Ее последний круиз - Керен Певзнер

Я чертыхнулась. Вот тебе и встреча с дорогими и любимыми! Иди, Валерия, мой полы, вытирай пыль и расставляй мебель!

Что я и принялась делать, вслух сетуя на тяжкую бабью долю. Когда в носу засвербило от пыли, а поясница готова была переломиться от усталости, я плюнула на чистоту и порядок и плююхнулась на диван. Имею я право отдохнуть или не имею?

Злосчастный купальник лежал рядышком и я, взяв его в руки, стала поглаживать гладкие стеклышки.

Говорят, блеск ярких предметов может ввести человека в состояние гипноза. В моем случае и яркости-то особой не требовалось. Так что я задремала почти мгновенно. Даже не задремала, а словно провалилась в сон. И представали глазам моим в этом сне странные картины, в которых бедная моя голова с трудом узнавала странным образом исказившиеся и перепутанные эпизоды недавнего круиза. То Глинский с фотоаппаратом в руках гонялся за ухмыляющимся очкастым янычаром, то Шуман размахивал купальниками, пускавшими во все стороны блики, то из коробки с ананасным мороженым выскакивала горничная. В довершение ко всему привиделось мне мертвое лицо Мири, и во лбу у нее горел огромный бриллиант, подаренный Шуманом…

И тут меня словно вытолкнуло из моего собственного сна. В считанные секунды, отделявшие дрему от бодрствования я вдруг поняла, что мучило меня в последнее время.

Уж очень походил тот самый подаренный камешек на стекляшки, которыми были обшиты купальники наших девочек.

Я помотала головой, пытаясь избавиться от наваждения. Но ничего не получилось, напротив – все вдруг сформулировалось четко и однозначно.

Хотя и невероятно. Но ведь говаривал мой любимый джентльмен с Бейкер-стрит: «Если после того, как вы отбросите все неправильные решения, у вас останется одно, самое невероятное, именно оно и будет верным.»

Тем не менее любое, даже верное решение нуждается в проверке. И я решила действовать. Маленьким позолоченным пинцетом из маникюрного набора я осторожно отодрала один камешек, чуть помельче перечного горошка, завернула его в салфетку и положила в сумочку.

Нельзя сказать, что ювелирные лавочки являлись для меня местом постоянного гуляния, но одну, находившуюся не так далеко от дома я пару раз навещала, так что ее хозяин, маленький лысый старичок меня знал. При моем появлении он отложил механизм старинных часов, который до того внимательно рассматривал сквозь специальную лупу.

– Чем могу служить, мадам? – он привычным движением сдвинул лупу на лоб.

– У меня остался камешек от бабушки, – робко сказала я, – и я хочу его оценить.

– Посмотрим, посмотрим, – пробормотал он, и снова лупа оказалась на своем привычном месте.

Он рассматривал камень пару минут, показавшихся мне вечностью. Наконец, он оторвался от созерцания, и сказал:

– У вас очень молодая бабушка, мадам, примите мои поздравления. Она завещала вам камень современной огранки.

– Д-да, я у нее была внучкой от четвертого брака, бабуля была ветренницей… – сейчас мне хотелось только побыстрей покинуть лавку ювелира.

Дома я стала рассуждать. Как такая вещь могла попасть к Линде, которая, естественно, не знала о его стоимости. Иначе она бы не подарила его мне. Если только… Если только она просто не хотела поскорее отделаться от опасного дара!

– Бойтесь данайцев, алмазы дарящих… – пробормотала я, лихорадочно соображая, во-первых, что делать и, во-вторых, с чего начать.

Тут до меня дошло, что в данную минуту я мучаюсь над вечными вопросами, беспокоившими русских революционеров начала ХХ века. Я с искренней злостью швырнула чертову шмотку в сумку.

– Позвоню-ка я господину Борнштейну, – громко сказала я, как будто кто-нибудь мог меня слышать. – Чем наша полиция лучше Ленина? Пусть-ка они поломают голову.

Я сняла трубку и снова положила ее. Позвонить, конечно, надо. Но вот кому – это еще вопрос. Что я могла сказать Борнштейну? Что купальник мне подарила перед смертью Линда, которая, в свою очередь, получила его как компенсацию за налет янычаров, которые, в свою очередь, были не янычарами, а артистами, которые… Мне самой все эти объяснения напоминали шизофренический бред. Если ко всему добавить мексиканский сериал, поведанный Костей Блюмом, а также историю женитьбы господина Шумана ради наследства, то ничего больше и придумывать не надо было. Добавить только в конце, на вопрос: «Кто говорит?» – «Говорит московское радио, наше время истекло, ту-ту-ту…» – и можно спокойно отправляться в уютное лечебное заведение к старому знакомому психиатру с простой русской фамилией Рабинович.

