Цивилизатор в СССР 1980 - Игорь Евгеньевич Кулаков

мы всего один уезжали в Москву и ненадолго. Сегодня же со мной здесь он сам.

Но то, что могло быть некоей трещиной в достаточно крепком фундаменте семьи моих родителей и на что я когда-то, уже сам став отцом, получил пару намёков от него, обзавелось фактиком в свою пользу. Уже из «второй жизни».

Незадолго до майской поездки в столицу, мой отец пособачился с моей бабушкой со стороны мамы и именно по той теме, на которую намекал отец, пытавшийся задним числом оправдаться («Разъяснять тебе надо было…») за уход из семьи и показать мне «настоящую причину».

«Религиозный сдвиг по фазе» моей бабушки со стороны мамы.

По крайней мере, отец десятилетиями спустя винил во всём бабушку Дусю (Евдокию). Сам сей постулат вызывал у меня закономерное подозрение как обычная поздняя попытка перевалить с больной головы на здоровую.

Но факт агрессивной религиозной агитации со стороны бабушки, помноженный на её тяжёлый характер, был неоспорим. Ощутил на своей шкуре. В атеистическом Советском Союзе случаи религиозного подавления в семье могли и имели место быть, факт! Всё следующее школьное десятилетие, особенно когда вскоре после того, как я пошёл в школу и они с дедом переехали из Перми к нам в райцентр, натурально е№*ла мне мозги своим религиозным бредом.

…Не знаю, с чего они сцепились изначально в этот раз — мы с мамой, придя из магазина домой, застали только финал ругани во время приезда из Перми бабули и деда.

Не знаю, мой ли отец, несдержанный на язык, первым сказал ей какую-то гадость в адрес её религиозной упоротости, или она его «нехристью» с матом пополам покрыла, вкупе с оскорблениями в адрес его собственного отца, о котором она была крайне нелестного мнения… начала не видел.

Зато уехала в Пермь бабушка с молчавшим дедом, разве что не хлопнув на прощание дверью.

Мои сомнения, подозрения и сожаления из «первой жизни» разом полыхнули, получив новых и крепких дровишек в костёр страха и злости!

А вкупе с ещё одним, крайне щепетильным обстоятельством, которое я всё это время держал в голове и осуществление «повторения» которого мне пока не удалось проверить…

…короче, проигнорировав подозрения насчёт «прослушки» понятно от кого и в связи с понятно какими обстоятельствами в московской квартире (могут уже и дома, на Урале слушать! А времена сейчас не 1939-й, а 1979-й и миниатюризация такая, что, даже предполагая подобное, могу ничего и не отыскать…), я решил прозондировать почву, начав на первый раз издалека.

Время уже было такое, надо было держать руку на пульсе!

— Пап, ты можешь со мной откровенно поговорить?

Выдержав его внимательный взгляд, я получил короткий ответ:

— Да.

Наверное, воображает себе, что узнает что-то, что от него гэбисты насчёт меня утаивают!:-)

Они, конечно, утаивают, а уж сколько — то я ему сам не говорю… но… не на этот раз. Я по другому поводу пошептаться хочу.

— Хорошо. Пап, тебя бабушка Дуся сильно достаёт со своей религией?

Опа! Он, действительно не этого ожидал!

Но в руки он взял себя быстро.

— Тебе мама что-то говорила?

— Ответ тебе отрицательный, папа. Я. Спрашиваю. Исключительно. По. Своей. Инициативе!

Отец, конечно, привык к тому, что я во многих отношениях могу вести диалог «как взрослый», но темы религиозных заскоков моей бабули мы и близко ранее не касались. Вообще на счёт религиозного опиума не балакали. Поясняю:

— … Я обратил внимание на ваши с бабушкой разборки. Мне понятна их суть. У меня просьба. К тебе.

— Какая? — оторопело спрашивает он, удивлённый моим напором.

— Не переноси своё недовольство от воздействия агрессивной религиозной пропаганды со стороны бабушки на маму. Она и ей мозги компостирует. Согласен, что она всем компостирует. И нам и семье дяди Гриши. Это не лечится, шиза религиозная самая тяжкая. Игнор и уход от конфликтов. «Да-да» и проехали, игнор по теме. Пожалуйста, пап.

Он мгновение осознаёт, ЧТО я сказал. И мысль его поворачивается не туда, куда я предполагал поначалу:

— Тебе Елена Борисовна что-то на эту тему говорила?

— Нет. Совсем нет. Это я тебе от себя говорю… доверься мне.

Слабо звучит «доверься мне» от 5-летнего, пусть и «вундеркинда». Отцу, находящемуся на пике физической формы и уверенности в своих силах.

— Тебе то откуда знать? — улыбается он.

— Во многих знаниях — многие печали, пап… прости, что уже третий раз повторяю эту фразу, ничего не поясняя. Просто верь…

Буровить дальше и, тем более касаться «того» вопроса я больше в тот вечер не рискнул. А отец, так до сна, похоже, и находился под впечатлением.

Ничего, ничего. Это ещё только начало. Я своё начал, скоро и Козельцева ему ещё кое-что вкрутит…

Глава 7

Хитрые планы всегда в тренде…

22 мая 1979. Москва. Андропов Ю. В.

«Свидетель» не намекал, а прямо изложил, хотя и аккуратно оговорившись («…не разделяю, но… в том будущем, откуда меня занесло», она была популярной в кругах, годы и десятилетия спустя выискивавших «корни главного предательства»…), конспирологическо-обвинительную теорийку:

Что именно он сам, Председатель КГБ СССР фактически виноват в восхождении к высшему государственно-партийному посту страны Горбачёва! Более того, некоторые… «там, в будущем», делали вывод о изначальной злокозненности, а не случайности подобных действий.

Лично для него подобное было странным.

Признавая (не в беседе с самоуверенным «Свидетелем», наполненным выводами, которые тот сделал из неведомого всем, кроме его, опыта иных десятилетий, а лично перед собой) возможность того, что он выделял, поддерживал и продвигал, по каким-то причинам и соображениям, в последующие годы Горбачёва, пока имевшего весьма слабую, по высшим аппаратным меркам, должность секретаря ЦК КПСС, занятую тем в конце ноября минувшего года… Андропов неделю за неделей пытался разобраться, за неимением иных «свидетелей», с тем ворохом информации, что вывалил Вяткин, семья которого ныне обустраивалась в выделенной столичной двухкомнатной квартире и решала, под чутким руководством и контролем Козельцевой, вопрос с новыми рабочими местами родителей «ребёнка», имитировавшего «сверходарённость и опережающее развитие».

И… в голове всплывали день за днём тяжкие воспоминания более чем тридцати летней давности.

Да! Кровавый опыт венгерской контрреволюции, пережитый лично и членами семьи, который нет-нет, да напоминал о себе — он был как тот застарелый страх, который Председатель старательно, но неудачно прятал десятилетиями даже от себя.

Не мог ли он быть тем, что заставляло его пытаться