Изумруд (СИ) - Алина Политова

Забавно это слышать о собственном брате. Впрочем, если характером он вышел в мою сестру — то Рене могла быть и права.

— Нет, Рене, я имею в виду — как его зовут на самом деле. Вне Изумруда.

Она бросила на меня недоуменный взгляд.

— Ты что, не поняла еще, что здесь не обсуждаются подобные вещи? Я разве спрашивала тебя хоть раз о твоей жизни вне Изумруда?

— Да брось, никто не узнает. Мне это очень важно — мне кажется, что я его знаю…

— Знаешь? — Настороженно замерла Рене. — Тем более забудь.

— Я думала мы друзья.

— Не надо, Клер. Эти дешевые фразы меня не трогают.

— Да ты просто ревнуешь.

Она засмеялась.

— Ревнуешь, да? — не унималась я.

— Нет, Клер.

— Тогда скажи.

— Я не знаю. Честно не знаю. Зачем тебе это! Если он тебе нравится, подойди к нему просто, и он будет твоим. Здесь все так просто решается.

— Пожалуй так я и сделаю. — С вызовом сказала я.

Рене бросила на меня долгий взгляд и с досадой хлопнула по столу ладонью.

— Черт, ладно, ты меня поймала. С кем угодно — только не с ним.

— Почему же? Ревнуешь?

— Я не ревную, послушай, я не умею ревновать, но этого придурка я просто ненавижу, понимаешь?

— Твой бывший возлюбленный? — догадалась я.

— Господи, Клер, конечно нет!

— Тогда что?

Рене упрямо нахохлилась и, откинувшись на стуле, уставилась в пространство.

— Ты мне не скажешь? — не унималась я, — тогда я пойду и познакомлюсь с ним поближе, если ты не против.

Она вздохнула и возвела глаза.

— Клер, я и так тебе говорила много из того, чего тебе знать не следует.

— Тем более говори дальше. Ты мне не доверяешь?

— Не знаю. Понимаешь… — она затравленно осмотрела опустевшую уже почти столовую и придвинулась ко мне. — Клер, Чак здесь не просто так. Он собирает компромат на Поля. Его подослали, понимаешь?

— Неужели? — С сомнением покачала я головой. — Что-то он слишком молод для шпиона.

— Вовсе нет, — удивленно подняла брови Рене, — ему лет двадцать пять, говорю тебе!

Я не выдержала и засмеялась. Ну это уж была откровенная ложь. Другой вопрос — почему Рене так настойчиво отгораживает меня от Максима. Может она знает кто я и зачем здесь? Над этим стоило подумать. Вполне возможно, что Поль приставил Рене ко мне специально, чтобы следить за каждым моим шагом и не давать сделать лишнего. Эта мысль меня покоробила, и смех мой быстро сошел на нет.

— И какой же компромат он хочет собрать? — холодно спросила я.

— Не знаю. Да и зачем тебе.

— А Поль знает об этом?

— Конечно знает.

— Тогда почему же он впустил его сюда?

Рене пожала плечами.

— Должно быть, его это развлекает. К тому же Чаку нечего здесь будет найти — он уже приезжал раньше, но все впустую. Я думаю, Чаку просто нравится таскаться сюда, спать с девчонками местными. Он знает, что ничего не найдет, но все равно приезжает. А если и найдет… у Поля есть миленькая кассеточка, на которой Чак стоит в позе бобра, а сзади его обрабатывает наш черный Джамбо. Очень миленькая кассеточка. Знаешь, есть такой препаратик, который вызывает в человеке дикое сексуальное возбуждение. Чак случайно его попробовал и конечно же не устоял пред африканской страстью. Могу тебе показать! — Рене глумливо захихикала. — Может Чак теперь таскается в надежде кассету заполучить. Короче — не знаю. Но он особо не мешает уже — ты же видишь.

Рене врала мне, нагло врала. Но зачем?! Почему ей так важно было не подпустить меня к этому Чаку? Она на ходу выдумывала всякий бред — такой бездарный, что даже младенец засомневался бы. Неужели она знала… неужели она была лишь охранницей при мне и все эти разговоры о дружбе и увлечении мной были не более чем ширмой, призванной объяснить ее постоянное присутствие при моей персоне… Я не хотела в это верить. За эти дни она стала для меня большим чем просто подружка. Я не смогла бы толком объяснить мое отношение к ней, но никогда еще никто на свете не становился мне так близок, как эта странная девчонка. Моя семья, парни, друзья — все они были лишь незначительными эпизодами в моей жизни. Я без сожаления расставалась со своими мужчинами; я вполне могла прожить без своих подруг; моих родных и меня вообще разделяла пропасть… Но Рене!.. Она была единственным человеком, заглянувшим мне в душу. Эта девочка увидела меня такой, какой я была на самом деле, без многочисленных масок, что я напяливала на свое сердце с самого детства, без масок, которые я со временем и сама привыкла считать истинной своей сущностью. Это не было сказано вслух, но я чувствовала это каждую минуту что мы были рядом. Какое-то душевное притяжение — то, для которого не существует названия как для любви или дружбы; для которого не нужны слова, потому что словами его описать невозможно. Рене была юной, совсем девчонкой, но в ней жила сила, которой не хватало мне. Она не была ребенком — нет, — ребенком была я. Одиноким и покинутым, спрятавшим все свои чувства и эмоции глубоко внутри и с деланной беспечностью взирающим на этот чужой враждебный мир. Рене увидела это. Какая несвойственная ее возрасту мудрость и проницательность царила в ее насмешливом взгляде! Она знала обо мне все. Ее забавляло это, порой она мучила меня, но в этом не скрывалось ни капли злорадства или желания причинить мне боль. День за днем она срывала с меня эти цепи предрассудков и скрытых комплексов, которыми я обвязывалась два десятка лет моей жизни. Но быть может для нее это являлось лишь развлечением? Может она была просто приставленной ко мне стражницей, лишь от скуки копающейся в моей слабой душе? Нет, я знала, что это не так. Или я просто хотела чтобы это было не так…

Слушая вранье, которым она потчевала меня в столовой, я впервые по-настоящему ощутила страх ее потерять. Как странно и неожиданно это было… Я поняла, что мне во что бы то ни стало надо поговорить с Чаком. Плевать мне на этого Максима, плевать на папашу, просадившего все наши деньги, да и на сами деньги мне давным-давно наплевать. Я должна была убедиться, что Рене мне не врала, и что Чак этот никакой не Максим. Хотя, черт, теперь я была уже уверена, что это мой брат… Мне надо было с ним поговорить — в любом случае. Без Рене.

Но в этот день Рене не отходила на меня ни на минуту, будто угадав мои намерения. Чак куда-то исчез — благо затеряться в парке можно было запросто. Когда подошло время ужина, и народ начал стягиваться к Большому дому, Рене внаглую утянула меня в видеозал, где мы просидели весь вечер разглядывая старые изумрудовские видеокассеты. Когда поздно ночью Рене проводила меня к моему домику, то не выдержала и напоследок заявила:

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});