Вакансия: жена. И ничего личного - Ольга Николаева

точки… Язык ворочался с трудом, не желая слушаться…

– Зачем я столько сил потратила… на эту… презентацию гребаную… – Ахнула, забыв, что хотела сказать дальше. Мужская ладонь с силой сжала мою грудь. Откровенно, жадно, без всяких намеков на то, что это случилось нечаянно.

– Это было твое задание. Наверное, старалась… – В хриплом, не менее моего возбужденном голосе прозвучала насмешка.

– Так вам сейчас можно… – Опять ахнула. Вторая рука на второй груди. Не помешали слои белья и одежды: все ощущалось так четко и жарко, словно я была сейчас полностью раздетой.

– Что можно, Даша? – Губы прошлись обратно по шее к скуле, подбородку, остановились у моего рта. Его дыхание можно было пить, так близко мы сейчас оказались. – Говори. Все, что разрешишь, я сделаю.

– Впарить все, что угодно! – Без сил откинула голову на его плечо, не открывая глаз. Жадно хватала воздух. В голове окончательно перемешались все мысли. Но я сказала то, что хотела! Сказала же!

Теперь оставалось только ждать…

Руки замерли. Только большие пальцы, словно на автомате, продолжали обводить кругами соски, стоящие торчком даже сквозь одежду … Все так же возбуждая и нервируя одновременно… Пальмовский хмыкнул, а потом замолчал на время. Не целовал. Но и губы от моих губ никуда не делись… Как будто проверял мою выдержку, а она вся кончилась на последнем слове, испарилась. Теперь со мной, реально, можно было делать все, что угодно. И ни в чем себе не отказывать.

– Ты реально так думаешь, Даша? – Из его рта вырывался все тот же горячий воздух, обжигающий тонкую кожу на моих губах, заставляющий ее сохнуть и трескаться. Аромат парфюма был все таким же терпким и дурманящим… А тон голоса заставил вздрогнуть и поежиться. Меня словно морозом обдало.

– Да… – Облизнулась. Безумно хотелось пить. Целоваться. Продолжения ласки. И сбежать отсюда, куда глаза глядят. Все эти желания хаотически перемешались, не давая выбрать самое важное и полезное.

– Хм… Что ж… – Ничто не предвещало смены положения, но Пальмовский вдруг резко обхватил меня за талию и посадил к себе спиной.

Отличное положение для защиты проекта, ничего не скажешь. Особенно, когда твоя попа упирается во внушительное возбуждение самого главного начальника. Когда хочется ерзать и возбуждать его еще больше, вынуждая снять штаны и разложить тебя на ближайшем диване, а не вот это вот все…

Пока я приноравливалась к неудобству нового сидения, Пальмовский успел дотянуться до компьютерной мыши, пошевелил ею, экран, до того погасший, вспыхнул.

– Рассказывай, Даша. Что ты хотела мне тут показать?

– Ничего. – Даже если и хотела, сейчас ничего не смогла бы. Я вся сконцентрировалась на совсем других ощущениях. И это было точно не зрение…

– В каком смысле?

– В прямом. У вас нет маркетинга в компании. И пиара нет!

Голос еще плохо слушался, срывался на хрип, интонации подводили… Но злость на этого индюка, решившего, что со мной можно играть в такие игры, придала мне сил.

Пускай не думает, что я растаю и сдамся тепленькая! Я уже растаяла и почти сдалась, но правду сказать напоследок обязана!

– А что есть?

– Блеф и буффонада.

Ему, наверное, показалось странным, что я в состоянии говорить такие сложные слова. Владислав поерзал под моей задницей, практически намекая, о чем я должна сейчас думать и о чем умолять. Но я закусила удила, и возбуждение только помогало в праведной злости.

– Даже так? А ты решила открыть мне глаза?

– Я решила работать, как положено, а не тратить ваши деньги на фигню. – Прокашлялась. Говорить было трудно. А Пальмовский, еще больше усложняя задачу, положил мне на плечо подбородок, не забыв задеть мочку губами.

– Охерительно пахнешь, Даша. Не то, что я, вонючка, правда же?

– Не отвлекайте. – Попыталась отнять у него мышку, снова вздрогнула от того, как соприкоснулись пальцы. Владислав позволил взять дело в свои руки, вроде бы, но тут же накрыл мою ладонь сверху своей. – Это – набор затрат, которые у вас и до этого были. Они жутко бестолковые. Никакой пользы, только показуха.

– Респект и уважуха. – Он хмыкнул и закрыл мой файл. Вот прямо моими пальцами нажал на крестик и все вырубил.

– Я еще не сказала ничего!

– А не надо. Я все понял.

Теперь он взялся меня разворачивать, перекидывая одну мою ногу поверх своих. Вышло с трудом – помешала длинная юбка, которая путалась и задерживала. Хорошо, что рвать подол не стал, просто задрал ее повыше.

Мои глаза смотрели прямо в его – темные, завораживающие. Если там раньше плясали бесенята, то сейчас они куда-то попрятались. На их месте осталась лишь темная, сладкая, опасная бездна.

– Теперь я уволена? – Стало безразлично, как потом сложится карьера. Так даже и проще: можно ничего не бояться и отдаться ему прямо на этом кресле. А дальше – будь что будет.

– Ну, зачем же? Кто мне еще глаза откроет на всякую фигню?

Пальцы Владислава с нажимом проехались по моим бедрам. По самой нежной коже на внутренней стороне, касаясь края чулок, опоясывая лаской… Закусила губу от волнения, глаза закатились сами собой. Это было слишком волнительно и остро, чтобы оставаться в сознании. Слишком похоже на тот, мой самый первый сон, грозивший вот-вот стать явью.

– Вам нельзя на работе никаких личных отношений. Я помню.

– Но сейчас готова нарушить это правило?

– Если нарушим, я сама напишу заявление.

Мы говорили о серьезных вещах, почти сомкнутыми друг с другом губами. Ходили по краю. Я готова была рискнуть и сорваться первой, но что-то еще останавливало.

– Не надо. Мы не будем ничего нарушать.

И как прикажете понимать человека, который только что готов был меня поиметь прямо на офисном кресле, а теперь пересаживает на диван и поправляет пиджак, словно ничего такого и не было? Правда, смотрит куда-то в сторону, словно меня здесь и нет вообще!

Сердце все еще стучало по ребрам, не утихая. Кровь по венам неслась, отдавалась гулом в ушах, сглаживая все посторонние звуки.

Пальцы не слушались, их трясло противной мелкой дрожью.

Ощущала себя бронепоездом, разогнавшимся до максимальной скорости и вошедшим в скалу. Вроде же, было все так хорошо… Гормоны еще бушевали в разгоряченном теле, а воображение уже рисовало самые страшные методы казни. И четвертование, когда человека привязывают за конечности к разным диким лошадям, было еще не самым ужасным…

– Вам нравится издеваться над людьми? Я правильно понимаю?

Горло болело, будто я до этого кричала несколько часов на морозе. Звуки вылезали неохотно, выходили какими-то сиплыми, глухими и нескладными. Но я справилась: