Женщины - Чарльз Буковски

Я продолжал подметать стекло. Все подмел и убрал. Потом залез в свой первый кулек и нашел одну неповрежденную бутылку пива. Смотрелась она очень хорошо. Она мне в самом деле требовалась. Я уже совсем собрался открутить пробку, как из-за моей спины кто-то протянул руку и выхватил бутылку. Снова Лидия. Она подбежала к двери Николь и швырнула бутылку в стекло. Запустила ее с таким ускорением, что бутылка пролетела насквозь, как большая пуля, не разбив все стекло целиком, а оставив только круглую дыру.

Лидия сбежала вниз, а я поднялся по лестнице. Николь по-прежнему стояла на площадке.

– Ради бога, Чинаски, уезжай с нею, пока она всех тут не поубивала!

Я повернулся и вновь спустился на улицу. Лидия сидела в машине, мотор работал. Я открыл дверцу и сел. Она тронулась с места. Ни один из нас не произнес ни слова.

24

Я начал получать письма от девушки из Нью-Йорка. Ее звали Минди. Наткнулась на пару моих книжек, но лучше всего в ее письмах было то, что она редко упоминала в них о писательстве, разве только говорила, что сама она – не писатель. Она писала о разном в общем, а о мужчинах и сексе – в частности. Минди было 25, писала она от руки, почерком устойчивым и разумным, однако с юмором. Я отвечал ей и всегда радовался, находя ее письмо в ящике. У большинства людей гораздо лучше получается выговариваться в письмах, нежели в беседе, и некоторые умеют писать художественные, изобретательные письма, но стоит им попытаться сочинить стихотворение, рассказ или роман, и они становятся претенциозными.

Потом она прислала несколько фотографий. Если они не лгали, Минди была весьма хороша собой. Мы переписывались еще несколько недель, а потом она упомянула, что скоро у нее двухнедельный отпуск.

Почему бы вам не прилететь сюда? – предложил я.

Хорошо, ответила она.

Мы начали созваниваться. Наконец она сообщила дату своего прилета в международный аэропорт Лос-Анджелеса.

Буду там, сказал я ей, ничто меня не остановит.

25

Я хранил дату в уме. Сотворить раскол с Лидией – пара пустяков. Я по натуре одиночка, довольствуюсь просто тем, что живу с женщиной, ем с ней, сплю с ней, иду с ней по улице. Я не хотел никаких разговоров, никаких выходов куда-то, если не считать ипподрома или бокса. Я не понимал телевидения. Я чувствовал себя глупо, если приходилось платить деньги за то, чтобы ходить в кино и сидеть там, деля эмоции с другими людьми. От вечеринок меня тошнило. Я терпеть не мог играть в игры, тем паче – грязные, ненавидел флирт, любительскую пьянь, зануд. Но Лидию вечеринки, танцульки, мелкий треп заряжали энергией. Она считала себя сексапилкой. Но была слишком уж очевидной. Поэтому наши споры часто произрастали из моего желания никаких-людей-вообще против ее желания как-можно-больше-людей-как-можно-чаще.

За пару дней до прилета Минди я начал. Мы вместе лежали на постели.

– Лидия, да ради бога, ну почему ты такая дура? Неужели ты не понимаешь, что я одиночка? Затворник? Я таким и должен быть, чтобы писать.

– Как же ты вообще что-то узнаешь о людях, если с ними не встречаешься?

– Я уже все про них знаю.

– Даже когда мы выходим в ресторан, ты сидишь, опустив голову, ты ни на кого не смотришь.

– Не хочу, чтобы стошнило.

– Я наблюдаю за людьми, – сказала она. – Я их изучаю.

– Хрен там!

– Да ты боишься людей!

– Я их ненавижу.

– Как же ты можешь быть писателем? Ты не наблюдаешь!

– Ладно, я не смотрю на людей, но на квартплату зарабатываю письмом. Это покруче будет, чем баранов пасти.

– Тебя надолго не хватит. У тебя никогда ничего не выйдет. Ты все делаешь не так.

– Именно поэтому у меня все получается.

– Получается? Да кто, к чертовой матери, знает, кто ты такой? Ты знаменит, как Мейлер? Как Капоте?

– Они писать не умеют.

– Зато ты умеешь! Только ты, Чинаски, умеешь писать!

– Да, я таков.

– Ты знаменит? Если бы ты приехал в Нью-Йорк, тебя бы кто-нибудь узнал?

– Послушай, мне на это наплевать. Я просто хочу писать себе дальше. Мне не нужны фанфары.

– Да ты ни за что от фанфар не откажешься.

– Наверное.

– Ты любишь строить из себя знаменитость.

– Я всегда себя так вел, еще даже не начав писать.

– Ты самый неизвестный знаменитый человек, какого я только видела.

– У меня просто нет амбиций.

– Есть, но ты ленив. Ты хочешь всего и на шару. Когда вообще ты пишешь? Когда тебе это удается? Ты вечно или в постели валяешься, или пьяный, или на ипподроме.

