Время божьего гнева - Андрей Саломатов

- Дома сидит, - пояснила хозяйка.

- Может, он тоже стояк? - машинально почесывая голову, просто так спросил Зайцев. Танька промолчала, но, очевидно, почувствовав в этом примере собственную пользу, через некоторое время ответила:

- Был стояк. А вон вышел весь, человеком сделался.

"Вот паразит! - про себя возмутился Алексей. - Небось какой-нибудь сбежавший уголовник или дезертир. Отсиживается. Господи, нашел, где прятаться! А ведь он знает, что такое Устав, и специально кудияровцам головы морочит. Дурачок, а понял, чем их приручить. Все правильно, дикарям нужны такие книги, которые невозможно ни понять, ни прочитать. Неважно, что в ней написано. Тайна и незнание - основа любой религии. Харю бы начистить этому бесноватому философу. Как земляной червь рыхлит мозги кудияровцев и сам же потом сеет черт знает что."

- А за что же бог гневается на вас, если вы богоносцы? - задал каверзный вопрос Зайцев.

- Предали потому что, - со вздохом ответила Танька. - Сказывают, дерево у нас в Кудияровке стояло. Плоды на нем росли очень вкусные, а исть нельзя было. Бог не велел. Ан нет, нашлись ослушники. Поели, вот и пришли лихие люди...

- Все-все-все, хватит, - раздраженно остановил её Алексей. В устах кудияровки рассказ о Древе Познания выглядел столь нелепо и не ко времени, что Зайцев не выдержал. "Прав был Юнг, - закрыв глаза, с тоской подумал он. - Как люди жили, так и продолжают жить первобытным умом и не собираются меняться. А ницшеанский правильно умозаключающий человек - фантазия несчастного одиночки, придуманная от отчаяния и ненависти к идиотизму."

Зайцева все более охватывала злость. Разговор с Танькой был ему до отвращения скучен, спать не хотелось, а молча лежать он опасался кудияровка все настойчивее оглаживала его, и все явственнее в её приставаниях ощущалась безапеляционность хозяйки положения. Кроме того, Алексей понял, что боится её, как боятся крупное животное, не зная его повадок. Дожидаться следующей кормежки становилось невмоготу, возвращаться к прерванному разговору или заводить новый было противно, и Зайцев капризно заявил:

- Пожрать бы.

- Так недавно ж.., - удивилась Танька.

- Да здесь разве поймешь, давно или недавно, - раздраженно ответил Алексей. - Хочется и все. Может у вас и хлеб найдется? Хоть маленький кусочек? А то я привык.

- Что это? - спросила хозяйка.

- Не знаешь, - с бессмысленным упреком проговорил Зайцев. - Дожили. В Сибири не знают, что такое хлеб. Блюдо такое из муки. А мука из крупы. А крупа растет...

- Не ростим, - перебила его Танька.

Танька уползла не сразу. Она явно колебалась, то ли заподозрив какую хитрость, то ли следуя неписаному внутреннему распорядку. Но затем она все же сжалилась над прожорливым пленником и отправилась в трактир. Едва она исчезла в тоннеле, Алексей достал нож, но сразу же понял, что не успеет сделать ни налокотники, ни наколенники и только зря потеряет время. "Черт с ними, потерплю", - решился он и осторожно выбрался из пещеры.

Не обнаружив охраны, Зайцев быстро пополз в противоположную сторону, к сортиру. Он хорошо запомнил дорогу, но и без того путь к выгребной яме был столь же легко угадываем, как на открытой местности к ночному костру. Вонь густела с каждым метром, и когда перед самым сортиром Алексей повернул налево, он снова почувствовал сладковатую струю относительно свежего воздуха.

Зайцев пополз быстрее. На ходу он часто поднимал руку и ощупывал потолок, чтобы не пропустить лаз. Иногда до него доносились какие-то звуки, один раз в боковом проходе кто-то шумно выдохнул, и Алексей прибавил скорость.

Лаз в потолке обнаружился очень скоро. Зайцев и сам удивился как ловко он изогнулся и нырнул наверх. Ему начало казаться, что выход на поверхность где-то совсем близко, и он часто принюхивался, вертел головой, стараясь изодранной, вспотевшей щекой поймать прохладный сквознячок.

Настоящее ликование вызвал у него следующий лаз наверх. Это могло означать только одно - он недалеко от цели. И действительно, здесь было немного посвежее, и Алексей из последних сил рванулся вперед. "Скорее! шепотом подгонял он себя. - Скорее!"

Через несколько метров Зайцев почувствовал под руками пустоту, но не успел остановиться. На мгновение он завис над пропастью, попытался ухватиться за стенки и рухнул вниз.

Алексей свалился крайне неудачно. Вертикальная шахта оказалась неглубоким колодцем со студеной ключевой водой, из которой, очевидно, и таскали ему воду. При падении Зайцев машинально выставил руки вперед и воткнулся ими в твердое глинистое дно. Из-за страшной боли он едва не потерял сознание и чуть не захлебнулся, но ледяная ванна быстро привела его в чувство. Кисть правой руки оказалась то ли сломанной, то ли вывихнутой, что в его положении было почти равноценно.

Уже через минуту Алексей так окоченел, что дробный лязг его зубов, наверное, слышен был во всех прилегающих тоннелях, и все же звать на помощь он не решался. Здоровой рукой Зайцев ощупал стенки колодца, затем попробовал выбраться, но допрыгнуть до края прохода так и не сумел. "Это же надо быть таким невезучим, - чуть не плача, подумал он. - Почти ушел. Ушел ведь! Гады, нарыли колодцев!" Правда, Алексей выяснил, что его никто не охранял, и если бы не эта дурацкая оплошность, он бы уже был наверху. Теперь же ему предстояло вернуться в одну из этих смердящих нор, и неизвестно было, куда его определят на этот раз.

Глава 5

Зайцев держал поврежденную опухшую кисть в воде, аккуратно массировал её и соображал, как отсюда выбраться. Вода почти доходила ему до груди, диаметр колодца был не более метра, и Алексей вспомнил, как в детстве не раз взбирался по стенкам узкого коридора, упираясь в них руками и ногами.

Мысль о перочинном ноже пришла к нему не сразу. Зайцев успел так замерзнуть, что уже с трудом соображал и двигался. Он долго и неуклюже вытаскивал левой рукой из правого намокшего кармана нож, не меньше провозился с лезвием, которое не желало открываться. Затем столько же оглаживал скользкие глиняные стены, решая, откуда начать резать ступеньки.

Работать левой рукой коротким лезвием оказалось не таким простым делом, хотя сырая глина поддавалась легко. От холода движения Алексея стали нерасторопными, как и течение мыслей, словно бы они имели ту же материальную основу, что и кровь. Зайцев невольно сравнил себя с холоднокровными земноводными, у которых с падением температуры тела замедляются жизненные процессы. Закончив одну ступеньку, он принялся резать вторую на противоположной стороне. "Если это сон, - думал он, - если я лежу где-нибудь на болотном островке, то это самый длинный и мучительный кошмар в моей жизни. И до чего же неправдоподобно, но складно все это выглядит. Может быть во сне я скатился с горбушки в воду и поранил себе руку? Тогда почему я никак не проснусь от боли? Чушь какая-то. Это не я сплю, это они спят. И скорее всего, никогда уже не проснутся. А я им только снюсь. Я, живое воплощение той самой недостижимой мечты, о которой они грезят всю свою жизнь, бездарный пророк, который должен увести их назад в несуществующую Кудияровку, но никогда не уведет. И разбудить их никак невозможно. Этот "спящий" не проснется никогда. Может в этом и есть их спасение, потому что пробудившись, они увидят только собственное убожество? Увидят и от ужаса тут же всем скопом покончат собой. Интересно, если бы я остался здесь до конца дней, чем бы я занимался? - Алексей даже содрогнулся от этой жуткой мысли. - Валяться днями напролет рядом с уродливой, пьяной кудияровкой и думать, чем заполнить время, когда заполнять его попросту нечем? Или как Мишка-дурачок изобретать свою безумную азбуку? Нет, уж лучше сразу спиться и сдохнуть от белой горячки или цирроза печени. Разум здесь первый враг. В подземелье ему просто нет применения. Это могила, где из чувства самосохранения надо убивать его каждый день, хотя бы самогонкой."

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});