Последняя богиня - Клод Фаррер

Если бы мне нужно было сравнить этого человека с чем-нибудь, с кем-нибудь, я мог бы подыскать что-нибудь подходящее только между крупными зверями кошачьей породы, тиграми или львами, могучими и спокойными животными, уверенными в своей силе и в своей ловкости, до такой степени безупречно равновесие между их мускулами и их нервами. Эти животные всегда кажутся менее страшными, чем они бывают на самом деле, до момента прыжка, до того мгновения, когда они выпускают свои когти и оскаливают зубы, неминуемо несущие смерть.

Точно так же я не вполне оценивал по достоинству внушительный кулак Амлэна до того дня, когда, толкнув неосторожно дверь моей комнаты, которая была заперта на ключ и которую он считал открытой, Амлэн вышиб дверь кулаком.

Амлэн, Арель, Фольгоэт…

Из нашего трио Амлэн, конечно, наименее разукрашен галунами. Однако я чувствую, что из нас троих не Фольгоэт и не Арель является настоящим человеком. В жизни галуны мало значат.

2. Без вести пропавшие

Полдень.

Небо тяжело навалилось на плоское море. Белое, ослепительное небо. Ни одного голубого просвета, ничего: низкий и бледный раскаленный свод. На севере Адриатическое море принимает темный стальной оттенок, словно запрещая слишком далеко туда углубляться.

Вчера южнее Корфу воздух был раскаленный, но можно было дышать. Сегодня термометр опустился, но мы задыхаемся. Легкие работают буквально впустую.

Я чую какую-то плохую драку. Впрочем, не надо быть колдуном, чтобы ее здесь чуять. На всякий случай и приказал ускорить на час обед. Лучше подойти к австрийским батареям с хорошо наполненным желудком. Один моряк, который пообедал, стоит двух голодных моряков.

И вот обед проглочен. Раздается последний командный свисток, вызывающий первую вахту к уборке после обеда.

Первая вахта обедала сегодня после второй. Итак, все кончено. Я этим доволен: во все время двойного пира я чувствовал себя не слишком важно. Уф! а теперь:

– Подмести вверху и внизу.

Лучше драться чистыми, если нужно драться, не правда ли?

Курс все на С 24°. Теперь миноносец № 624 находится на указанном месте встречи или в каких-нибудь двух-трех милях от него. Но флота там нет. Жаль. Я полагаю, что нахожусь слишком далеко от своих и слишком близко к неприятелю. Любопытно заметить, до какой степени начальник, достаточно храбрый, когда дело идет о том, чтобы рискнуть собственной жизнью, (я думаю без хвастливой скромности и тем более без хвастовства, что я именно такой начальник) становится робким, боязливым, возбужденным, как только ему приходится рисковать жизнью тридцати или тридцати тысяч человек – число здесь не играет никакой роли – жизнью вверенных ему людей, «его» людей. Любопытно также заметить обратное, а именно: люди, беспокоясь, естественно, каждый за себя, – смерть грозит! – перелагают заботу о спасении собственной шкуры со щенячьей доверчивостью на любого начальника, даже на такого, которого они во всех других случаях осудили бы без снисхождения; да, но не в этом случае… который, однако, неоспоримо кажется мне самым важным.

Чего вы хотите? Так некогда доверились адмиралу Ною, который поднял свой флаг на линейном корабле «Ковчег», – слепо доверились все породы земные… при других обстоятельствах эти породы земные, в особенности наиболее съедобные, обратились бы в такое же быстрое, как и мудрое бегство при виде этого главнокомандующего, который, мне кажется, был в родстве, с главным заведующим волчьею охотою в том же веке, господином Нимвродом…

Мостик. Корабельный журнал. Я читаю: «Совсем спокойное море, очень хорошая погода». (Это сокращается: «С.С.М., О.Х.П.»; и это пишется автоматическим пером, без всякого раздумья; мне случилось прочесть следующий перл: «С.С.М., О.Х.П.; захвачены краем циклона, потеряли два вельбота, унесенные сильным шквалом в открытое море». Для настоящего момента формула верна: море гладко, тишина полная. Ничего не видно, ни земли, ни дыма. Я предпочел бы увидеть что-нибудь сильное и дружественное… Например, флот, но я не имею права выбора ни моих встреч, ни моего пути, ни моей скорости. Я нахожусь на месте, назначенном для встречи, я могу только оставаться здесь. И я хорошо вижу, чего мне это будет стоить. На миноносце нас семьдесят человек, включая сюда Амлэна, Ареля и Фольгоэта; семьдесят в это мгновение. Сколько останется нас, может быть, через два или три часа?

Амлэн, все у штурвала, безупречно держит курс. Миноносец № 624 не отклоняется ни на одно деление. Прямая струя за кормой вытягивается позади нас до горизонта.

– Амлэн, передай-ка кому-нибудь штурвал и возьми мой бинокль… Мой, да не твой казенный бинокль, никуда не годный… У тебя ведь хорошие глаза?

Он смотрит на меня, удивляясь, что можно думать иначе.

– Конечно, да, командир.

– Так поищи-ка там… справа, впереди, да, и скажи-ка, не видишь ли ты там дыма? Одного или нескольких дымков?.. Там, совсем на горизонте?

Он берет бинокль с радостным видом:

– Не видно ли австрийского дыма, не так ли, командир?

– Да.

Он тщательно ищет и не находит:

– Нет, командир. Что касается до дыма, нет дыма… да и вообще ничего нет: ровно ничего! право! это пустыня…

– Ничего? Тем хуже!..

Он испытующе смотрит на меня сбоку и набирается смелости:

– «Хуже», так ведь вы сказали? Ну, тогда… если вы говорите – тем хуже, что должен был бы я сказать?.. Разве уже сказать, что дело из рук вон худо? Значит, опять откладывается последний конец, и не теперь еще мы с вами, с вашего позволения, командир, дадим разбить себе башку?

Наступает мой черед внимательно посмотреть на него:

– Что такое? Или тебе не терпится, чтобы тебе разбили башку?

Он тяжело пожимает плечами:

– Иногда – да!.. иногда – нет…

Ах! вон оно что! «Иногда – да?..» В самом деле, ведь я его командир! Может быть, по долгу службы прочитать ему наставление?

– Что такое? «Иногда – да?». Что ты, с ума спятил?

Он резким, упрямым движением качает головой справа налево:

– И не думаю!.. Во-первых, вы сами командир… при всем моем к вам уважении, вы, значит, тоже спятили, потому что вам еще больше, чем мне, не терпится, чтобы вам разбили башку. Ох, простите!.. Во-первых, конечно, верно, что это ваше дело, а не мое… а потом, вы мой командир… Но все-таки не нужно за это на меня сердиться… Коли человек не совсем дурак, вы знаете…

Да, я знаю. Он не дурак. А ночью… В Гефсиманском саду, я помню, он меня видел…

– Ты видел, Амлэн, дружище… ты знаешь. И ты не скрываешь, что знаешь. (Очевидно, это некорректно: ты не должен бы знать… Никто не должен бы знать, начиная с меня самого. Но все равно, хотя тебе все известно, я на тебя за это не сержусь. Любопытно, да?).