Некрополь - Дэн Абнетт

Слева от него что-то шевельнулось, он упал на колено, наводя прицел. Позади стеллажей виднелся бледный лучик зеленого света, неровная дыра в задней стене сарая, через которую пробивалось свечение Щита.

Каффран двинулся вперед.

Шум справа.

Он крутнулся. Ничего. Он отметил, что еще несколько ящиков повреждены.

Что-то мелькнуло мимо лучика света, что-то очень быстрое, на мгновение закрывшее собой свет.

Каффран рванулся вперед, боком проскользнул в дыру в подгнившей задней стене ангара и влетел в беспорядочную кучу мусора и обломков позади складского амбара.

Он выбрался, встал, поднял лазган…

И увидел мальчика. Маленького мальчика, восьми или девяти лет, как показалось Каффрану, взбегающего на гору мусора с пакетом печенек в руках.

Мальчик добежал до вершины, и из темноты выскользнула еще одна фигура. Девушка, постарше, лет восемнадцати, одетая в грубые тряпки и разукрашенная пирсингом. Она забрала у мальчика пакет и крепко его обняла.

Каффран поднялся, опустив лазган.

— Эй! — позвал он.

Ребенок и девушка недружелюбно воззрились на него, словно животные, попавшиеся на глаза охотнику.

Всего лишь миг он видел свирепое, но красивое и сильное лицо девушки, прежде чем воришки исчезли среди гор мусора на пустыре.

Он погнался за ними, но их и след простыл.

В норе в сотне метров от складских помещений Тона Крийд обняла Далина и велела сидеть тихонько.

— Умница, умница, — пробормотала она, взяв печенье и разорвав пластиковую упаковку, чтобы он мог взять себе.

Далин сгрыз его мигом. Он был голоден. Все они там были голодны.

Питательные растворы, вводимые в цистерну, кормили дремлющего верховного лорда улья Вервун. Он покачивался в своем маслянистом жидком лоне, присосавшись к каналам кормления и подергивая руками и ногами, как спящая собака. Ему снилась Торговая война до его рождения. Картинки в его сон приплывали из пикт-библиотеки, где он учился в юности. Ему снился его прославленный предшественник, великий Иеронимо, надменно отвергший соперничество с Феррозойкой, готовящимся к войне. Как напрасно, как глупо! Такое очевидное упрямство! А улей держал его в таком почете за его героическое правление! Глупцы! Скот! Бездумная масса!

Торговля — всегда война. Но коммерческую войну можно вести тонко, аккуратно. А собирать людей, оружие, обращать прекрасную продукцию улья в военные машины, пистолеты, пушки, рационы и боеприпасы…

Что за мелкий ум, Иеронимо! Каким слепцом ты был, если не видел истинный путь победы! Дом Клатш склонился бы перед торговым эмбарго задолго до того, как храбрые парни нашего Вервунского Главного осадили стены Зойки! Уступка тут, сделка там, перекрытие каналов снабжения, блокада…

Сальвадор Сондар воспарил внутри цистерны, ему снились теперь архитектура двойной бухгалтерии, зиккураты из поднятых процентных ставок, реки валютных поступлений, насыпи ВВП.

Математические виды торгового триумфа, которыми он восхищался больше, чем каким-либо чудом во вселенной.

Он снова дернулся в своем теплом бульоне, переливчатые пузырьки покрыли его сморщенные конечности и затем побежали к крыше цистерны. Он был рад, что убил старика. Иеронимо засиделся на престоле! Стодвадцатилетний, любимый глупой, пошлой толпой, никак не готовый уступить место двадцатилетнему племяннику и очевидному преемнику! «Это был акт милосердия», — убеждал себя Сальвадор во сне, хотя вина за этот поступок мучила его уже пятьдесят лет. Его спящее тело подрагивало.

Да… это было милосердие… на благо улья и во имя дальнейшего процветания дома Сондар, благородной династии! Разве не утроилось производство за время его правления? А теперь Гнайд, Кроу, Часс и остальные слабаки рассказывают ему, что коммерческая война — это больше не вариант! Глупцы!

Гнайд…

Он… он же умер, не так ли?

И… Слайдо? Великий военмейстер, пал от яда. Нет, не так. Заколот в спину, на ковре в приемном зале… нет… нет…

Почему так спутались его сны? Из-за щебета. Этот щебет. Щебет. Если бы только он умолк. Он мешал логике. Он — верховный лорд улья Вервун, и он хочет, чтобы спящее сознание было ясным и незасоренным, чтобы он мог снова привести свой огромный улей к победе.

Щит? Что? Что со Щитом?

Щебет что-то говорил.

