Последняя башня Трои - Захар Оскотский

Шейхам казалось, что они навсегда сковали Запад цепями нефтяной зависимости. Но еще в годы Второй мировой войны в блокадном Ленинграде сотни автомобильных моторов, снятых с обычных грузовиков, работали на водородном топливе. Эти моторы вращали лебедки, поднимавшие и опускавшие на тросах аэростаты воздушного заграждения. Бензина для них в осажденном городе не хватало, а водород брали из тех же аэростатов.

И после той войны во многих странах появлялись экспериментальные автомобили, ездившие на водороде. Они не могли получить большого распространения из-за того, что водород приходилось хранить в тяжелых баллонах, а при утечках он создавал взрывоопасную смесь с воздухом, но эти машины были предвестниками будущего.

Незадолго до распада Советского Союза под Москвой даже летал на водороде пассажирский самолет, переделанный из обычного реактивного лайнера. На нем тоже стояли баллоны, хотя к тому времени уже открыли свойство некоторых сплавов поглощать огромные количества водорода, а затем – постепенно отдавать работающему двигателю.

И еще с середины прошлого века во всех развитых странах ученые бились над управляемым термоядерным синтезом. Поиски шли медленно, с тяжкими неудачами. Но тот, кто задумывался, понимал: прорыв неизбежен, и как только он произойдет, мир получит дешевую термоядерную электроэнергию вместе с безграничным количеством водорода. Нефтяные цепи лопнут, а массы нефтедолларов, накопленных шейхами, станут для экономики Запада вредным балластом.

Однако главной, катастрофической ошибкой всех шейхов было презрение к Западу, который казался им нерешительным и слабым противником. Их расчеты при подготовке терактов всегда строились на том, что Запад не ответит им тем же. Не станет взрывать бомбы на улицах мусульманских городов, не станет угонять самолеты, захватывать и расстреливать заложников. Собственная беспредельная жестокость представлялась маньякам вроде бен Ладена смелостью и силой, а западная скованность нормами закона и морали – бессилием и трусостью.

Шейхов воодушевляли неудачи западных союзников в военных операциях против них. Союзники, прежде всего американцы, в самом деле поначалу вели себя нелепо. Им казалось: стоит оккупировать страну вроде Афганистана или Ирака, установить в ней под своим контролем демократическое правительство, вложить в восстановление экономики определенную сумму долларов – и все пойдет на лад, как после Второй мировой в Германии или Японии. А когда в ответ пламя террора и партизанских войн разгоралось еще сильнее, стратеги из Пентагона и Госдепартамента терялись: неужто воинствующий исламизм страшнее германского нацизма и японского милитаризма?!

Однако шейхи ликовали зря. Западные аналитические центры, исследуя свои провалы, не могли не прийти к очевидным, далеко идущим выводам. Германию и Японию удалось повернуть в русло буржуазной демократии потому, что победу над ними Запад одержал в результате войны на уничтожение, которую вел, отбросив всякую гуманность. На фронтах и под бомбежками, сметавшими целые города, погибли миллионы немцев и японцев. Это было ускоренное, насильственное завершение демографического перехода, которое только и могло привести в чувство обезумевшие от стремительного прироста нации. И если в начале XXI века Запад имел дело не с восьмидесятимиллионными народами Германии и Японии, а с многомиллиардной массой мирового Юга, то, значит, и для победы нужна была не столько новая политика, сколько новые средства насилия, применимые во всепланетных масштабах.

А шейхам казалось вдобавок, что они разлагают противника изнутри, ведь мусульманские общины стремительно разрастались и в странах Запада. Конечно, многие иммигранты хотели только одного: спокойно трудиться и стать полноправными гражданами развитых государств. Но свои собственные шейхи находились везде, повсюду накапливались массы их молодых приверженцев, бурлящие темным неистовством. Это они поддерживали единоверцев-террористов по всему свету. Они презрительно смеялись над низкой рождаемостью западных наций и нетерпеливо подсчитывали, когда те превратятся в меньшинства на своей собственной земле. Они повторяли знаменитую шутку албанцев времен югославских войн: "Победим сербов детородным органом!", называя вместо сербов народы, приютившие их самих. Они вывешивали на лондонских улицах транспаранты "Ислам – будущее Британии!". Они бахвалились, что скоро сбросят с парижского собора Нотр-Дам скульптуры и превратят его в мечеть.

