Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Слушай, а помнишь, как мы с тобой познакомились? — вдруг говорит Таня.
— Конечно, помню. — Я держу ее за руку, теплая, немного влажная ладонь. Мы всегда так: не извиняемся друг перед другом, не выясняем, кто первый завелся и зачем, а просто начинаем жить новый кусок своих биографий. И правильно делаем.
— Был ноябрь… Жутко холодно, дождь… Шел тогда дождь?
— Еще бы! Я промок как собака.
— Да-да, точно — дождь. Такой противный, моросящий дождь. Я стояла на остановке, ждала трамвая…
— Нет, это я стоял и ждал, а ты потом пришла.
— Нуда. Стою, жду. Десять минут проходит, пятнадцать — нету и в помине. Пол-одиннадцатого было, кажется?
— Почти одиннадцать. У меня в часах сломалась подсветка, а фонарь горел еле-еле. Замерз, мокрый стою, злой… А тут ты.
— А тут я. Вижу; крутится рядом какой-то подозрительный типчик в пальтишке, в кепочке, и все курит, курит… У тебя тогда видок был — в темном переулке лучше не встречаться,
— Как же, как же!.. Единственное пальто, единственные ботинки, драные джинсы… В отличие от некоторых простой советский студент плохо жил и мало кушал. И курил вонючие сигареты без фильтра.
— Да-а… Мне, ты знаешь, как-то не по себе уже становится: чего он ходит, думаю, кругами — туда-сюда, туда-сюда?.. И хоть бы одна живая душа еще появилась! Думаю, вот так зарежут, и поминай как звали. А в кошельке у меня, между прочим, — стипендия. Мы в тот день стипендию получили, ходили с девочками в кафе. Иначе ни за что так поздно не ехала бы.
— Испугалась?
— Конечно!
— А я гляжу: стоит симпатичная такая, в беретике, с во-о-от такой громадной виолончелью. И глазками стреляет…
— Я глазками стреляла?!
— Стреляла, стреляла. И, главное, у тебя был зонт. Большущий зонт. Вот бы, думаю, забраться к ней под зонтик…
— Ой ли — под зонтик?
— Ну не в карман же!
— А под юбку?
— Мне, солнце, не до юбки было. На носу зачеты, а слечь с гриппом — сама понимаешь. Как бы, думаю, к ней повежливее обратиться…
— Стеснительный ты наш!
— Стеснительный, да! Я же был студент-математик, цифирная душа, с женским полом как-то не складывалось. В общем, думал-думал…
— И тут подошел трамвай. Я вскочила, говорю себе: слава Богу! Едем-едем, и вдруг…
— И вдруг гаснет свет. На линии отключили электричество. Вышел водитель…
— Водительница. Такая мордатая здоровенная баба, и говорит: «Вагон дальше не пойдет. Просьба освободить вагон». Пришлось освободить.
— Да… Сошла, Господи Боже, темень, хоть глаз выколи! Какая-то грязь, еще помню, доски…
— И остались мы одни. Тогда я подошел к тебе и сказал: «Девушка, можно вам помочь?»
— А я, представь, оцепенела от страха. Стою и молчу. Ты был такой жуткий, мокрый, воротник поднят, кепочка эта на глазах, небритый, цигарка тлеет… И мне, скрипучим голосом: «Можно вам помочь?» Кошмар… Отдала инструмент, что было делать.
— Взял я у тебя виолончель, и мы пошли. Тяжеленная такая виолончель! Бедная девочка, думаю, как она ее таскает…
— Идем-идем, а я все голову ломаю: кто же он такой? Что бандит, это точно, а вот зачем он мне помогает? Начала всякие истории сочинять. Ну, мол, ты только что совершил какое-то жуткое преступление…
— Старушку топором зарубил…
— Может, и старушку, а теперь решил сделать доброе дело. Или ты сбежал из тюрьмы, а тебя ловят…
— Бурная фантазия у консерваторской девочки…
— В общем, рассудила так: выйдем, если повезет, на светлое место, где люди, а потом посмотрим. В любом случае там ты меня не зарежешь.
— А я иду, смотрю на тебя искоса — какая красивая! Вот бы познакомиться. А слова на ум не приходят. Так и топал молча как дурак до самого твоего подъезда.
— Самое главное, я ведь тебе не сказала, где я живу. Еще чего — говорить свой адрес бандиту! А ты взял — и вывел меня куда надо. До сих пор не пойму как.
— Очень просто. Всего лишь вел тебя к метро.
— А потом — бросил бы?
— Не знаю… Но самое интересное, как меня арестовали. Ты юркнула в свой подъезд, а я остался снаружи топтаться.
До того разозлился на себя! Такая классная девчонка, а у меня даже познакомиться с нею духа не хватило. Сказал «до свидания», и все. Стою, курю, сам не знаю зачем. И вдруг выходит из подъезда милиционер: «Молодой человек, что вы здесь делаете?» Я ему что-то такое ответил недоброе…
— Ага. А я пришла, переоделась, выглядываю в окно — тебя куда-то ведут. Накинула плащ и побежала…
— Зачем?!
— Знаешь, я подумала: он, может, и преступник, но добрый человек, помог мне. Я тоже должна ему помочь.
— А мент спрашивает меня: «Вы знаете эту девушку?» Отвечаю: «Нет». «Тогда пройдемте…»
— И познакомились мы в отделении милиции. Романтика…
— Потом пришел отец, наорал на них на всех и забрал меня домой. А тебе — что он тебе сказал, помнишь?
