Метро 2033: Подземный доктор - Андрей Буторин

– Затем, что если через полчаса у меня не будет сома, – неожиданно тихо, но так хрипло, что его речь больше напоминала утробное звериное рычание, произнес Доктор, – то я разорву на части тебя и впихну в эту «рыбоньку» твое сраное легкое.

Евдокию сдуло точно ветром, которого в подземельях не могло быть и в помине. «Архангельский демон» рухнул на стоявший у стены табурет и, превратившись в застывшее изваяние, приготовился ждать.

* * *

Таких операций Подземный Доктор не делал еще никогда. Сейчас, вымотанный многочасовой сложнейшей работой, он сидел прямо на полу, прислонившись гудящей от усталости спиной к каменной стене лаборатории. Сидел и смотрел на большую, наполненную водой пластиковую ванну, в которой лежала его невероятная маленькая пациентка. Девочка еще находилась под действием наркоза, поэтому, чтобы она случайно не вдохнула воды в то, что осталось у нее от единственного теперь, не вполне еще функционировавшего легкого, ее рот и нос были плотно завязаны. А дышала она… жабрами. Самыми настоящими сомиными жабрами, вшитыми ей Доктором в области шеи. Ему еще самому до конца не верилось в это. Но вот же она, перед ним – живая новоявленная русалочка.

«А ведь и правда русалка», – подумалось вдруг Подземному Доктору. Оказалось, что у девчонки есть… хвост!.. Небольшой, правда, с ладонь, и совсем не похожий на рыбий, но все-таки хвост. Да и жить ей большей частью придется теперь в воде – легкое, несмотря на все приложенные усилия, удалось восстановить далеко не полностью. Он надеялся, что дышать бедняжка им все-таки сможет, но не подолгу. Впрочем, когда девочка вырастет, можно будет пересадить ей здоровые донорские легкие. Если, конечно, она вообще доживет до этого момента. Да и если он сам доживет. В тех условиях, в каких оказался окружающий мир, давать этому какие-либо гарантии никто бы не стал. К тому же, если удастся осуществить то, что он задумал, вряд ли он вообще когда-нибудь встретится с этой «русалочкой». Ну а если вдруг не удастся…

«Нет! – стукнул себя «архангельский демон» кулаком по колену. – Нет, нет и еще раз нет! Никаких сомнений! Не смей даже думать о неудаче!..»

Видимо, он начал дремать и вздрогнул, когда его плеча коснулась ладонь Евдокии:

– Доктор, там Лёшка с Жекой ждут. Часов десять уже… Спрашивают: Степана отпускать домой или как?..

– Степана?.. – встряхнул головой Подземный Доктор. – Ах, да…

Он с трудом, придерживаясь руками за стену, поднялся и медленно, сгорбившись, словно старик, направился к ведущей из лаборатории двери. Но, взявшись за ручку, собрался, выпрямился и, распахнув дверь, шагнул за порог с обычным, каменно-хладнокровным выражением лица. А пока шел к «кают-компании» по выложенному кирпичом коридору, вспомнил про ту необычную операцию, после которой девятнадцатилетний парень Степан стал тем, кем он был сейчас, – разумным «птеродактилем». Та операция в чем-то была сродни сегодняшней; пациент и донор относились к разным классам: тогда это были млекопитающее (человек) и пресмыкающееся, сегодня – человек и рыба. В тот раз он вообще не верил, что у него что-то получится, а на операцию решился больше из любопытства, в качестве эксперимента. Еще и проводить ее пришлось в экстремальных условиях: в пещере на берегу реки – в туннель здоровенный «птеродактиль» просто бы не пролез. Когда летающему чудищу была проведена трепанация черепа и Доктор извлек мозг, он поразился, насколько тот был похож на человеческий: такой же по объему, с большим количеством извилин… Скажи ему кто о разумности этого существа – ничуть бы не удивился. Вот только было совершенно непонятно, от какого вида животных произошли эти гигантские «птички»? Неужели на кого-то из тогдашних обитателей животного мира мутация могла подействовать так сильно менее чем за двадцать лет? Впору было поверить, что ядерные взрывы сумели приоткрыть двери в некие параллельные миры, откуда успела проникнуть часть их обитателей. Впрочем, у других животных – тех же волков и медведей – мутация вообще оказалась «взрывной»: уже через три-четыре поколения, то есть года за три, животные изрядно «облысели», приобрели сплюснутые морды, а волки – еще и похожие на руки передние лапы. Свихнувшаяся природа умела преподносить сюрпризы, особенно после того, как ей в этом столь щедро помогли. Но этот вопрос не относился к профессиональной сфере Подземного Доктора; куда интереснее было узнать, приживется ли в совершенно чужом теле человеческий мозг? И если все-таки да, то сумеет ли пациент управлять крыльями и хвостом – органами, для которых в мозге не имелось соответствующих отделов?

В итоге случилось практически невероятное: мозг прижился, и Степан – пусть и не сразу, но довольно быстро – смог сначала начать шевелить новыми конечностями, а затем и вполне уверенно использовать их по назначению.

Произойди такое событие до Катастрофы, ученый мир взорвался бы от удивления и восторга, разразился бы овациями в честь ученого-новатора. Да что там – сошел бы с ума, осыпав удачливого экспериментатора всеми возможными званиями, регалиями и почестями. Про Нобелевскую премию можно было даже не упоминать – ее бы присудили, не раздумывая. Но сейчас… Сейчас ему было не до того, чтобы разбираться, какие отделы мозга Степана взяли на себя несвойственные им ранее функции и как такое стало возможно в принципе. Да и не имелось у него для подобных исследований нужного оборудования. Как, впрочем, и специальных знаний.

Имелась в тот раз и еще одна, пусть и не столь критичная проблема: как сделать, чтобы «птеродактиль» мог разговаривать? Подобная задача впервые встала перед Подземным Доктором, когда он научился пересаживать человеческий мозг волкам и медведям. Да, бывшие звери после такой операции получали разум, но разговаривать как люди они все равно не могли – слишком уж отличалось строение гортани, языка, челюстей от речевого аппарата человека. Первые зверолюди старательно сипели, хрипели, выли и гавкали, но уловить в этих звуках смысл было почти невозможно. Задача сделать своих пациентов по-настоящему говорящими показалась Доктору не только весьма важной, но и чрезвычайно интересной, и после многочисленных проб и ошибок он все-таки научился операционным путем дорабатывать речевой аппарат подопечных до максимально приближенного к человеческому. Правда, говорили бывшие звери все равно с характерным «акцентом» – рычаще и хрипло, а длинные фразы давались им зачастую с трудом, но они все-таки говорили, и это было для Подземного Доктора настоящей победой, которой он не без основания гордился. Другое дело «птеродактиль», у которого все было устроено совсем по-другому, а время для экспериментов отсутствовало. Пришлось действовать практически по наитию, полагаясь лишь на чутье и удачу. И они не подвели: «птеродактиль» теперь тоже мог разговаривать, причем даже лучше, нежели человековолки и человекомедведи – сложные, длинные фразы и предложения давались ему так же легко, как и нормальному человеку. Правда, речь Степана всё же имела свои особенности: в отличие от рычащих, твердых звуков у человекохищников, «птер» при разговоре немилосердно шипел и свистел. Но это уже были мелочи по сравнению с главным…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});