Милые люди - Юлия Гайнанова

руки.

Я потихоньку начинал ненавидеть это кольцо. Я не мог положить его в еду, но и зайти в туалет для повторного омовения не представлялось возможным. Опять просторы моего кармана приняли дуэт большого и указательного. Я сидел за столиком и ждал, пока мужчина выйдет из туалета.

И тут случилось страшное.

В ресторан зашла она.

Я криво ухмыльнулся. Она не улыбнулась в ответ, наверное, потому, что подумала, что я ей не рад. Я не мог разговаривать, я не вынимал руку из кармана, я был человеком с ограниченными возможностями. Я молчал, она боялась начинать разговор. Возможно, она предчувствовала, что наш ужин все изменит, и начала переживать: даже попыталась сложить фигурку оригами из тканевой салфетки, что было заранее обречено на неудачу.

Мы сделали заказ. Она попросила любимое пирожное и эспрессо. Внутри меня что-то улыбнулось, будто она уже приняла мое предложение. Тот факт, что она не догадывалась, что заказала себе золотое кольцо и сокровенный вопрос, меня не смущал. Наконец тот мужчина покинул туалетную комнату, и мне снова представилась возможность отмыть кольцо.

– Я мигом.

Но прошло много-много мгновений, прежде чем я вернулся.

Помыв кольцо, не отрывая от него взгляда, хотя меня так и манили все три отражения восхитительного меня же, я подошел к официанту, стоявшему у стены вне ее поля зрения. Он с радостью обещал мне исполнить мою маленькую просьбу. Он был так искренне счастлив мне помочь, что стало очевидно, что я был несчастлив. Я был нервозен. Мне вдруг стало страшно.

Но официант ушел, любимое пирожное любимой дамы уже пеклось, нелюбимое кольцо перекатилось, вместе с камнем ответственности, на официанта. Все было готово.

Тяжесть освободила плечи и без предупреждения мерзкой жабой шлепнулась на сердце, несмотря на мои надежды хотя бы немного побыть порознь: всем периодически хочется друг от друга отдохнуть. Я чувствовал себя так, словно решился прокатиться на американской горке: сижу, крепко пристегнутый, поднимаюсь в вагончике к небу… И вот наступает это мгновение перед тем, как упасть в бездну, когда хочется крикнуть: «Я передумал!» и инстинктивно сжимаешь кулаки (свои) или колено (соседа) – этот миг, усиленный во множество раз, я и переживал тогда.

Я видел ее ровную спину, высокий каштановый пучок, стройную лодыжку, острый нос черной туфли, кусочек зеленого платья, так подходившего к ее серым глазам, в которые я не мог сейчас взглянуть. Я шел к столику словно в тумане и чувствовал себя героем фильма: замедленная съемка, звучит какая-нибудь романтичная мелодия, например, Unchained Melody[11], крупным планом мое лицо и счастливая улыбка, я закрываю глаза, открываю, смотрю прямо в камеру… Какая пошлость!

Зазвонил мобильный телефон. В раздражении я скинул звонок, это была мама. Но телефон тут же завибрировал вновь, и я решил быстро ответить. Так я оказался на улице, чтобы любимая не услышала мой голос и не обернулась раньше положенного. Хоть какой-то момент в моем предложении должен быть идеален, а кольцо уже не могло попасть ни в какие передряги.

На солнечном бульваре я буркнул:

– Что-то срочное?

– Как всегда, на меня нет времени, – и я уже представил, как мама обиженно поджимает подбородок.

– Сейчас действительно не могу говорить.

– Ну конечно, зачем тратить время на мать…

Я сделал волевой поступок и притворился, что у меня вторая линия. Совесть кольнула меня, но в данный момент важнее всего было успеть до подачи пирожного. Я резко развернулся, неловко оступился и упал.

Телефон выпал из рук, его тут же схватил какой-то оборванец и убежал.

Я мгновенно встал и отряхнулся. Погнаться за ним – в том маленьком аппарате вся жизнь – или сделать наконец-то предложение любимой женщине?

«Успею, я успею», – думал я, пока неуклюже бежал по тротуару. Остановился у поворота и понял очевидное: оборванца мне не то что не догнать, но даже взглядом не проводить. Сил бежать обратно не хватало, поэтому я, пыхтя и вновь потея, именно прогуливался до другого конца улицы, где все так же находился заветный ресторан. Я шел медленно, ловя редкие порывы ветра, в надежде, что отвратительные пятна под мышками успеют высохнуть, а лицо приобретет человеческий оттенок.

Когда я вошел в зал, то никого не увидел за нашим столиком. Я машинально потянулся за телефоном, которого не было. На красивой белой скатерти одиноко торчало надкусанное пирожное, а рядом валялось золотое кольцо. Я устало приземлился на стул и уставился на круглое украшение с камнем. Так прошло минут десять. Ко мне наконец подошел официант:

– Мне очень жаль, что так получилось.

– Это не ваша вина.

– Нелепая случайность!

– Отказ вряд ли можно принять за случайность… Хорошо хотя бы, что мне не пришлось видеть ее замешательство, извиняющийся взгляд…

– А вы про что?

– Как про что?

– Так вы не в курсе? Ваша спутница не заметила кольцо и сломала об него зуб. Столько крови было!

– Где она?

– Да тут, за углом, в стоматологии.

Я бросился туда, где моя щербатая возлюбленная наконец-то ответила «да». Точнее, просто кивнула, говорить ей было больно. Золотое кольцо из ресторана мы забрали на следующий день.

Откровенно говоря, я втайне надеялся, что его кто-то украл, но оно не привлекло ничьего внимания даже пятнадцать лет спустя, когда любимая оставила его в туалете забегаловки в Рио-де-Жанейро.

Пять женщин

Пять женщин сидели за столом в уютном ресторане и пили водку. За окном шел снег, а внутри горел огонь. Не только внутри женщин, но и самое настоящее пламя освещало деревянный зал. Им было примерно двести лет на всех.

Варвара сидела во главе, спиной к окну. Короткая стрижка, холодный блонд, красные губы, белые руки, пляшущий кулак – дурацкая привычка сжимать и разжимать пальцы, оставляя на ладонях волнообразный след от наращенных ногтей. Ее светло-голубые, практически прозрачные глаза замерли. Как и все за столом, она смотрела на Оксану.

Оксана похожа на плюшевый диван, занимавший центральное место в ее квартире и жизни. На нем она проводила девяносто процентов времени. Готовилась к предстоящей встрече женщина-диван долго и тщательно. Свидание с подругами взволновало ее даже больше, чем сам повод увидеться, будто озорной мальчишка пустил блинчик по воде ее гладкого бытия. Она приняла душ, до жжения растерла кожу полотенцем, с усилием расчесала жесткие и редкие волосы, смыла налет сна с тела и улыбнулась отражению в зеркале, откуда на нее смотрело что-то чужое. Оксана видела все еще молодую красотку, полную надежд, стоящую в прихожей невероятных событий, но ее тело, в отличие от головы, понимало