— Конечно, помню: «Если я еще раз увижу вас возле моей дочери, посажу по-настоящему!» Такой грозный был.
— Если бы он знал, чем дело обернется…
— Может, и впрямь посадил бы. Он в свое время даже с Андроповым дружил. Еще собирался ему потом надгробный памятник делать, но не сложилось.
— Прости меня, маленький, ладно?
— И ты меня прости…
Боже мой, что это был за вечер! Последний наш счастливый вечер, последние минуты покоя в моей жизни. Арбат, ярко освещенные витрины, улыбающиеся прохожие, запахи… Видите, написал диалог вообще без ремарок, мне больно вдаваться в подробности, да я и не помню их, подробностей. Машка сидела у меня на плечах, мы ей какие-то шарики воздушные купили, потом, кажется, начала клевать носом, задремала. Еще зашли в магазин, купили свечей и вина (нас ждала ночь примирения, ночь любви!), а уж потом наткнулись на этот лоток. Не знаю, что она там делала в такое время, эта женщина, когда и музыканты, и торговцы сувенирами давно разбрелись по домам. Сидела на складном рыбацком стульчике. Длинноволосая, косички, вплетенные в спутавшиеся полуседые лохмы, перехваченные на лбу широкой кожаной лентой, на шее — побрякушки, четки, амулеты. Босая, грязные корявые ступни, ногти крашены черным лаком. У щиколоток — непонятные тесемки, бубенчики. Трубка во рту дымит. Экзотический типаж, нечто вроде престарелой хиппи, подвявший такой цветок. Я их не люблю, сомнительную арбатскую публику, прибалдевшую обычно от марихуаны, не мой стиль. А Танька как ребенок — тянется к каждому клоуну. Вот и сейчас — застыла, разглядывает разноцветные, разложенные по коробочкам камни, кристаллы, какие-то связки перьев, прочую дребедень. И дитя пробудилось, сползло на землю, крутится возле матери, лезет всюду, роется, счастливо вскрикивает. Босая тетка меланхолична и неподвижна, пускает себе дым. Неприятное у нее, тяжелое лицо, морщины, темные подглазья. Старая ведьма, бормочу себе под нос, скорее бы от нее прочь.
— Давай купим мне талисман! — неожиданно предлагает Таня, обернувшись ко мне, глаза блестят.
— Какой? — вяло интересуюсь я.
— Ну, какой-нибудь. На счастье. Чтобы у нас с тобой все было хорошо.
Я пожимаю плечами: талисман так талисман. Почему нет? Вряд ли он дорого стоит.
— Давай, — говорю.
Таня начинает приставать к босой тетке, выведя ее из полусонного состояния (может, из медитации, пусть она меня извинит). Тетка ворошит свое хозяйство, не выпуская изо рта трубки, длинные пальцы с черными квадратными ногтями вяло перебирают медальончики, цепочки, кристаллы, клыки с надписями. Потом поднимает голову, смотрит на Таню:
— Дайте руку, девушка.
Какой противный, отмечаю я, скрипучий низкий голос, прокуренный. И черные, с маслянистым блеском, зрачки.
Берет Танину ладонь, подносит близко к лицу, водит по ней пальцем, как полуграмотный крестьянин — по газетным строчкам. Мне неприятна эта процедура, что-то в ней есть, так кажется, физиологически нечистое, словно босая тетка может заразить мою жену какой-нибудь инфекцией, дотрагиваясь до руки. Долго, долго изучает (я был уверен: притворяется) линии, морщит лоб, шевелит губами, мрачнеет. Затем лезет в сумку (тряпичная, из лоскутков, сумка с бахромой стоит рядом), выуживает оттуда маленький металлический прямоугольник. Дует на него, протирает о рукав, что-то бормочет под нос, подает Тане. Хорошо еще, хоть не поплевала для блеска.
— Что это? — спрашивает жена.
— Руна защиты, Альгиз, — так же хрипло, пережевывая дым, отвечает тетка. — Тотемное животное — лось, его могучие рога…
Я хихикаю: рога — отличный символ супружеского счастья. Торговка сурово косится на меня, дернув ртом, продолжает:
— Альгиз символизирует связь между человеческим и божественным мирами, покровительство богов. Вам оно потребуется совсем скоро.
— Почему? — Таня уже встревожена. Магия, мистика — эта ерунда очень действует на нее.
— Трудно сказать… Еще Альгиз символизирует осоку, которая своим шорохом может предупредить внимательного путника о приближении опасности. Так считает Рольф Блюм. В системе Таро этой руне соответствует восьмой аркан — «Правосудие», то есть космическая сила, которая всем воздает по заслугам. А я вам скажу… — тетка очень внимательно посмотрела на Таню, потом на меня — быстро, и на Таню снова, — я вам просто посоветую осторожнее себя вести.
- Молитва отверженного - Александр Варго - Триллер
- Найди меня - Эшли Н. Ростек - Боевик / Остросюжетные любовные романы / Современные любовные романы / Триллер
- Ты никогда не исчезнешь - Бюсси Мишель - Триллер
- Ты никогда не исчезнешь - Мишель Бюсси - Триллер
- В объятьях убийцы - Орландина Колман - Триллер
- Колокола - Орландина Колман - Триллер
- Смерть от тысячи ран - D.O.A. - Триллер
- Кровавый круг - Жером Делафосс - Триллер
- Последнее пророчество - Жан-Мишель Тибо - Триллер
- Я — Господь Бог - Джорджо Фалетти - Триллер