Некро-Тур - Ольга Рубан

- спокойно отозвалась она, - И поешьте. Мы там оставили.

Печь была жарко натоплена, и Максим, накинув на дверную петельку крючок, тут же принялся стягивать с Анки промокшую одежду, попутно внимательно осматривая ее тело на предмет ссадин, порезов, заусенцев или мозолей – всего, что могло бы сигнализировать об опасности.

- Я в порядке, в порядке, - бормотала она, трясясь рядом с раскаленной печкой в одних трусиках и лифчике, - Просто замерзла и испугалась…

Максим сбегал на чердак, вернулся с сухими вещами и спальником и, закутав девушку, уложил ее поближе к печке. Несколько минут она глядела застывшим взглядом в сумеречное окошко, то и дело крупно вздрагивая, потом уснула. Макс тихонько поднялся и, зачерпнув ковшом из кадки воды, вышел с ним во двор. Тщательно полил себе руки, сполоснул лицо.

Что-то неуловимо изменилось вокруг. Под ногами на вытертом дереве мелькали слабые блики. Солнце?! Он задрал лицо к небу и с облегчением увидел, что тучи поднялись выше и истончились, а далеко на западе заполыхали багровым заревом. Улица внизу по-прежнему текла и журчала, словно после ливня, но уже спокойнее, тише…

- Вот и еще одна Седмица на исходе, - послышался позади голос. Степан сидел на своей любимой завалинке с вонючей самокруткой в зубах, - Как она? Нахлебалась?

Максим пожал плечами и, усевшись рядом, достал из кармана мятую, отсыревшую пачку. Где-то в рюкзаке была еще одна, но за ней надо было снова тащиться на чердак, а он так безумно устал…

- Говорит, что нет, - ответил он угрюмо, - Но даже если не хлебнула… могло и с лица натечь, с волос… Не знаю…

- Сейчас вода уже не та, что вчера… Я несколько лет назад тоже хлебнул на последнем закате. Пару дней с горшка не вставал – вот и вся хворь.

Макс слабо улыбнулся. От сердца немного отлегло. Некоторое время они молча курили, глядя на подсвеченные снизу кроваво-алым тучи.

- Дед… что тут у вас происходит? Что за чертов потоп?

- Я себе этот вопрос уже 45 лет задаю, а что толку?

Макс ошарашенно уставился на Степана, а тот безучастно усмехнулся и выпустил идеально ровное колечко вонючего дыма.

- Пошли с товарищами в поход, - произнес он, - палатка, шашлычки… Хотели от работы, жен, детей отдохнуть пару недель… в 85-ом это было… Я мастером на заводе работал. Хорошее было время…

Степан проморгался, вытер тыльной стороной ладоней глаза и с сочувствием посмотрел на Максима.

- Я первые годы всем «приливным» одно и то же говорил: ищите выход, не может не быть выхода. Так не бывает… Но на моем веку лишь нескольким удалось удрать. И то, я думаю, совершенно случайно… И ни один не привел помощь… Видать, ни один из удравших так и не понял ни как ему повезло, ни что здесь кому-то нужна помощь… А помощь нужна всем нам. И вам...

Повисло молчание. Столбик пепла Максовой сигареты рос и загибался внутрь, грозясь вот-вот обрушиться на влажное дерево.

- Дед… ты о чем? – спросил он, наконец, осторожно.

- Мы завтра об этом поговорим, сыночек, - ответил тот и бросил самокрутку в древнюю банку с головой индейца, - Сейчас смысла нет.

- Завтра мы уже уедем, - с нажимом произнес Макс, - посмотрим, что вы тут вытворяете и адью, мон дью… Поэтому…

- Это вам так кажется, - дед, кряхтя и щелкая суставами, поднялся, - Если у вас и был шанс уйти, то только сразу, вчера.

- Дед…, - начал было Максим, но умолк, не зная, что сказать. Степан явно спятил. Что значит – был шанс уйти? Их что, будут удерживать? Поэтому заперли машину?

Появилась разрумянившаяся, возбужденная баба Груша. От нее пахло пирогами с ревенем и чем-то спиртным. Макс с некоторым смущением оглядел ее наряд. Под явно домотканым, грубым, мышиного цвета платьем в пол мелькала растянутая, вышитая люрексом синтетическая водолазка ядовито-фуксинового цвета. Шея при этом была в несколько рядов окольцована дешевыми стеклянными бусами.

- Кажется, у Фроси сладится! – сообщила она Степану, - И, дай бог, кому-то из девчонок подфартит. А вот мужики нонче пролетают. Никто не хочет связываться… Слишком тоща, говорят, да еще и запачкалась…

Макса передернуло от ее слов, но он постарался успокоить себя тем, что не стала бы она говорить об Анке в его присутствии. Значит, имеет в виду кого-то другого…

Груша кинула на него благодушный, озорной взгляд, и он тут же отвернулся, якобы любуясь угасшими небесами.

Дед сказал, надо было успевать вчера…

Мучимый неясной тревогой, он оглядел деревеньку, которая уже начала зажигаться огоньками. Из труб валил дым, ноздри будоражил дух свежей выпечки и жареной курятины. По уже почти высохшей главной дороге прошла группа девушек. Он приметил одну, которую видел вчера днем и которая явно с ним заигрывала. Круглолицая, крутобедрая, пышная вдвойне из-за многослойных одежд. Принцип «Надену все лучшее сразу» явно был актуален в этом сезоне, а вот качество одежды в расчет не бралось. Все растянутое, деформированное, явно с чужого плеча.

Она махнула ему и с притворной стыдливостью накинула на голову широкий полосатый шарф – поблекший, весь в затяжках. Макс таким и машину не стал бы мыть, но девушка им явно гордилась. Он вяло вскинул в ответ руку, с удивлением чувствуя, что заливается краской, как подросток. До чего же глупо…

Он встретился глазами с бабой Грушей. Та подмигнула ему:

- Праздник начинается. Не хочешь составить бабушке компанию?

- Компанию?

- Возьмем пироги, пройдемся по соседям, выпьем, спляшем…

- А что же Степан?...

- Степан не любит Праздник.

Максим помолчал, потом ответил, стараясь добавить в голос вежливого сожаления, которого вовсе не испытывал:

- Я бы с радостью, но… Ане не здоровится. Мне лучше с ней остаться … Да и ехать нам рано…

- Куда ехать то?

- Как куда? Домой.

- Вот шальной! Прям, как мой Стешка когда-то. Нету же там ничего!

Максим молчал, не зная, что сказать. Потом выдавил:

- Как же «нету»? Там города большие, страны и океаны…

- Эх, взбалтывает вам приливом головёнки, вот и мерещится всякое, - весело отмахнулась старуха, - Не пойдешь ли че ли?

Юноша