Таинственное исчезновение - Ирина Глебова

Да, много вопросов. Разъяснить их могут лишь трое. Захарьев, Зубров, Карзун. Захарьева Викентий Павлович уже искал — и не нашел. Значит, чтобы отыскать его или хотя бы — заныло у следователя сердце! — узнать, что с ним сталось, надо отыскать двоих других. Ведь оказался же у Зуброва паспорт Захарьева. А потом перекочевал к Карзуну. Этот последний явно спровадил документ перекупщице Хазанович, зная, что тот пойдет по рукам. А значит, рано или поздно попадет полиции. Для чего это сделал Карзун? Во-первых, потому что сам, видимо, в исчезновении Захарьева не повинен. А, во-вторых, чтобы навести след на Зуброва. И руками властей устранить того. Ведь ясно, что между ними давняя вражда, возможно, из-за того дела, по которому Карзун сел, а Зубров остался на воле. А может, что-либо посерьезнее. Сам Карзун и без того в розыске — чего ему бояться более?

Опять вопросы. Все, хватит. Очевидно одно: искать надо кого-то из них. А от одного ниточка потянется к другому. Пути их пересекаются и, похоже, далеко не расходятся. Чувствуется — есть нечто связующее между этими людьми.

Глава 12

Кто скажет, что удача приходит внезапно? Следователь Петрусенко знает доподлинно: удача не сваливается на праздную голову. Она является тому, кто сам идет ей навстречу — упорно, неотступно. И более того: кто прошел уже большую часть пути. Оттого и не удивился Викентий тому, что произошло сразу же по его возвращении, не поразился совпадению. «Все правильно», — сказал он сам себе. Событие, подобное случившемуся, он предвидел.

Вечером, приехав в город, с вокзала направился прямо домой. Было здесь привычно, уютно, но пусто, скучно. Переодевшись с дороги, Викентий попросил швейцара заказать в ресторации, на первом этаже дома, ужин для себя. Судки с едой вмиг были доставлены. После ужина он сел в кабинете с газетой и трубкой. И почти сразу же наткнулся на завершение истории, связанной с маленькой немецкой девочкой, убитой ещё в июне, расчленённой и брошенной в реку. «Ну, наконец-то, — подумал Викентий, начав читать. — Отличная работа, ничего не скажешь».

* * *

Идея найти корзину со следами крови привела немецких следователей к другой мысли — поискать такие же следы крови в квартире Либетрут. Если убийца Бергер, они там должны быть. Эту работу поручили доктору Паулю Езериху, единственному химику в Берлине, имеющему авторитет в области исследования крови. Ванновски и Вен привели химика в квартиру, где тот сразу стал действовать. Из спальни забрал валяющееся на постели и полу грязное бельё, выпилил кусок доски из-под кровати с большим красным пятном, содрал забрызганные красным обои на кухне, выковырял и разложил по конвертам грязь из разных щелей. Всё это Езерих отправил на исследование в лабораторию.

Результаты, увы, разочаровали: кровь, обнаруженная на обоях, была следами раздавленных клопов. И всё… Убийца, конечно, мог расчленять тело в ванной, а воду потом слить, и тут ничего не поделаешь… Вновь Ванновски и Вен стали думать о пропавшей корзине, искать её. Напрасно! И лишь когда уже почти пришло время выпускать Бергера, появилась надежда. В десятый полицейский участок пришла жена торговца углем фрау Бухгольц, привела своего племянница, боцмана Вильгельма Клунтера. И вот что следователи услышали: Клунтер приехал вечером в гости к родичам, Бухгольцам, и от них в беседе впервые услыхал об убийстве девочки Люси. Оказывается, он был в плавание, газет не читал и не знал о том, что разыскивается корзина. Уходя же в плавание из берлинской гавани, он и его штурман выловили в воде корзину с откидной крышкой. В ней оказалась дамская булавка для волос. Теперь эта корзина валяется у него дома, под лестницей. И на следующее же утро боцман принёс корзину…

Да, эта корзина полностью соответствовала описанию Иоганны Либетрут: размер, цвет, повреждённая застёжка — всё совпадало. И Иоганна. За которой послали, сразу, с порога, увидела и узнала свою корзину. В одном месте, на прутьях, було много красных пятен. Человеческая ли это кровь? Вскоре лабораторные исследования это подтвердили. Более того: в пятнах крови обнаружились шерстяные волокна, которые совпадали с волокнами нижней юбочки Люси… Вот так замкнулась цепь доказательств вины Бергера. И хотя он сам продолжал всё отрицать, уже был назначен суд…

Викентий сложил газету. Он был рад за немецких криминалистов, они сработали очень профессионально. «И без науки сегодня в нашем деле не обойтись, это верно» Но как бы ни интересно было ему то далёкое дело, мучила тревога о другом — своём собственном, ещё до конца не разгаданном.

Через час, перестав неволить себя, Викентий Павлович вышел из дома, кликнул извозчика и поехал в отделение.

Начальник караула ротмистр Силин не удивился. Хотя следователи в ночных дежурствах не участвовали, случалось в их службе всякое. В дежурной комнате ему быстренько согрели чайку, рассказали о последних происшествиях: двух утоплениях, домашних кражах, поножовщине в притонах Клочковской улицы, забавных потерях и находках. Недавно на торгах полицмейстерское ведомство продало солидный пакет сливочного масла. Оно было забыто в экипаже № 865, и извозчик Иван Лещенко привез его в отделение. Долго хранить такой продукт нельзя, вот и отрядили двух полицейских на торги, продали за 11 рублей 25 копеек и теперь через «Городские ведомости» разысквают хозяина к этим деньгам.

