Барабаны осени. Книга 1. На пороге неизведанного - Диана Гэблдон

Он стянул через голову рубашку, гадая, к какому уровню комфорта привыкла Брианна. О женской одежде он знал мало – интересно, сколько могут стоить ее джинсы? – но вот в машинах разбирался. Новенький синий «Мустанг» произвел впечатление, так и тянуло сесть за руль.

Очевидно, родители оставили ей достаточно для жизни, уж Клэр Рэндалл об этом позаботилась. Хорошо бы, Брианна не думала, что он ею интересуется из-за денег. Вспомнив о родителях девушки, он взглянул на коричневый конверт. Стоит ли отдавать?..

У кошки священника душа чуть в пятки не ушла, когда Роджер и Брианна у входа для выступающих столкнулись с группой канадских волынщиков, принадлежавших к клану Фрейзеров. Брианна даже побледнела, когда Роджер представил ее солисту, своему давнему товарищу. Сам Билл Ливингстон угрожающе не выглядел, а вот клановый знак Фрейзеров на его груди сделал свое дело.

Je suis prest, значилось на нем. Я готов. «А вот я что-то не очень», – пронеслось в голове у Роджера. Ему слишком хотелось врезать себе за то, что привел сюда Брианну.

Однако она его уговорила, что вполне сможет побродить самостоятельно, пока он готовится к выступлению. И лучше бы в самом деле поспешить… Роджер затянул пряжки килта на талии и бедрах и потянулся за длинными шерстяными чулками. Ему предстояло выйти на сцену на сорок пять минут в начале дня, а потом еще немного спеть вечером. Он примерно представлял список песен, но следовало учитывать и вкусы публики. Собралось множество женщин – значит, баллады. Преобладают мужчины – тогда военные, например «Килликранки», «Монтроз», «Ружья и барабаны». А непристойные куплеты шли на ура, если зрители успели хорошенько разогреться.

Роджер аккуратно подвернул чулки, за правый сунул свой скин-ду, ножичек с рукоятью из оленьего рога, и торопливо зашнуровал ботинки. Надо успеть разыскать Брианну. Прогуляться, раздобыть для нее что-нибудь перекусить, найти хорошее место, чтобы смотреть выступления.

Он набросил плед на плечо, закрепил фибулой. Пристегнул ремень с кинжалом и спорраном. Все, готов. Роджер вдруг замер на полпути к двери. Нет, не совсем.

Древние серо-зеленые подштанники во время Второй мировой входили в военную форму, а также были одним из немногих напоминаний об отце. Обычно в таких ситуациях Роджер не поддевал ничего под килт, но иногда приходилось использовать их в качестве защиты: некоторые любопытные зрительницы оказывались просто восхитительно наглыми. Коллеги-исполнители его предупреждали, а он не верил, пока однажды не угодил в подобную ситуацию. Хуже всех вели себя немки, хотя порой и американки не отставали.

Впрочем, здесь публика вроде приличная, да и на сцене его не достанут. А в остальное время он будет с Брианной, и если вдруг она сама захочет пораспускать руки… Роджер бросил подштанники обратно в сумку, на коричневый конверт.

– Пожелай мне удачи, отец, – прошептал Роджер и отправился на поиски Брианны.

– Ого! – восхитилась Брианна в съехавшей треуголке, обходя Роджера. – Выглядишь отпадно! Мама всегда говорила, что перед мужчиной в килте невозможно устоять. Похоже, она права.

Роджер заметил, как девушка тяжело сглотнула, и захотел ее обнять в благодарность за смелость, но Брианна уже отвернулась, указывая на столики.

– Голодный? Я глянула, что там, пока ты переодевался. Выбирай: жареные осьминоги, тако с рыбой, польские сосиски…

Роджер взял ее за руку и развернул к себе.

– Слушай, прости. Не знал, что тебе будет так тяжело.

– Все в порядке. – На этот раз Брианна улыбнулась почти по-настоящему. – Я… я рада, что здесь оказалась.

– Честно?

– Ага. Правда. Тут… – она беспомощно махнула рукой на шумную, клетчатую кутерьму вокруг, – тут все такое шотландское.

Роджеру стало смешно. Что может быть менее похожим на Шотландию, чем дешевый балаган для туристов и впаривание наполовину фальшивых традиций? И в то же время Брианна права. Это пример давней шотландской способности выживать – приспосабливаться ко всему и извлекать выгоду.

Роджер все-таки обнял Брианну. Ее волосы пахли свежестью, как сочная трава, а под тканью белой футболки сильно билось сердце.

– Ты, знаешь ли, тоже шотландка, – шепнул он девушке на ушко и отпустил.

Ее глаза по-прежнему сияли, но уже другим чувством, как показалось Роджеру.

– А ты прав, наверное. – Она наконец как следует улыбнулась. – Надеюсь, это не значит, что мне придется есть хаггис? Лучше уж попробовать осьминога.

