий потенциал слабее, чем в период канунов. Канун – это зона и период активности художественной культуры, сама граница для нее – зона промежутка, вненахожденья, место ни там, ни сям. Старое позади – новое незначительно. Это как беспосадочный полет в самолете – пассажиры находятся нигде…

Для понимания современной ситуации важен и топологический аспект пограничья. В старые времена диссистемные элементы появлялись в пространстве старой системы под воздействием внешних влияний, как итог межкультурного взаимоналожения «сквозь границы». Глобализация экономическая, технологическая, коммуникационная отменяет границы и, подавляя традиционные системы, предлагает виртуальное пространство существования без границ, иное культурное измерение. То есть культура вступила в пограничье без границ? В некое «лапороговое» состояние?..

О магии даты

Хроноцентризм есть базовая составляющая культурного сознания, и в этом смысле культура – это даты. Они обнаруживают и фиксируют ее развитие. Однако их роль не только в сохранении памяти, но и в активном и агрессивном участии в формировании культурной динамики. Даты структурируют сознание культуры, подгоняют его под себя, ориентируют направление развития смыслов.

Иными словами, даты – это опорные точки культуры, без них она рассыпается, падает в пустоту. Суть индивидуальной и коллективной амнезии одна и та же. Есть дата – есть субъект, нет даты – нет субъекта, его вроде бы не существует. То же и с культурой.

Конечно же, между датами биологического существования индивидуума и датами культуры нет тождества, но есть общая основа – изоморфизм всех уровней существования от точки генезиса до точки аннигиляции.

Даты – генераторы, возбудители культурного процесса, особенно и именно в пограничных зонах. Впереди маячащая дата вызывает возмущение смыслового поля, стягивает к себе смыслы, заставляет их работать, хотя сама по себе выглядит обманчиво. Сколь ни были бы условны даты переходов, словно назначенные заранее, и сколько бы скепсиса они ни вызывали, в их условности сокрыта жесткая императивная сила.

С точки зрения обыденного сознания, когда закончится 2000-й и начнется 2001-й год, ничего не произойдет; с точки зрения культуры – это пересечение Большой Границы. Мифология? Но что существует вне этой мифологии? Ведь и те, кто отвергают мифологические даты, и те, кто их утверждают, все равно отсчитывают время европейской культуры от Рождества Христова.

Любая система летоисчисления мифологична в своем истоке, и любая цивилизация, включившаяся в историю, в линейное измерение времени, ведет отсчет от мифологического истока и с его смыслами соотносит последующее развитие. Точно так же и мифологически– историческая христианская система летоисчисления.

Время христианско-европейской цивилизации, запущенное две тысячи лет тому назад, – это время, когда она занималась историзацией, так сказать, «разверткой» своего мифа в мире, развоплощением его в реальности – в культуре, философии, в этике, в искусстве, в науке, в исторических и культурных типах, порожденных разными версиями одного мифа (католическая, православная, протестантская цивилизации), наконец, секуляризацией все того же мифа.

Конечно, историки могут предложить различные варианты членения исторического процесса, однако для понимания того, что происходит с культурой, с сознанием, этого будет мало. Чтобы понять нынешнее состояние, надо обязательно вернуться к началу, к истоку, а значит – к мифу.

На самом деле в нынешних кануне, рубеже, переходе присутствует жесткая логика мифа и никакой иной истории нет за пределами этой логики мифа, развернувшегося уже во всей своей полноте. Сегодняшние сциентисты также покорно следуют логике мифа, потому что современная европейская секулярность есть ничто иное, как инвариант «разбожествленной» все той же цивилизационной матрицы. От Бога к Богочеловеку, от него – к Человекобогу?.. Вариантов нет. Одни верят, что Бог есть, другие – что его нет, но в любом определении присутствует Бог.

Иными словами, никаких других хронологических «костылей» нет. Если до сих пор открещиваются от христианского мифа, значит, до сих пор (в эпоху технологических «прободений» небес!) оторваться от него не могут. А суть в том, что выскочить из тела своей цивилизации можно только одним способом: снять с себя «шкуру» матрицы, «раздеться», т. е. отказаться от дат, истории, культуры, а значит, остаться в пустоте.

Безусловная жесткая необходимость осмысления 2000 года вызвана и иными причинами. Мы осмысливаем нынешний переход по христианскому летоисчислению. Поскольку существуют иные системы летоисчисления, иные мифологические версии, очевидна конвенциональность нынешних канунов и рубежей. И тем не менее безусловность даты от этого не становится менее жесткой, потому что она вытекает из той роли, какую играет в мировой динамике европейско-христианская цивилизация. В борьбе с иными версиями она на протяжении нескольких столетий превратилась в ведущую деструктивно-конструктивную силу мировой культуры. И потому ее нынешние кануны, рубежи и переход охватывают все мировое цивилизационное целое, навязывая ему свою хронологию, причем не только в аспекте современности. Современный переход привел в турбулентное состояние и удаленные и совсем далекие пласты культуры, все обозримое поле, «высасывая» из истории общий опыт. Таким образом, нынешняя условная, размытая дата перехода полна жесткой безусловности и определенности.