Дорога к людям - Кригер Евгений Генрихович

Словом, после дружбы с немцами, смахивавшей больше на оккупацию, достаточно много румын прониклось чувством симпатии к русским солдатам и офицерам, весьма вежливым по отношению к населению освобожденных государств.

«Штабом» корреспондентов всех наших газет стал комфортабельный отель «Амбассадор» на одной из главных улиц столицы. Там и поселились мы. Помнится, каждый — в отдельном номере.

Связь с Москвой поддерживалась почтой, телеграфом и военными самолетами. Собственно, к услугам почты прибегали только для переписки с семьями и друзьями, — для «донесений» в редакции этот вид связи очень уж медлителен.

Вскоре Букурешти вернулся к обычной жизни, оживлявшейся только прохождением колонн наших войск, митингами, церемониальным маршем румынских соединений. Король Михай с его матерью Еленой объявили себя союзниками СССР. Бывали приемы у царствующих особ. Писатель и литературовед Вильям Вильмонт рассказывал мне:

— Досталось вашему покорному слуге место за столом рядом с матерью Михая. Она удивленно спросила: «Отчего у вас такие... не подходящие офицеру вашего ранга очки?» Я объяснил, что потерял свои и временно пользуюсь чужими. Тогда королева не без самодовольства постучала длинным своим ногтем по зрачку: знайте-де науку! Я онемел. Королева устранила мое недоумение: под веки вставлены соответствующие стекла: «Это очень, очень удобно, мсье!» (Вильям Вильмонт владеет несколькими языками, служит в 7‑м отделе штаба армии — по работе среди солдат и офицеров противника, и беседа с мадам Еленой далась ему без всяких затруднений.)

...Мы уже начали скучать, как ни были хороши румынские салонные оркестры, певцы и гитаристы.

Неожиданно, обрадовав К. М. Симонова и всех нас, приехал Павел Трошкин — с другого фронта. Вот кому были бы по сердцу веселье Бухареста, оживленные горожане на улицах, нарядные, хорошенькие девушки из «приличных» буржуазных семейств, неплохое вино и обильные яства, немыслимые тогда в нашей воевавшей стране! Но нет. Обычно жизнерадостный, прекрасно настроенный, общительный Павел Артемьевич, изумив нас, был донельзя мрачен, нелюдим, озабочен. Озабоченность его была нам понятна: истерзанная его «эмка» наотрез «отказалась» служить ему. В столице Румынии сохранился авторемонтный завод, филиал «фордовских», и там взялись привести машину в полный порядок.

Как ни старался Константин Михайлович, ценивший Павла за истинное бесстрашие, расшевелить, сделать его самим собой, прежним, приглашая Трошкина в подвальчик и заказывая сливовицу или румынскую водку цуйку и анисовую со знакомым с детства запахом микстуры, — ничего хорошего не получилось.

Однажды, возвращаясь откуда-то в «Амбассадор», увидел я в нижнем холле группу военных корреспондентов, необычно возбужденных. Что такое?

— Пашка Трошкин убит!

— Как!..

Да. Так было. Было! Трошкин погиб в неравной схватке с бандеровцами, напавшими на его машину...

Павла при участии известинца Виктора Полторацкого с почестями и ружейным салютом павшему майору похоронили во Львове.

Симонов, как и все друзья Павла, был потрясен, обескуражен, убит вестью о гибели молодого еще человека, с кем он был вместе, когда смельчак снимал первые свои кадры подбитой под Могилевом вражеской техники.

...В Букурешти Константин Михайлович был как бы проезжим гостем. Отчего — вы узнаете позже. Предложил мне отправиться с ним в Софию, по-болгарски — Со́фью. Я охотно согласился. Дунай. Порт Джурджу. Разговор с командиром одного из судов нашей флотилии... Потом ферробот — большой металлический паром, способный переправлять тяжелые грузы и, скажем, роту солдат. Небольшой, но милый прибрежный город Русе. Памятник Освободителям — русским воинам 1870—1871 годов. Харчевня близ сквера. Съели мы там из любопытства какое-то местное блюдо, запили кружкой пива — было тепло «на улице», как принято говорить. Продолжали путь на Со́фью. Симонов был оживлен, меня же охватила хандра. Все было интересно вокруг, но для меня покрыто серой дымкой. Поздно вечером остановились в горном трактире. Встретили нас радушно, угостили шашлыком и анисовой, не знаю ее названия по-болгарски, — если дольешь ее каплями воды, она, прозрачная, как хорошая грузинская чача, мутнеет. Местные лесорубы подтвердили: русские отбили у немцев столицу царской Болгарии.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Утром были в Со́фье. Толпы горожан окружили отряд болгарских партизан в гражданской одежде. Где поселиться? Нам указали на отель близ центра города. Все было хорошо, даже горячая вода в умывальнях, но все стекла окон разбиты. В нашем номере не переставая свистел ветер. Позавтракали, и нам передали приглашение одного из видных общественных и государственных деятелей будущей республики — Д. Казасова, пообедать с ним.

