Страшные вещи Лизы Макиной - Виталий Сертаков

Кудрявые темноволосые мужики и женщины в платках. Смотрят в объектив угрюмо, точно ждут команды наброситься на фотографа и перегрызть ему горло...

И в этой прелестной деревне, где половина домов стояла забитыми, где не было Интернета, сотовой связи и газовых плит, выросла Лиза Макина, знаток живописи и театра...

Из клуба мы вышли вместе с администратором Мишкой. Он позвал меня в «Кассиопею», это их главный конкурент в районе, но играми они обмениваются исправно. Пока шли до универсама, я слушал Мишку вполуха и все думал о деревне Тимохино. А еще я думал, почему у меня опять прошла голова. Я даже шапку снял, несколько раз наклонился, точно шею разминал. Не болит — и все тут, как новенькая! Эдак, если так дальше пойдет, мне что, лучше домой вообще не показываться?

— У тебя в комнате геопатогенная зона, — авторитетно заявил Мишка. — Я читал про такое. Надо согнуть проволоку и поискать самое опасное место.

— И что потом? — Снег бил в рожу, и приходилось почти кричать. Пока мы дотопали до «Кассиопеи»» превратились в двух снеговиков.

— А потом передвинь кровать, — сказал Мишка.

— Мне некуда ее передвинуть! И вообще, ты туфту гонишь... Раньше не было зоны, а теперь объявилась?

— Тогда попробуй спать головой в другую сторону!

Я решил, что так и сделаю, потому что не видел никакого кайфа ворочать диван. Пришлось бы и стенку двигать, и технику...

На обратном пути я решил идти медленно. Вдоль девятиэтажки все шло как по маслу, но стоило завернуть к общаге, как снова заломило в затылке. Возле универсама уже нехило звенело в висках, а стоило углубиться к нам во двор, так будто гирю внутри черепа прицепили. Я погрелся в подъезде и побрел в другую сторону, к школе. Старался переступать очень медленно и считал шаги.

На шестьдесят втором шаге гиря в черепе растворилась, а за детским садиком осталась только ноющая боль в затылке. К школе я подошел здоровым человеком, если не считать натертой ноги.

Дудичева, конечно, дура, но, сказать по правде, немножко меня напугала насчет опухоли. Так что я даже повеселел. Не думаю, что бывают опухоли, пропадающие возле школы. Если бы я верил в чертей и привидения, то решил бы, что во всем виновата сволочь Серафима. Она, наша «классная», и внешне на ведьму смахивает. Похожа на жабу, и голос, как у жабы, и волосы из носа торчат. Так что я бы не удивился, если Серафима меня таким путем в школу приманить хочет.

И представил я такую жуткую картину. И жить, и спать мне придется теперь в школьном гардеробе выйти наружу больше не смогу, поскольку из ушей тотчас пойдет кровь, и глаза начнут выкатываться, и вены вспухнут. Буду я спать на матах в спортзале или на тряпках за вешалками, будут ко мне приезжать врачи и простукивать молоточками. Иногда будет мать навещать, поседеет совсем от горя, а Серафима, на людях, тоже станет плакать и меня жалеть.

Зато ночью прокрадется потихоньку в школу через окно или через люк, обернется гигантским пауком и будет сосать у меня кровь... И никому я не смогу доказать, что она ведьма, пока не оторву ее паучью лапу и не придет она в класс с перевязанной рукой...

Такая вот херня в башку полезла...

Я нарезал круги вокруг дома, пока не перестал ощущать ног и окончательно не околел. Серафима, может, и ведьма, но не настолько. И со стороны школы, и от остановки, и от общаги получалось равное расстояние.

Шестьдесят два шага, за которыми в башке вырастала гиря. И еще шагов сорок в сторону, пока не исчезнет заноза в затылке. Тогда я перелез через ограду садика и, проваливаясь в сугробы, потопал вдоль кустов. Я шел зигзагами: пять шагов влево до проволочной ограды и пять шагов вправо до стены. Там гуляли бабки с болонками, видать, приняли меня за психа, похватали своих вонючих шавок и свалили. Я их не стал переубеждать, потому как и сам себе казался ненормальным. В конце забора я снова перелез и продолжал дальше, зигзагами, топтать снег. Ботинки промокли насквозь, брюки отяжелели, зато спина вспотела, точно штангу таскал...

Спустя сорок минут, оглянувшись на свои следы, я получил готовый результат. И он меня вовсе не порадовал. Почти ровный круг, с центром у моей парадной, радиусом сорок метров или около того, внутри которого головная боль нарастала рывком, а снаружи была почти терпимой...

Я вернулся домой, положил синие пятки на батарею и позвонил Лизе. Она сразу взяла трубку, и мы договорились пойти в театр. Жители города Тимохино очень любят водить москвичей по театрам...

А потом я прожевал анальгин и лег спать, головой в другую сторону, но ничего не помогало. От анальгина у меня только челюсть онемела. Я не поглядел на часы и позвонил Дудичевой.

— Малинка, ты рехнулся? — сонным голосом спросила Танька. — Я тебе нарочно еще позже позвоню!

— Ну извини, я забыл, что ты еще маленькая, — сказал я. — Ты можешь у матери спросить, что бывает, если ртуть разлить?

— Ты ртуть разлил?! — мигом проснулась Дудичева. У нее вся семья врачебная, и мать в санэпидемстанции работает. Ей скажи, что соседский спаниель невесело хвостом повилял, так в момент всю округу в карантин по бешенству отправит.

Танька растолкала свою мать, та взяла трубку, тоже сонная, послушала меня и уверила, что никакой ртути у нас в подвале нет. Иначе всем бы было худо, а не мне одному. После этого она сказала, чтобы я зашел к ним и проверился, а ночью не названивал.

Тогда я расстелил одеяло на паласе и попробовал спать на полу, а матери сказал, что болит спина. Зубы дребезжали еще сильнее, чем прежде. Я попробовал уснуть с открытым ртом, но рот упорно закрывался. Тогда я повернулся на спину и стал прикидывать, сколько дней эта фигня продолжается. По всему вышло так, что до больницы ничего не звенело, и после тоже началось не сразу. Но я тогда прозябал в гипсе и никуда не вылезал, поэтому не мог сравнить, Я тогда сидел, задрав ногу, жрал чипсы, смотрел телик, играл на компьютере и поглядывал в окно...

Изучал новых соседей...

Перед тем как меня сморило, я вспомнил. Башка начала гудеть на третий день, как только в тридцать восьмой квартире появились новые жильцы.

Глава 7

МАКИНА ПЕРЕХОДИТ В АТАКУ

— Вот так театр! — выдавил я. — Они хоть словечко скажут?

— Существуют же разные способы выражения мыслей, — сказала Макина. — Например, балет...

— Ну, ты сравнила, блин! Балет — там понятно, там танцуют.

— А в данном случае слова заменяют пантомима и мимика. Разве тебе не интересно?

— Почему же... — Я чуть не брякнул, что мне просто интересно с ней, а глазеть на толпу раскрашенных клоунов особой тяги нет, но вовремя сдержался. Мне вообще постоянно приходилось с ней сдерживаться — в плане, чтобы не наболтать лишнего.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});