Пансионат, где проходил фестиваль, промышлял «национальными ярмарками», там стояли палатки с горячей едой.

– Поляки танцуют польку, шведы орут свои песни… Испанские, итальянские, японские фестивали. Вы не поверите, сколько эти япошки щелкают фотокамерами, просто не поверите, – покачал головой он, вручая им две бумажные тарелки с гамбургерами и жареной картошкой. – В общем, каждые две недели что-то новенькое. Не заскучаешь. Правда, наши услуги всегда нужны, все равно какую кухню подают. – Мужчина с любопытством уставился на килт Роджера. – А вы шотландец или просто любите юбки носить?

Роджер, слышавший подобное в десятках вариаций, и глазом не моргнул.

– Ну, как любил говаривать мой дед, – произнес он с кошмарным акцентом, – когда надеваешь килт, парень, то точно понимаешь, что ты мужик!

Продавец одобрительно расхохотался, а Брианна закатила глаза.

– Эти ваши хохмы… – пробормотала она. – Боже, если опять начнешь травить шуточки про килт, я уеду и брошу тебя здесь, клянусь.

Роджер широко улыбнулся.

– Ты же не станешь так делать, правда, милая? Не оставишь человека только потому, что он носит килт!

Брианна прищурилась.

– Могу поспорить, ничего необычного под этим килтом нет, – кивнула она на спорран Роджера. – Даже больше, могу вообще на что угодно поспорить, там все в пр-р-ревосходном р-р-рабочем состоянии, да?

Роджер поперхнулся кусочком картошки.

– Нужно отвечать «дай ручку, красавица, и я тебе покажу», – посоветовал продавец. – Сто раз уже эту фразу слышал за неделю.

– Если он так скажет, – мрачно буркнула Брианна, – то я точно свалю и брошу его на этой чертовой горе. Пусть торчит тут и ест осьминогов.

Роджер глотнул кока-колы и мудро решил промолчать.

У них еще оставалось время побродить по торговым палаткам, где продавали всякую всячину, начиная от клетчатых галстуков и заканчивая свистульками, серебряными украшениями, клановыми картами Шотландии, ирисками, песочным печеньем, канцелярскими ножами в форме палашей, фигурками горцев, книгами, кассетами и прочими всевозможными мелочами, куда можно было поместить знак или девиз клана.

Роджер почти не привлекал к себе любопытных взглядов. Здесь его наряд, к слову, куда лучший, чем у многих, был кстати. Правда, в основном на фестиваль приехали туристы в джинсах и футболках. И все же то тут, то там мелькали пестрые пледы.

– Почему Маккензи? – спросила Брианна, останавливаясь у витрины с цепочками для ключей. Девушка коснулась серебристого кружочка с надписью «Luceo non uro». Свечу, но не сгораю. Девиз изгибался вдоль изображения чего-то похожего на вулкан. – Уэйкфилд – недостаточно по-шотландски?

Роджер пожал плечами.

– Это тоже моя фамилия. Родители погибли во время войны, и меня усыновил двоюродный дед. Он дал мне свою фамилию, однако крестили меня как Роджера Джеремаю Маккензи.

– Джеремая? То есть, Иеремия? – Брианна пыталась не расхохотаться, от усилий у нее даже кончик носа раскраснелся. – Как пророк из Ветхого Завета?

– Не смейся. – Роджер взял ее за руку. – Это имя моего отца. Его часто звали Джерри. А меня мама называла Джемми, когда я был маленьким. Наше семейное имя. В конце концов, могло быть и хуже. Покрестили бы как какого-нибудь Амброуза или Конана.

Брианна наконец фыркнула от смеха.

– Конан?

– Вполне приличное кельтское имя – было, пока на него не наткнулись писатели-фантасты. В любом случае, имя Джеремая не просто так выбрали.

– А почему?

Они медленно двинулись в сторону сцены, где группка девочек в тщательно накрахмаленных платьицах отплясывала шотландский флинг, одинаково взмахивая руками и кланяясь.

– Папа… то есть преподобный отец, но я называл его просто папой, показывал мое семейное древо. «Амброуз Маккензи – твой прадед, Родж. Он строил лодки в Дингуолле. А вот Мэри Олифант… я знал твою прабабушку Олифант, я говорил? Дожила до девяносто семи и до последнего вздоха за словом в карман не лезла. Чудесная женщина. Шесть раз была замужем и уверяла, что все мужья скончались по совершенно естественным причинам. Однако на древе я обозначил только Джеремаю Маккензи, потому что он твой предок. И лишь от него у Мэри были дети, что меня всегда удивляло. Однажды на мой вопрос она, подмигнув, ответила: «Is fhearr an giomach na ‘bhi gun fear tighe». Это древняя гэльская поговорка: «Уж лучше иметь в мужьях дурака, чем никого». Она объяснила, что некоторые ее мужья хоть и были недурны, только красавца Джеремаю хватало проводить с ней каждую ночь».