Посмеялись: чем только не приходится заниматься.

— Меня неделю не было в городе, — сказал Петрусенко. — О Карзуне ничего не слышно?

— Нет… — Силин покачал головой. — У этого волка небось не одно логово. Может, его и в городе уж нету.

Петрусенко пожал плечами: все может быть. А у самого сердце заныло — нет, невозможно, чтобы ушел, ускользнул из-под пальцев этот человек! Два других, крепко связанных с ним, канут тогда в неизвестность на долгое, может быть, время.

По коридору протопали сапоги. Дверь распахнулась, и запыхавшийся городовой отдал ротмистру честь.

— Ваше благородие! — проговорил казенным голосом, хрипло. — На Торовой улице, в своей лавке, порезана ножом хозяйка, пожилая женщина по фамилии Брысина. Доставлена в Александровскую больницу.

Викентий обжегся огромным глотком чая. Закашлявшись, поставил чашку, вскочил.

— Когда? — спросил посыльного в волнении.

— Час назад, — ответил тот. — Я сам и доставлял. Пока там оформил да сюда прибыл…

— Кто же ее так? Сильно?

— Не знаю кто. Она добралась до соседского дома, постучала и упала без чувств. Те меня кликнули.

— Значит, Брысина без сознания?

— Когда в карете везли в больницу, пришла в себя. Я поспрашивал было, кто учинил над ней такое, да она молчит, только плачет.

— Ну, ротмистр, — воскликнул Петрусенко, не умея удержать возбужденного смешка, — не зря тянуло меня сюда сегодня. Ох, чую, сейчас все колесом завертится! Давайте экипаж да троих полицейских. И заскочим по пути к Никонову Сергею — это и его дело тоже.

Глава 13

По длинному, замысловатому больничному коридору они с Никоновым шли рядом. Торопившийся впереди фельдшер предупреждал повороты: «Сюда, господа, сюда».

— Тебя она знает, ты и начнешь разговор, — говорил Петрусенко. — Как ее по имени?

— Помню, помню… — Никонов, поднятый уже с постели, стряхивая остатки сна. — А почему ты решил, что это происшествие связано с нашими поисками? Вдруг совпадение…

— Не могу объяснить, Сергей. Впрочем, сейчас все узнаем.

Фельдшер распахнул перед ними дверь изоляторной палаты. Сидевшая у койки сестра милосердия поднялась. Ее предупредили о посетителях, и она, легонько поклонившись, вышла. Петрусенко с Брысиной до сей поры не встречался, а Никонова, помнившего нестарую, крепкую и разбитную женщину, поразил вид раненой. Лицо было в бинтах, проступавшие глаза, нос и губы выглядели неживой маской, хотя глаза смотрели на них, а из губ вырывался, с каждым вдохом, стон. Брысина была укрыта одеялом по плечи, но следователи знали, что на теле у нее несколько серьезных ножевых ран. Никонов присел на место ушедшей сестрички, осторожно положил руку на одеяло:

— Галина Ивановна, помните меня? Скажите, кто вас так?..

Она глянула на него, подняла глаза на стоящего Викентия, и, уже не отводя от него взгляда, сказала:

— Не призналась я тогда… На свое горе. Да если б только на свое! А коли на Лидочкино, упаси Господи!

Она плакала: бинты у самых глаз совсем промокли.

— Может, еще не поздно? — наклонился к ней Викентий. — Расскажите сейчас.

Брысина была слаба, говорила тихо, с длинными паузами. Но с первой же фразы стало ясно: Петрусенко не ошибся.

— Гришка Карзун пытал меня, резал ножом… Дочка моя ему нужна…

Лет десять назад Галина Брысина овдовела второй раз. А вскоре появился у нее сожитель — рисковый парень, гроза местной шушеры Григорий Карзун. Он был сильно ее моложе, но в 35 лет женщина еще и с первой молодостью не распрощалась. Лидочка, дочка ее от первого брака, была в ту пору двенадцатилетней девчоночкой — тихой, мечтательной, незаметной. Гришка превратил Галинину лавку в притон, но ей это даже нравилось. Поначалу. Но скоро стало ясно, что не беспечность и веселье вокруг, а пьяный угар, матерщина, злобность и подозрительность. А вот отказаться от всего этого уже не могла. Не заметила, как втянулась, да и Григорий крепко держал. Вот только дочку, как могла, оберегала. Но тоже до поры. Она ведь помогала ей в лавке. И если поначалу на худенькую девочку внимания не обращали, то, спустя несколько лет, как-то сразу вдруг всё изменилось. Высокая, гибкая, черноглазая смуглянка с пушистыми, ниже пояса волосами Лида расцвела в одночасье. Вокруг нее засуетились было разные типы, но дочка никого к себе не подпускала. Просто на удивление — откуда в ней столько спокойной гордости оказалось?.. Но мать чуяла: не продержится Лидуша долго, заломает ее какой-нибудь понахрапистее. Конечно, хотелось ей для дочери лучшей доли, но и обидная ревность грызла: да уж так ли плоха ее жизнь? Живет, и — ничего. Небось, и дочь проживет.