Альфа и Омега - Патриция Бриггз

— Чарльз, — настаивала она, но потом увидела его глаза и сглотнула.

В желтом пристальном взгляде этих глазах не осталось ничего от прежнего Чарльза.

Уйти из квартиры не вариант.

Она пошла назад к кухне и остановилась там же, где и покинула его. Он еще секунду постоял у двери и метнулся за нею. Когда он закончил есть, она уселась на матрац. Он запрыгнул рядом с нею, положил голову ей на колени, и с тяжелым вздохом закрыл глаза.

Потом открыл один глаз и снова его закрыл. Она провела пальцами по его коже, тщательно избегая раны.

Они обручились? Она подумала, что нет. Разве не должно быть что-то типо церемонии? Она еще не сказала ему, что приняла его — и скажет не раньше, чем он ее спросит.

Пока… она закрыла глаза, и позволила его аромату течь через нее, а ее рука зарылась в его мех. Потом открыла глаза, и встретилась с его золотистыми ясными глазами.

Под ним зазвонил его телефон. Она скатилась на пол, словила остатки его штанов, вытащила телефон и проверила номер. Она развернула его так, что Чарльз увидел дисплей.

— Это твой отец, — сказала она ему. Но, очевидно, волк еще не осознал ситуацию, потому что он даже не посмотрел на телефон. — Думаю, что тебе надо будет ему перезвонить, когда ты снова обратишься в человека.

Она надеялась, что до этого осталось не долго. Даже после отравления серебром, он должен был пойти на поправку через несколько часов — надеялась Анна.

Телефон звонил около минуты. А потом начал вновь. И так три раза. Остановился. Потом еще три раза. Остановился. Когда он еще раз зазвонил, она неохотно ответила:

— Алло?

— С ним все в порядке?

Она вспомнила оборотня, который принес стул для Чарльза, чтобы он мог присесть, пока над раной работал ИВССовец. Он, должно быть, позвонил Марроку.

— Думаю, да. Рана не такая уж и ужасная, и почти не затронула лопатку, но пуля была серебряной, кажется, вот на это он среагировал хуже всего.

Недолгая пауза.

— Я могу с ним поговорить?

— Он в волчьей форме, — объяснила она ему, — но слышит вас.

Одно из ушей повернулось в сторону телефона.

— Тебе нужно помочь с Чарльзом? Его реакция на серебро будет немного… неадекватной.

— Нет. Никаких проблем.

— Серебро выбьет волка Чарльза из равновесия, — мягко напел Маррок. — И с ним никаких проблем? С чего бы?

Она никогда не встречалась с Марроком, но глупой не была. Этот напев был опасен. Он думал, что она имела какое-то отношение к нападению на Чарльза и сейчас связала его и держит в клетке? Она попыталась как можно понятнее ответить на вопрос.

— Ммм. Чарльз считает, что его волк выбрал меня своей супругой.

— За один день?

Это и в правду казалось очень глупым из его уст.

— Да.

Она не смогла сдержать неуверенности в голосе, что, несомненно, обеспокоило Чарльза. Он скатился на ноги и мягко зарычал.

— Еще Чарльз сказал, что я — омега, — сказала она его отцу.

Долгая, протяжная тишина, ей даже начало казаться, что связь оборвалась. Но потом Маррок мягко рассмеялся.

— Ооо, его брат будет его беспощадно дразнить за одно это. Почему бы тебе не рассказать мне все. И начни с вашей встрече в аэропорте, пожалуйста.

…

Она так сжала пальцы на руле, что виднелись суставы, но Чарльз сам был не в том настроении, чтобы пытаться смягчить страх Анны.

Он хотел поехать один. Ему не хотелось, чтобы Анна была в центре поля боя, которое, бес сомнения, развернется этим вечером. Он не хотел, чтобы ее ранили, и не хотел, чтобы она увидела его в роли, уже давно для него предназначенной.

— Я знаю, где живет Лео, — возражала она. — Если ты не возьмешь меня с собой, то я просто сяду в такси и последую за тобой. Ты не можешь идти один. В тебе все еще чувствуется запах твоих ран — они сочтут это признаком слабости.

Правда ее слов уже почти сделала его жестоким. На кончике языка вертелись обвинения: о чем она думает? что одна омега-женщина способна помочь ему в схватке? — но его собрат волк подкусил язык. Она и так достаточно натерпелась, и волк не позволит, чтобы кто-либо еще причинил ей боль. Это был единственный раз на его памяти, когда волк вмешался в его человеческую природу, а не в изменение. Но ее слова лживы. Он запомнил мраморную скалку. Она не может быть агрессивной — у нее тоже есть предел.

Он согласился на ее компанию, хотя чем ближе они подъезжали к дому Лео, чем больше он жалел об этом.

— Дом Лео занимает пятнадцать акров, — сказала она ему. — Достаточно для охоты стаи, но нам все равно надо быть потише.

У нее был непреклонный тон. Похоже, она пыталась завязать с ним разговор, чтобы держать под контролем свой страх. Хоть его и распирала ярость, но он не мог не прийти ее на помощь.

— В больших городах трудно охотиться, — согласился он. Тогда, только ради проверки ее реакции, ведь у них никогда не было шанса по-настоящему обсудить вопрос о том, кем она была ему, он сказал: — я устою тебе настоящую охоту в Монтане, и ты даже думать не будешь снова вернуться в город. Обычно мы ловим оленей или зайцев, а популяции американских лосей настолько возросли, что иногда даже на них. Американские лоси — реальная катастрофа.

— Я бы придержалась одними кроликами, если ты не против, — пролепетала она. — Я, в основном, тянусь позади всех. — Она слегка улыбнулась. — Наверно слишком часто в детстве смотрела "Бемби".

Он рассмеялся. Да, он будет добиваться ее. Но, кажется, она сдается и без боя. Разве что, он вспомнил о ее отношении к сексу, но, ведь, о боях она ничего не говорила.

— Охота — часть того, кем мы являемся. Мы — не кошки и не затягиваем убийство, мы — животные, охотящиеся ради пропитания, ради сохранения стаи сильной и здоровой. Но если тебе это не нравится, ты, конечно, иди позади и наслаждайся бегом.

Она подъехала к клавиатуре на стене перед воротами и выстукала четыре цифры. Недолго помедлив, цепь на верхушке ворот начала двигаться, и ворота заскользили вдоль стены.

Чарльз уже дважды бывал здесь. Первый раз больше столетия назад, тогда дом был не больше лачуги. Тогда в доме было пятьдесят акров, а альфой был маленький ирландский католик по имени Вилли О'Шогнесси, который удивительно прекрасно вписался между своими немецкими и лютеранскими соседями. Второй раз — в начале двадцатого века, на похоронах Вилли. Вилли был старым, ему было почти столько же, сколько и Марроку. И был безумен, как и большинство старых волков. Когда проявились первые признаки наступающего сумасшествия, Вилли прекратил есть — демонстрация силы воли, что и делала его альфой. Чарльз вспомнил, как горевал отец на поминках. Они (Чарльз с братом, Самуэлем) еще много месяцев волновались, не решит ли вдруг и отец последовать за Вилли.