В отдельном кабинете ресторана ковры на стенах, глиняные кувшины — изделия крестьян-ремесленников, часть стопочек тоже керамические, с цветным узором.

Казасов, типичный славянин-интеллигент, напомнивший мне нашего историка Ключевского, оказался превосходным оратором. Учтивым, эрудированным, искренне доброжелательным, Предложил тост за русское воинство, дважды содействовавшее освобождению его страны — сперва от турецких, а теперь немецких поработителей.

Обед был не по военному времени обильным, но простым, преимущественно яства подавались национальные, «крестьянские».

Распрощались, поблагодарив, пожелали друг другу успехов, и мы с Симоновым поехали на местный военный аэродром. Я увидел командиров-летчиков болгарских воздушных сил в форме, напоминавшей дореволюционную русскую, с белой кокардой и серебряного цвета ободком.

— Как ты думаешь, они жалеют или нет об изгнании их союзников гитлеровцев?

— Ничего они не жалеют, — подхватил неожиданно подошедший наш офицер-пилот, приятель Константина Михайловича. — Отличные парни. Дрались вместе с нами против бошей, полный порядок.

Вечером тот же офицер заглянул к нам в номер. Расположились на полу, крытом ковром. Симонов, которого летчик просто боготворил, читал стихи.

...Возвращаясь в Бухарест, любовались горным, древним городом Тырново, когда-то столицей болгар. Как сакли в Дагестане, его строения нависают одно над другим, сбегая к бурливой реке, а над нею переброшен старинный мост; помнится, по краям его на пешеходных дорожках — лавочки, киоски, лотки... Красив город необычайно.

Где-то встретили подвыпившего нашего солдатика, юношу, окруженного толпой местных жителей. Они снова и снова угощали его сливовицей и яблоками, сливами, пряниками. Сытый до удивления, он все же не хотел обижать доброжелателей и принимал дары с поклоном.

— Товарищ рядовой, — обратился к нему Симонов. — Вы из какой части?

— А вона! — солдатик показал на удалявшуюся колонну войск.

Так догоняйте же!

— Счас... За милую душу!

И, махнув рукой новым своим другарям, припустился бегом за маршировавшей вдали ротой.

Снова Бухарест... Пообедав в ресторане напротив «Амбассадора», отправились на разных машинах — джипах в сторону города Крайова. Константин Михайлович ехал впереди. Наш же водитель хотел обогнать грузовики, не заметил, как мчался навстречу нам с громадной скоростью «студебеккер». Не успел отвернуть правее, как тот с размаху врезался в нас. Джип отбросило метров на семь. Я же, к своему удивлению, оказался стоящим посреди шоссе на четвереньках, сброшенный с машины сильным ударом двух автомобилей. А слева и справа гнались один за другим грузовики, грузовики, грузовики... Еле успел отскочить к кювету, рискуя попасть под чьи-то колеса, осмотрелся: ничего! Кости целы! Не ранен. Только сильно ушиб ногу. Хромая, побрел к Крайове.

В придунайском городке сняли на несколько дней комнату. Как обычно, осматривали южные сады, особняки бояр, торговцев, негоциантов. Вернувшись, попросил молоденькую, хорошенькую горничную состоятельных, видимо, хозяев квартиры купить на базаре фрукты. Она вернулась и поразила нас тем, что, взяв из кухни весы-безмены, принялась взвешивать виноград, показывая нам: дескать, продавщица на рынке не обманула нас, кисти весят точно, грамм в грамм. Мы любезнейше поблагодарили девушку. Занялись своими блокнотами. К концу обеда сама хозяйка семейства внесла в нашу комнату продолговатое овальное блюдо с изображением рыбы. Константин Михайлович, зная — пересол на спине, а недосол на столе — стал усердно солить рыбу.