Наше море - Владимир Дубровский

С тех пор каждую ночь к Малой земле, как теперь ее называли, стали ходить канлодки, базовые тральщики, сторожевые катера и мотоботы. Труднее всего было мотоботчикам, которыми командовал одно время старший лейтенант И. Н. Сенкевич, а затем капитан–лейтенант П. И. Жуков. Небольшие суденышки захлебывались на холодной волне, обмерзали, а матросы на них заботились не о Себе, а о моторах, накрывая их своими бушлатами.

Был холодный февраль, дождь перемежался с мокрым снегом, а высадка производилась на открытом рейде, где штормовая погода часто осложняла работу. Неоднократно пушки при выгрузке опрокидывало, мотоботы выбрасывало волной на берег. К тому же при каждой выгрузке противник открывал артиллерийский и минометный огонь. К счастью, нашими союзниками были темная ночь и высокий крутой берег с узкой рабочей площадкой у самого уреза воды. Это спасало от прицельного огня.

Капитан 3 ранга Ратнер подсчитал: за двадцать три ночи перевозок, в которых он лично участвовал, потери личного состава на базовых тральщиках составляли четырнадцать человек ранеными. Прямых попаданий в корабли не было.

Но скоро противник почувствовал, что обстрел с берега не может остановить перевозок наших войск, и поэтому немцы стали проводить активные набеговые операции на места разгрузки судов, нападать на корабли во время перехода их к Малой земле. Как только наши корабли подходили к берегу и приступали к выгрузке и приему раненых, появлялись торпедные катера противника. Поэтому суда на переходе морем и при разгрузке охранялись сторожевыми катерами.

Катер 081 с наступлением вечерних сумерек вышел из Геленджика: он охранял отряд судов, состоящий из катерных тральщиков и мотоботов, на переходе к Малой земле.

Была темная, беспросветная ночь. Лишь справа но курсу, где находился Новороссийск, у линии фронта вспыхивали разрывы снарядов и рассыпались огненным дождем ракеты, пересекались нити трассирующих пуль, зажигались и гасли прожектора. Они шарили, словно слепые, по воде, вонзались в низкое облачное небо.

На мостике находился командир катера старший лейтенант Семен Флейшер. Погода стояла самая отвратительная, какой она и бывает на Черном море в феврале. С высоких гор, окружавших Цемесскую бухту, срывались потоки холодного воздуха, налетали снежные заряды, все это сменялось надоедливым моросящим дождем.

Переход от Геленджика к Малой земле на этот раз прошел благополучно. Темная ночь помогла скрытно подойти к берегу. Но как только началась разгрузка судов, с моря послышался характерный гул. Авиация в такую ночь летать не могла, да и гул был не тот.

— Торпедные катера противника слева по носу! — доложил сигнальщик Барков.

— Боевая тревога!

Руки Флейшера лежали на машинном телеграфе, а мысль работала быстро и четко. Сколько торпедных катеров? Атакует противник одной или несколькими группами? Что он намерен предпринять? Будут ли торпедные катера прорываться к берегу, где разгружается караван наших судов, или они с предельной дистанции, не рискуя подойти ближе, выпустят торпеды по месту стоянки судов? Как сорвать замысел врага?

Прежде всего Флейшер сообщил на базу об обнаружении фашистских торпедных катеров в районе Мысхако, а сам решил боем разведать силы противника. Нужно было установить количество торпедных катеров и не допустить их близко к месту разгрузки, завязать бой, а в это время, возможно, подойдет помощь из Геленджика.

Сторожевой катер 081 решительно пошел на сближение с врагом. Вот уже Флейшер увидел головной торпедный катер противника и приказал открыть огонь.

Загремели пушки, застучали крупнокалиберные пулеметы.

С немецких торпедных катеров хлестнули в ответ огненные трассы, они скрестились над катером 081.

Флейшер пошел контркурсом. Теперь он без особого труда установил их количество. Восемь единиц!

Флейшер уже имел опыт борьбы с катерами фашистов на море. Но на этот раз он был один, а торпедных катеров много. Флейшер решил применить тактический прием. У него на походной карте заранее были нанесены пять–шесть точек, на расстоянии двух–трех кабельтовых друг от друга. Произведя несколько залпов из орудий и пулеметов по группе торпедных катеров из одной точки, Флейшер прекращал огонь и, пользуясь темнотой, быстро переходил в другую точку. Опять давал несколько выстрелов, ориентируясь по неприятельским трассам, и

вновь прекращал огонь, меняя позицию. И так повторялось по нескольку раз.

