Лабиринт - Лия Симонова

Она никогда не осуждала отца за то, что он не захотел понапрасну рисковать жизнью ради женщины, нисколько не заботившейся о нем и даже не навещавшей его в больнице. Слава богу, что нашлась медсестра, которая выходила и полюбила его и готова была принять вместе с дочерью.

Мать, агрессивная в запое, не отпустила Арину к отцу, чтобы насолить ему, а главное, при себе иметь няньку. Кому еще, кроме дочери, нужна она, такая?.. Но вот понадобилась же…

Вечерами Арина уходила в подвал, куда стекались со всей округи ребята, такие же неприкаянные и никому не нужные, как она сама. Прячась от зимней непогоды, ее кореши отгораживались подвальными стенами от несуразностей поганого взрослого мира, отторгнувшего их и толкнувшего в объятия друг к другу. Чтобы забыться и отдохнуть, они слушали вместе музыку и ловили кайф, попивая вино и покуривая сигареты. И, никуда не торопясь, никем не понукаемые, развлекались, обмениваясь впечатлениями дня, веселыми байками и анекдотами.

Все тут случалось, в их подвальном доме: и жестокие разборки, и быстротечная любовь, и юродство, и самопожертвование, но даже после унижения или обиды они снова возвращались к своим, потому что в куче им легче было справиться с житейскими невзгодами, да и кто бы из их верха позволил им разваливать кучу, нарушать неписаные законы их жития, считавшиеся для всех и каждого священными?!

Однажды, почувствовав жар, Арина вернулась домой раньше обычного. Мать она застала в постели с мужчиной. Противно ей было, омерзительно. Она не маленькая и кое-что повидала в своем подвале, но мать есть мать… Да и мужичонка, жалкий такой, растерянный, оказался ее классным руководителем. Пришел, бедолага, побеспокоиться о её судьбе, да бес попутал. Такой же, как все, а прикидывался, высокие слова произносил. Кому же после этой пакости верить? А никому! Никто не выдерживает проверки на вшивость. Все в грязи! Все прогнило и смердит!

Ну и лады! Лады! Распалась броня. В конце концов, даже у самых прочных металлов есть предел прочности, Арина свой исчерпала. Никакие соображения больше не удержат ее подле матери.

Арина хлопнула дверью и бросилась в темноту улицы, как, должно быть, выбрасываются на берег отчаявшиеся киты. Как ей хотелось тогда умереть! Поплакали бы о ней ее родители, каждый в своем углу, со своими новыми возлюбленными. Или и тогда никому из них не было бы до нее дела?..

Несколько дней, пока жар не спал, Арина пожила в подвале. Паша и Саша, самые верные ее дружки, с которыми она выросла в одном дворе и никогда не разлучалась, таскали ей лекарства и еду и оставались ночевать вместе с нею, чтобы ей одной не было страшно. А потом, только ей полегчало, Роман, учивший их великолепную троицу рукопашному бою, тайком от мальчишек утащил ее к себе, благо мать его уехала куда-то в отпуск.

Роман был уже совсем взрослый, недавно вернулся из армии, отслужив в десантных частях, и Паша с Сашей дико ревновали к нему Арину. Не могли понять, чудики, что она помнит их совсем маленькими, с сопливыми носами, мокрыми от снега варежками и с ключами на тесемочке вокруг шеи, за что их и прозвали Ключиками. Они — ее подружки, ее братики, а Роман ее первая любовь, ее парень.

Как только начались летние каникулы, Паша и Саша потянули ее подальше от Романа, в Одессу, где море, и «шаланды, полные кефали», и фрукты задешево, а люди не такие сумрачные и затюканные, как повсюду, а юморные и вольные и умеют качать монеты. Пашка и Сашка, поднаторевшие зарабатывать не хуже взрослых, скопили на поездку деньжат, а Роман, все понимая и снисходительно улыбаясь, подкинул им еще немного, чтобы проветрились. Как они были счастливы, когда садились в поезд! Кто мог предположить, что окаянная жизнь настигнет их и в этой благословенной поездке?!

Дядечка, четвертым подсевший к ним в купе, ласково щебетал, угощал их икрой и копченой рыбкой, конфузливо, будто они детсадовцы, предлагал им коньяк и сигареты. Они вкусно поели и выпили, а больше ничего не помнили.

Очнувшись в детприемнике, они узнали, что их сосед по купе, бандюга, подлил им в коньяк клофелину, а когда они отключились, засунул Арину в рюкзак великанских размеров и пытался вынести из поезда, чтобы потом продать в притон. И во сне такое не привидится, а в жизни, так все встало с ног на голову, вполне может произойти и самое невероятное. Спасибо, проводница заподозрила недоброе. С помощью пассажиров прихватила ловкача с живым грузом и на станции сдала его в милицию…

Возвращаться к матери Арина наотрез отказалась, она и к отцу не хотела ехать, но тут уж ее не послушали, силком доставили в новый отцовский дом на милицейской машине.

