Каирский синдром - Дмитрий Добродеев

— Необходимо обездвижить верхнюю конечность! — обмакнул бинт в воду и намотал мне на руку.

Вскоре гипс засох, и рука оказалась обездвиженной.

В таком виде я продолжал работать. Ездил на «козлике» в пустыню, сидел на КПП, торговался с Хаджаджем и даже ходил в летний кинотеатр.

На второй или третий день в локте появилась тупая боль. Она ползла все дальше по руке. Я начал постанывать. Поднялась температура.

Доктор Птичкин, занюхав спиртоколу египетским крекером, потрепал меня по голове — все будет хорошо, сам увидишь!

На коленях у него лежали воспоминания Жукова — недавно появившиеся, и он бормотал:

— Вот это полководец! Ну почему мы не дошли до Ла-манша? Показали бы вам, господа англичане!

На шестой или седьмой день в Асуане стояла жуткая жара, и я почувствовал, что загибаюсь. Действовать надо было немедленно. Пересчитал фунты: их было около сорока. Переоделся в гражданское и на попутке доехал до асуанского вокзала. Там фунтов за двенадцать купил билет первого класса до Каира. Ехать предстояло всю ночь.

Я мотался на нижней полке, скрежеща зубами. Пот лил градом.

Ту ночь я не забуду никогда — зловещую луну над Нилом и стук колес, а также бред, в котором представал то Аменхотепом, то Тутанхамоном.

Рано утром, приехав в Каир, взял такси и рванул в советский военный городок.

Вошел в полевой госпиталь и сказал просто:

— Подыхаю.

Дежурный врач быстро осмотрел меня, положил на операционный стол и дал чего-то выпить.

Скальпелем взрезал гипс. Его глазам открылось удивительное зрелище: там, где был локоть, вздулся громадный гнойный пузырь размером с апельсин.

Тем же скальпелем он рубанул по пузырю: вылился стакан гноя.

Наступило мгновенное облегчение.

Врач впрыснул антибиотик, продезинфицировал рану, замотал обычным бинтом и сказал:

— Еще бы пару дней — и мог лишиться руки.

И велел недельку полежать.

Как был в состоянии эйфории, я вышел на улицу.

Сашу в Наср-сити я не застал, он был на канале.

Весь день я думал, как избавиться от Асуана и радиолокационных махалок. Наутро пошел в военный госпиталь и потребовал перевести меня в Каир — по причине высокого давления.

Ртутный столбик действительно зашкаливал — после всех приключений. А может, врач пожалел меня…

Полковнику Квасюку не оставалось ничего другого, как подписать приказ о моем переводе в Каир, в штаб ПВО.

Победа!

Я сел в вагон первого класса и на этот раз с приятным чувством поехал в Асуан, купив в привокзальном киоске пачку бульварных французских газет и журналов.

Во «Франс Диманш» прочел историю о бывшем офицере СС, который сделал операцию по смене пола и стал великолепной женщиной.

Было написано: бывший штандартенфюрер СС Хорст Н. стал дамой. Красивая блондинка была в «той жизни» жестоким арийским мачо, который расстреливал партизан. Теперь Хорст Н. испытывает многократные женские оргазмы. Помог ему профессор Абу-Сейф, каирский врач, владелец частной клиники в Гизе.

Обдумывая чудесное превращение бывшего эсэсовца, я забылся тяжелым сном.

Когда подъезжали к Луксору, пристал сосед по купе, советский полковник в штатском:

— Переводчик, слышь, пойдем в Долину царей!

Но я забился в угол на верхней полке и бормотал:

— Не пойду! Не заставите!

Потом жалел, что не пошел в Долину царей: увидел ее лишь много лет спустя.

В Сахари-сити я нагло ушел в санбат и там залег на десять ней. Греясь на раскладушке в колониальном саду под бананами, читал «Тошноту» Сартра, экзистенциальные эссе Камю, и мне казалось, что жизнь прекрасна. В тот момент я забыл об опасности радиолокационного облучения.

А выписавшись, собрал вещички и уехал в Каир, осыпаемый ругательствами командного состава.

И СНОВА АСУАН

(12 марта 2010 г.)

Наш самолет прилетел из Каира на маленький пустынный аэродром. Я сразу почувствовал особую энергию этого места, знакомую по 71-му году. Асуан, наверное, лучшее место в долине Нила. Здесь живут смелые длинноногие нубийцы, презирающие покорных феллахов Дельты. Здесь самое яркое солнце и жив еще дух того, первобытного Египта.

Нашу группу привезли на пристань, где стоял лопастный пароход «Синухе». Кажется, так звали героя древнеегипетского эпоса. Синухе-египтянин. Который убежал от гнева фараона в Верхний Египет и вернулся домой после долгих и опасных странствий.

На берегу, перед посадкой на пароход, поговорил со старым грузчиком-нубийцем. Он помнил русских. Их было здесь так много в 60-е… Русские строители дружили с египтянами, пили с ними пиво, пели песни.

— Теперь — не те русские, какие-то шумные, надменные туристы. Мы не понимаем этих новых русских, — заключил грузчик.

В Асуане к нам приставили Мухаммада — пожилого беззубого гида. Я сказал «пожилого» — но ему, наверное, было лет сорок пять. Здесь люди рано стареют. Рассказывая о богах Древнего Египта, он смущенно прикрывал беззубый рот.

Когда Мухаммад узнал, что я был с русскими хабирами во время «войны на истощение», спросил:

— А ты не боишься, что тебя узнают?

У Мухаммада, как у советского человека, реакция была однозначной: «Не боишься, что тебя вспомнят спецслужбы?»

Эти слова заставили меня рассмеяться:

— Кому я нужен в свои шестьдесят лет и с немецким паспортом? Все, что было — история!

Он подумал и оскалился щербатым ртом:

— Действительно, история!

Но эта история жила в них, и они хорошо помнили о временах дружбы с СССР. В Каире я задал отставному египетскому военному вопрос: почему в 72-м выгнали хабиров?

Он стыдливо потупился.

Потом взял меня за руку и сказал:

— Садык, друг! Мы не могли тогда поступить иначе! Никто бы нам не поверил, что мы можем победить Израиль сами!

Я вежливо принял этот аргумент, хотя причина, ясно, была в другом.

Прямо с самолета в Асуане я сунулся в тэкс-фри шоп и выяснил, что двухдневный срок на покупку спиртного иностранцами здесь не действует. Я сразу затоварился: взял три полуторалитровые бутылки виски Famous Grouse.

Сидя в шезлонге на палубе парохода, я попивал виски, предварительно перелив в бутыль из-под минералки и подкрасив кока-колой. До Луксора этой алкогольной смеси должно было хватить, так я рассчитал.

Мы проплывали идиллические берега Нила — с пальмами, одинокими буйволами, ишаками, верблюдами. Вдали, на песчаной горе, одиноко возвышался мавзолей Ага-хана. Великий пейзаж, при виде которого в душе оживало чувство полузабытого, но близкого прошлого.

Над этим уголком земли, казалось, нависла тень Атлантиды. Согласно ряду эзотерических источников, за десять с лишним тысяч лет до нашей эры последние жрецы-атланты бежали сюда, на юг Египта, и принесли знания атлантической цивилизации. Они прибыли в Египет, чтобы сохранить наследие, из которого вышла западная цивилизация. Запад начался не в Греции и Риме, а здесь, на юге Египта.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});