Их не насторожил даже пример нашей России, где ПНВ наглядно показало, какие возможности сортировки населения и выборочных репрессий дают сегодня компьютеры в руки властей, решивших пренебречь юридическими процедурами. Теми самыми процедурами, над которыми так потешались шейхи, не понимая, что только эти односторонне соблюдаемые Западом условности и спасают их до поры, до времени от гибели.

Тот, кто следил за развитием науки, понимал: терпимость, уступчивость и даже трусоватость Запада имеют предел. Умиротворению агрессора за счет малых народов – сербов, израильтян, македонцев – придет конец, решающее столкновение с Югом неизбежно. И произойдет оно тогда, когда научно-технический прогресс не только освободит Запад от нефтяной зависимости, но и откроет, наконец, пути к продлению человеческой жизни.

Легко было предвидеть, что Запад, островок в мире XXI века, не станет совершать самоубийство и делиться бессмертием с грозящим его затопить океаном южных народов.

Легко было предвидеть, какой ответный взрыв массовой ненависти грянет на планете.

И нетрудно было предугадать, что индивидуалистский, рациональный Запад в борьбе за самосохранение пойдет на любую жестокость, вплоть до полного уничтожения мистического, коллективистского Юга.

– Ты говоришь, они не виноваты, – рассуждал дед. – Шейхи виноваты безусловно. А что касается одурманенных ими народов, так, пожалуй, действительно не вина, а беда, трагедия этих людей в том, что они ОПОЗДАЛИ. Они отстали от прогресса, втянулись в демографический переход только тогда, когда все условия им создало опередившее западное общество, и сознание их заблудилось в потемках религиозного фанатизма. Как раз в тот момент, когда наука уже вышла на рубежи человеческого бессмертия и фактор времени стал решающим.

Европа в двадцатом веке имела половину столетия на то, чтобы перебеситься в мировых войнах и революциях и завершить свой демографический переход. У многомиллиардного мирового Юга в двадцать первом веке не было такого запаса времени, а у Земли не было достаточных ресурсов, чтобы выдержать демографический переход южных народов. С беспощадной ясностью обрисовывались только два возможных варианта: либо этот переход вызовет такие катастрофы, которые приведут к гибели цивилизации и самой жизни на Земле, либо… либо ему не дадут осуществиться.

Первые призывы насильственно ограничить рождаемость отсталых народов открыто зазвучали в девяностые годы двадцатого века. Заговорили об этом не одни только националисты и расисты, но и люди с безупречной репутацией гуманистов и либералов, такие как польский философ Лем. А сама подготовка Контрацептивной войны берет начало еще несколькими десятилетиями раньше. Эта война готовилась почти так же долго, как переворот в энергетике, только проследить за ее ростками было гораздо трудней, все скрывали покровы секретности. Но кое-что пробивалось и на поверхность.

Так, с самого начала было ясно, что в глобальном столкновении с Югом Запад не сумеет победить ни обычным оружием, ни с помощью отдельных атомных ударов, ни путем всеобщей ядерной войны. Первые два способа заведомо не могли остановить демографическую лавину, а третий был попросту немыслим. Для уничтожения людских масс Юга (без чего невозможна победа) потребовалось бы множество ядерных зарядов большой мощности. Все гибельные последствия такой войны давно были известны – радиоактивное заражение планеты, ядерная зима. Даже если бы Запад сумел избежать ответных ядерных ударов, он все равно не защитил бы свои территории и свое население от последствий многочисленных взрывов собственных боеголовок. На заведомое самоубийство и вообще на сколько-нибудь значительный риск Запад, конечно, не пошел бы.

Но еще на рубеже семидесятых-восьмидесятых годов двадцатого века в мировой печати стали всплывать странные сообщения о ведущихся на Западе работах по созданию генетического оружия. Имелось в виду биологическое оружие массового уничтожения для этнических чисток планетарного масштаба. Сущность его заключалась в том, что возбудитель смертельной болезни должен был действовать избирательно, поражая только носителей определенных генетических структур, свойственных конкретной расе или этнической группе.

Дед вспоминал, какое странное, двойственное впечатление производили тогда эти публикации в кругу его друзей физиков: тревожной достоверности и нарочитой абсурдности.