– Не знаю. Это не важно.

– А что тогда важно?

– Тебе виднее, – сказал я.

– Ну, так я тебе скажу, что в ажио! – заявила Лидия. – У нас уже очень давно не было вечеринки. Я уже очень долго никаких людей не видела! Мне НРАВЯТСЯ люди! Мои сестры ОБОЖАЮТ вечеринки. Они ради вечеринки тыщу миль готовы проехать! Вот так нас вырастили в Юте! В вечеринках ничего зазорного нет. Просто люди РАССЛАБЛЯЮТСЯ и хорошо проводят время! Только у тебя в голове эта чокнутая идея засела. Ты думаешь, веселье непременно ведет к ебле! Господи боже мой, да люди порядочны! Ты просто не умеешь развлекаться!

– Мне не нравятся люди, – ответил я. Лидия вскочила с постели.

– Господи, меня от тебя тошнит!

– Ладно, тогда я уступлю тебе место.

Я спустил ноги с кровати и начал обуваться.

– Уступишь место? – переспросила Лидия. – Что ты имеешь в виду – «уступишь место»?

– А то, что убираюсь отсюда к чертям!

– Ладно, но послушай-ка вот что: если ты сейчас выйдешь за дверь, ты меня больше не увидишь!

– Меня устраивает, – сказал я.

Я встал, подошел к двери, открыл ее, закрыл и спустился к «фольксвагену». Завелся и уехал. Я освободил место для Минди.

26

Я сидел в аэропорту и ждал. С фотографиями всегда непонятно. Точно ни за что не скажешь. Я нервничал. Хотелось сблевнуть. Я зажег сигарету и подавился. Зачем я все это делаю? Минди мне теперь не хотелось. А она уже летит аж из самого Нью-Йорка. Я знал кучу женщин. Ну сколько мне еще надо? Что я пытаюсь сделать? Новые романчики – это, конечно, будоражит, но ведь сколько работы. В первом поцелуе, в первой ёбке есть какой-то драматизм. Сначала люди всегда интересны. А потом, позже, медленно, но верно проявляются все недостатки, все безумие. Я теряю для них значение; и они значат меньше и меньше для меня.

Я стар и уродлив. Может, поэтому так хорошо вставлять в молодых девчонок. Я Кинг-Конг, а они – изящные и хрупкие. Я что – пытаюсь в трахе обойти смерть на повороте? И с молоденькими девчонками надеюсь, будто не состарюсь ни телом, ни душой? Мне просто не хочется стареть по-плохому, просто бросить все и сдохнуть еще до прихода самой смерти.

Самолет Минди приземлился и подрулил. Я чуял опасность. Женщины узнавали меня заранее, поскольку читали мои книги. Я выставлял себя напоказ. Я же о них не знал ничего. Настоящий игрок. Меня могли убить, мне могли отрезать яйца. Чинаски без яиц. «Любовная лирика евнуха».

Я стоял и ждал Минди. Из ворот выходили пассажиры.

Ох, надеюсь, что это не она.

Или это.

Или в особенности вот это.

А вот эта бы в самый раз! Погляди на эти ножки, на этот задик, на эти глаза…

Одна пошла ко мне. Я надеялся, что это она и есть. Лучше всех из этой чертовой толпы. Такой удачи не бывает. Она подошла и улыбнулась:

– Я Минди.

– Я рад, что вы Минди.

– А я рада, что вы Чинаски.

– Вам надо ждать багаж?

– Да, я притащила с собой столько, что надолго хватит!

– Давайте в баре посидим.

Мы вошли в бар и нашли свободный столик. Минди заказала водку с тоником. Я заказал «водку-7». Ах, почти в гармонии. Зажег ей сигарету. Она выглядела прекрасно. Почти девственно. В это было трудно поверить. Маленькая, светловолосая и безупречно сложенная. Больше естественная, чем изощренная. Я понял, что легко смотреть ей в глаза, – они у нее зелено-голубые. В ушах 2 крошечные сережки. И носит высокие каблуки. Я писал Минди, что высокие каблуки меня возбуждают.

– Ну что, – спросила она, – страшно?

– Уже не очень. Вы мне нравитесь.

– Вы в жизни гораздо лучше, чем на фотографиях, – сказала она. – Мне вовсе не кажется, что вы уродина.

– Спасибо.

– О, я не хочу сказать, что вы красавчик – в общепринятом смысле. У вас лицо доброе. А глаза – глаза прекрасны. Дикие, безумные, как будто зверь какой-то выглядывает из горящего леса. Господи, ну что-то типа этого. Я неуклюже выражаюсь.

– Я думаю, вы прекрасны, – сказал я. – И очень милы. Мне с вами хорошо. Мне кажется, хорошо, что мы вместе. Допивайте. Нам нужно еще по одной. Вы похожи на свои письма.

Мы выпили по второй и спустились за багажом. Я гордился тем, что иду с Минди. Она ходила со стилем. Столько женщин с хорошими телами ползает, как навьюченные каракатицы. Минди текла.