Знала бы стерва Семга, как жить на чужбине! Без своих ребят, без Ключиков, без Романа.

Отец-то принял ее хорошо, даже будто обрадовался, и Татьяна, отцова медсестра, старалась изо всех сил угодить, даже представила ее своей пятилетней дочке Наташке старшей сестренкой. Забавно было наблюдать, как Татьяна с заискивающей предупредительностью предлагает вместе испечь пирог или перешить из старых отцовых штанов модные брюки. Понимала бы она что-то в моде! А отец всякий раз, когда Татьяна делает робкий шаг ей навстречу, замирает, как тренер, следящий за прыжком с трамплина неопытного спортсмена.

Отец сильно постарел, похудел, поседел, и глаза его стали какими-то тусклыми. После работы он бегает по магазинам, суетится, помогая Татьяне накрыть на стол, а сразу же после ужина за этим же столом усаживается чертить — берет сверхурочную работу на дом.

В тесной комнатенке, перегороженной шкафами, теснятся они теперь вчетвером, и Татьяна, чтобы никому не мешать, большую часть вечернего времени проводит на кухне, общей с соседями по квартире, — все что-то стряпает, консервирует, стирает и гладит и еще успевает бегать на ночное дежурство. Тоже, трудяга, подрабатывает.

В новом отцовском доме, несмотря на тесноту, чисто, уютно, сытно и спокойно, но невыносимо тоскливо и скучно. А отец не замечает этого. Он так настрадался от непредсказуемой жизни с матерью, что его все здесь устраивает. И ее, Арину, тоже. С Наташкой она подружилась, вечерами забирает ее из садика, играет и балуется с ней, читает книжки. Что ей еще остается делать без друзей, Паши и Саши, и без Романа, которые остались на другом конце города, и часто с ними не увидишься…

Противостояние с Семушкиной и Пупониным отрезало все пути к здешним ребятам. Ясно же, что Семга и Пупок не подпустят ее к своим ни на улице, ни в скверике, ни в подвале…

Взвинчивая себя мрачными размышлениями, Арина все отчаяннее настраивалась против Семушкиной, Пупонина и всех их прилипал. Она еще им покажет! Она размажет их по стенке! Будут они лизать ее пятки, хиляки! Сила везде сила!

Накурившись до тошноты в туалете верхнего этажа, где собирались в основном девчонки из самых старших классов, толком еще не знавшие Арину, она с силой отшвырнула сигарету, не поглядев, куда она отлетела, и побежала на урок литературы, к Светлане Георгиевне.

Светлана Георгиевна, их классная руководительница, единственная из всех в этой школе, нравилась Арине. Среди школьных старух она выделялась молодостью, спокойствием и приветливостью. К тому же она явно симпатизировала Арине — хвалила ее ответы и сочинения, поручала сходить за журналом и даже купить билеты в музей Шаляпина для всего класса. Вику же, как казалось Арине, Светлана Георгиевна недолюбливала — просила не повторять слово в слово учебник, думать самостоятельно, искать свои оценки прочитанного и услышанного на уроке. Отношение к Семушкиной как бы объединяло Арину со Светланой Георгиевной, и это ободряло и поддерживало ее в поединке с Викой.

Арина на все была готова, только бы убедить Светлану Георгиевну в том, что Семушкина, Пупонин и вся их компания — самые настоящие подонки, от которых никому нет житья. Но и Вика не теряла надежды открыть Светлане Георгиевне глаза на ее любимицу Васильеву, наглядно показать, какая психопатка и бандитка их новая одноклассница.

Светлана Георгиевна, ничего не подозревавшая об этом, сейчас вдохновенно рассказывала о ссылке Пушкина в село Михайловское, в заброшенную северную усадьбу.

Она замечательно передавала ребятам переживания поэта, молодого человека, вдали от привычной городской жизни и друзей, да еще под оскорбительным надзором отца, согласившегося следить за опальным сыном.

Слушая Светлану Георгиевну, Арина особенно остро ощущала предательство своей матери, свое одиночество и свою разлуку с Романом, Пашей и Сашей.

Когда Светлана Георгиевна стала говорить о том, что выйти из душевного тупика поэту помогло сближение с семьей Осиповых, которые жили в соседнем Тригорском, Арина уловила в этом подсказку себе. Общение с хорошими, близкими по духу людьми воскрешает духовные силы, возвращает желание жить и действовать. После свиданий с Пущиным и Дельвигом, навестившими Александра Сергеевича в изгнании, Пушкин написал своему другу Гаенскому: «Чувствую, что духовные силы мои достигли полного расцвета, могу творить». В Михайловском Пушкин создал драму «Борис Годунов», стихотворения «Пророк» и «Я помню чудное мгновенье…», посвященное Анне Петровне Керн, приезжавшей в Тригорское.