Нет! Н-не…

Сны Сальвадора Сондара внезапно зависли так же, как сам спящий. Реакция бегства отключила его дремлющее сознание. Он дрейфовал в цистерне, словно мертвый.

Затем сны вновь понеслись. Отравить слугу-дегустатора — это был гениальный ход! Никто не догадывался! И использовать нейротоксин, который не оставляет следов. Инсульт, решили все! Инсульт в конце концов сразил старика Иеронимо! Сальвадору пришлось вколоть солевой раствор в собственные слезные железы, чтобы плакать во время погребальной церемонии.

Слезы! Всенародная скорбь! Пятьдесят лет назад, и это все еще мучило его! Почему ульеры так любили старого ублюдка?!

Снова раздался щебет, на самой грани его сознания, словно птицы на дереве где-то вдалеке, на заре, словно насекомые в полевой траве, на закате.

Щебет.

Щит? Что ты лепечешь о Щите?

Я Сальвадор Сондар! Выметайся из моей головы и…

Старое тело дернулось и изогнулось внутри железной цистерны.

Снаружи сочувственно тряслись и дергались сервиторы.

Огромный железнодорожный терминал на Вейвейрских вратах превратился в бесформенную почерневшую массу. Облака пара туманом клубились над остывающими камнями и погнутым металлом, где миллионы литров огнетушительной жидкости распылялись на бушующие пожары.

Майор Джан Расин из Вервунского Главного двигался между сражающимися с огнем рабочими командами и пытался руководить очистными работами. Пытался… о, это шутка. У него было двести человек, в основном мужчины — и рабочие из Администратума, грузчики или стюарды подвижных составов от Железнодорожной гильдии. Этого едва хватало, чтобы отвоевать клочок пространства у разрушений такого масштаба.

Расин не был инженером-строителем. Даже с четырнадцатью тяжелыми бульдозерами он не мог выполнить распоряжение Штаба домов и за три дня сделать железную дорогу безопасной. Большая часть отсеков крыши потрескалась, словно яичная скорлупа, рокритовые колонны оплавились и погнулись, как подтаявшие леденцы. Ему не хотелось отдавать распоряжение что-либо выкапывать, так как он боялся, что из-за этого что-то обвалится. Он уже отправил пятерых в больницы, после того как на них обрушился кусок стены.

Воздух был влажным и едким, вода капала отовсюду, стекая в пятисантиметровый желоб в полу.

Расин сверился с инфопланшетом еще раз. Холодные схемы и расчеты на экране просто-напросто не соответствовали ничему в реальности. Он не мог даже установить местоположение главного генератора и газопроводов. Неподалеку вагон окончил путешествие в огромном кратере, и его колеса болтались на длинном черном корпусе. Что если из него вытекло топливо? Расин думал о вытекшем топливе, коротких замыканиях, утечках газа — даже о неразорвавшихся снарядах — очень много о чем. Он производил вычисления и ненавидел получаемые цифры.

— Тяжелая работенка, майор, — сказал кто-то у него за спиной.

Расин оглянулся. Говорящим оказался невысокий грузный мужчина лет пятидесяти с небольшим, черный от сажи, опирающийся на кирку как на костыль. У него был травмирован глаз, и его закрывала грязная льняная ленточка. Одежда, насколько смог разглядеть Расин, принадлежала начальнику литейщиков.

— Тебе здесь не место, друг, — ответил Расин с терпеливой улыбкой.

— Никому из нас, — возразил Эган Сорик, похромав вперед. Он стал справа от Расина, и они оба мрачно уставились на покореженные развалины дороги, упирающейся в огромный призрачный силуэт ворот и Куртины. Это было море камня и обломков, а люди Расина походили на муравьев, ползающих на самом мелководье.

— Я не просился сюда. Уверен, и ты тоже, — сказал Сорик.

— Такая же хрень! Ты из убежищ?

— Сориком звать, начальник производства, Первая Вервунская литейная, — Сорик коротко махнул на огромные руины некогда гордого здания литейной, пристроенной к вокзалу. — Я был там, когда в нее попали снаряды. То еще зрелище.

— Надо думать. Многих вытащил?

Сорик втянул воздух сквозь сжатые зубы и опустил взгляд, качая круглой головой.

— Меньше, чем хотелось бы. Может, сотни три. Нашли где укрыться — но не сразу. Тогда был такой бардак.

Расин оглянулся на него, заметив внутреннюю силу и закипающий гнев.

— И как оно? Я слышал, убежища забиты до отказа.

— Плохо. Представь это, — Сорик указал на вокзал, — только завалы из людей, а не из рокрита и керамита. Припасов мало: еды, чистой воды, медикаментов. Они стараются, но сам понимаешь — миллионы бездомных, большинство ранены, все — напуганы.