У немцев создалось впечатление, что кораблей охранения много — целая линия дозора. Они бесприцельно стали стрелять торпедами. Флейшер считал грохочущие взрывы, когда торпеды взрывались, ударяясь о скалистый берег.

На море бой всегда носит скоротечный характер, тем более ночью, когда встречаются быстроходные корабли. Так было и на этот раз. Торпедные катера противника, выстрелив торпедами, вдруг изменили курс и, прикрываясь дымзавесой, стремительно отвернули в море, словно растаяли в беспросветной и промозглой ночи.

И на этот раз наши корабли доставили пополнение на Малую землю без потерь.

Но немцы все больше стали проявлять активность на море. Бывали дни, когда дозорным кораблям приходилось отражать до десяти атак торпедных катеров за ночь. И нападать стали они уже большими группами.

27 февраля для очередной высадки на Малую землю вышла канлодка «Красная Грузия», командиром которой был капитан 3 ранга Григорий Васильевич Катунцевский. В кильватер канлодки в охранении сторожевых катеров шли БТЩ «Груз», морской буксир, мотоботы.

Ночь была беспокойная. Порывистый ветер гнал рваные облака, изредка появлялась и тут же исчезала луна. Мрачной громадой чернели горы. И что–то беспокойное было в бурлящем накате у берега.

Канлодка. на которой находился капитан 3 ранга Ратнер, подходя к берегу, отдала якорь, носом направляясь в пенистый накат, а БТЩ «Груз» стал на рейде на якорь. Разгрузка теперь стала обычным делом. Матросы работали сноровисто и быстро (так как за ночь надо было успеть разгрузиться и вернуться в Геленджик), помогая пехотинцам.

Ратнер, наблюдавший за высадкой, был спокоен. Он сошел не спеша на берег по сходне, проследил, как идут дела, и снова поднялся на мостик. Командир корабля Катунцевский по–прежнему находился на мостике, увидев Ратнера, спросил:

— Ну как там?

— Все идет нормально. Только подозрительно тихо сегодня. Пойдем в затишек покурим! [70]

Они перешли на правое крыло мостика, здесь казалось теплее и уютное. Катунцевский был одет по–походному, в полушубок. Он никогда не покидал мостик корабля при выполнении сложных операций.

Ратнер достал портсигар и стал раскуривать папиросу — за ночь, они отсырели и плохо тянулись. Катунцевский все еще прислушивался к беспокойному гулу с берега. Оттуда доносились выстрелы орудий, пулеметные очереди и взрывы гранат.

Неожиданно прокатился тяжелый гул взрыва над морем — уже где–то совсем близко. За ним последовал второй — вспышка огня в темноте ночи оповестила об этом взрыве. Это не было похоже на разрыв снаряда или мины. Что же случилось? Кто–то подорвался?

Катунцевский бросился к машинному телеграфу. Обычно, когда противник открывал по канлодкам артиллерийский огонь с берега, командиры кораблей отходили мористее, меняли место, маневрировали.

Едва Катунцевский успел подойти к телеграфу, как сильный взрыв потряс корабль. В какую–то долю секунды он определил, что взрыв произошел в кормовой части. левого борта канлодки. Ратнер, стоящий у борта, упал, больно ударившись о железные поручни.

В отсеках корабля погас свет, наступила тишина, и Ратнер услышал шум льющейся воды, голоса людей. Он поднялся, чувствуя острую боль в предплечье правой руки и тепло от стекающей по телу крови.

— Аварийная тревога! — услышал он громкий голос Катунцевского. И уже через несколько минут на корабле появилось освещение, ожили механизмы, и на мостик стали поступать доклады о полученных кораблем повреждениях и принимаемых мерах. Сомнения не было: торпеда разворотила борт.

Ратнер предполагал худшее: немцы сумели каким–то образом выстрелить торпедами. Видимо, шум боя на берегу, сама разгрузка отвлекли внимание личного состава от опасности со стороны моря. Надеялись также на выставленное корабельное охранение места выгрузки.

В это время к борту канлодки подошел сторожевой катер 0102, и командир его доложил Ратнеру, что торпедные катера противника, находясь в темной части горизонта, скрытно проникли через охранение и со стопа поразили [71] торпедами не только канлодку, но и тральщик «Груз» и один сторожевой катер.

Надо сказать, что это была самая тяжелая потеря за все 225 дней героической борьбы за Малую землю.

Несмотря на самоотверженную работу личного состава, канлодка медленно погружалась кормою в воду и почти на ровном киле села на грунт. Там было мелко. Личный состав канлодки сошел с уходящей под воду палубы на подошедший сторожевой катер.