Я уселась на диван. Проклятый купальник соблазнительно поблескивал бриллиантиками. Мол, чего беспокоиться? Никуда не звони, никому не говори. Раз в месяц выковыривай камешек, продавай старику-ювелиру. И живи в свое удовольствие.

Мысль не вполне честная, но в принципе неплохая. Кончатся камешки на одном купальнике, купить следующий. Интересно, а на остальных? Тоже были нашиты не стекляшки, а самые что ни на есть подлинные бриллианты? В таком случае, к доктору Рабиновичу следует отправлять не меня, а господина Шумана…

Нет, конечно же нет. Мороженщик обещал девушкам ценные призы, но не до такой же степени! А значит, девочкам звонить не надо. Одним адресатом меньше. Так. Борнштейну – не надо, девушкам – не надо, Рабинович никуда не денется, все пути ведут в желтый дом. Кто у нас остается? Денис? Нет, начнет читать мораль и запугивать.

Шуману звонить нельзя. Подумает, что я его шантажирую. Вообще, где гарантия, что брюлики нашил именно он? А нету такой гарантии. Я закрыла глаза и попыталась еще раз представить весь идиотский эпизод с нападением киношных разбойников. Так. Купальник я выронила, а потом в темноте, подобрала и положила на место. Значит, не исключена вероятность, что я просто спутала две вещи, и вместо купальника, лежащего в коробке отдельно, положила купальник из кучи на полу. Я наткнулась на контрабанду. И Линду с Мири убили из-за этого.

Я опасливо покосилась на купальник и немного отодвинулась. Его надо спрятать. Или вернуть, или…

Или найти преступников. От этой мысли я почувствовала себя боевым конем, заслышавшим звук походной трубы. Пора было начинать действовать. Но как? Конь нетерпеливо бил копытами. В смысле, я бестолково носилась по комнате, натыкаясь на стоявшие не на местах стулья и коробки.

И вдруг вспомнила, что Шуман, раскрывая коробочки, сказал, что эти купальники из торгового дома его жены.

Долой телефон, нужно брать живыми!

– Только чтобы не опознали… – подумала я вслух, накрасилась до умопомрачения, и надев дорогой костюм цвета свежей зелени, а на свои черные волосы рыжий парик, вышла на улицу. Ансамбль завершали солнцезащитные очки и белая сумочка змеиной кожи. Машину я брать не хотела, чтобы потом ее не опознали.

Сказать, что на меня оборачивались, значит не сказать ничего. Я была центром внимания. Встречные женщины кидали оценивающие взгляды, а мужчины выворачивали шею. То обстоятельство, что ко мне ни один не приклеился вот так сразу на улице, я объяснила сама себе очень просто: они пугались моих ста восьмидесяти четырех сантиметров, которыми я резала толпу, как ледокол у берегов Антарктиды.

При этом у меня в голове звучала одна и та же фраза: «Штирлиц идет по коридору».

Идти на шпильках было нелегко, но я не унывала и вскоре добралась до внушительного магазина с надписью «Дом моделей «Ровена».

Ко мне плавно подкатились три продавщицы. В зале было пусто. Покупатели не торопились осчастливить себя нарядами от «мадам Шуман».

– Чем мы можем быть вам полезны, госпожа?

– Даже не знаю, – протянула я жеманно, не снимая очки, – что-нибудь такое, интересное, на лето.

– Вот, пожалуйста, костюм из шифона и органди, прекрасный силуэт, летящая юбка, – заученно сказала одна.

Другая принесла несколько маечек и вывалила их передо мной, третья отошла к кассе и принялась ждать, когда я, наконец, выберу что-нибудь и соизволю расплатиться.

Стеклянная дверь раскрылась и в салон вошла невысокая дама. Яркий макияж делал ее лицо похожим на восковую маску из музея мадам Тюссо. Неподвижность взгляда только добавляла сходства.

Атмосфера тут же изменилась, продавщицы стали проявлять вокруг меня излишнюю суетливость, и предлагать то одну, то другую аляповатую модель.

С первого взгляда я признала в ней ту даму на пристани, в шляпке с вишенками. Правда, сейчас она была в другой шляпе, которая шла ей не более, чем предыдущая. Поджатые губы мадам Шуман портили весь имидж элегантной дамы, который она так тщательно строила.

– Доброе утро, мадам, – подбежали к ней продавщицы. – Вы прекрасно выглядите! Как вам отдыхалось в Италии?

– Спасибо, – коротко ответила она и бросила на меня быстрый взгляд. Вы уже обслужили покупательницу?

– Пока нет, – ответила я за них и, упреждая ее недовольство персоналом, добавила, – мне бы хотелось чего-нибудь броского, яркого, на лето. И обязательно эксклюзивную модель! Мне не хотелось бы встречать на улице точно также одетую женщину.