Взгляд зверя - Арсений Александрович Истомин

несколько дней непрерывного бодрствования меня срубил крепкий сон.

Снилась бабушка, та стояла у печи и что-то бормотала, сквозь сон я смогла разобрать детский стишок, которому меня она учила.

Кто стучит в окошко тихо,

Уж не лесное ли здесь лихо.

Зовет играть тебя с собой.

В тиши ночной услышишь вой,

Скребет когтистою рукой –

Он зла не сделает с тобой.

Ему свою беду открой –

Скорбь мою Унху успокой.

Хою-хою-хою-хой.

Бабушка улыбалась, а на ее морщинистом лице играл свет тусклой керосинки. Пока была жива, в заботах по дому она не замечала, как заканчивался день. Ложилась поздно, вставала рано. Шутили, будто именно она петухов будет, чтобы те не проспали. Наступило молчание, слышался только треск сухих поленьев из печи.

– Половица – вдруг, сказала бабушка, она посмотрела на Тоньку и замолчала.

– Ммм? – не поняла я.

– Подними половицу, что в детстве прыгала. Не ходи к ним, чужие он все для тебя. Беги! – слышала Тонька, открыв глаза от шума за окном.

Встать с постели оказалось не так просто, на часах было далеко за полдень. В комнате стоял приятные запах ели и шишек. Возле двери лежали еловые лапы, заботливо принесенные, видимо, для очередного снадобья. Поняв, что Любовь Георгиевна ушла на неопределенное время, Тоня встала с кровати и обошла комнату. Ничего странного, кроме веток у порога, в доме не было. На столе, накрытый платком, стоял, по всей видимости, Тонин завтрак. Крынка с молоком и пара кусочков расстегая. В печи стоял котелок с постной окрошкой. Наскоро перекусив она оделась и вышла во двор. Стояла холодная ноябрьская погода, с деревьев опала последняя листва. Все выглядело серо и уныло, сырость и холодный сквозящий ветер придавали этой картине больше отвращения. Поэтому, недолго думая, Тоня зашла в дом, вспомнив про сегодняшний сон.

– Половица? Где? Какая? Кто чужой? – вопросов было больше чем ответов.

Прыгающей половицей скорей всего была та деревяшка, на которой стоял стол. Раньше он находился в другом месте, а на полу красовался выступ, который никак не хотел равняться с остальным полом ни под ударами молотка ни от постоянного давления. Пару раз в детстве тоня запиналась об уголок половицы, хныкала, и пыталась по свойски, как могла, убрать надоевшую «кочку», прыгая на ней. Бабушку это только забавило, но потом они постелили на этом месте коврик, поставили стол, так, чтобы одна из ножек прижимала выскакивающую половицу, и, вроде как, об этой мелочи забыли. Однако сейчас, поняв, что к чему, Тонька подвинула стол, убрала коврик, но выступающей половицы она не увидела. За много лет она, все-таки, прогнулась под весом массивного стало и сравнялась с другими. Ногтей Тоне было не жалко, поэтому она пыталась приподнять каждую половицу под ковром. В конце концов одна из них поддалась на старания внучки и явила ей пустоту. Убрав половицу, Тоня увидела щель между досками. В прямом смысле слова там не было ничего, лишь таинственная мгла.

– Погреб? Здесь? Да ладно – Тоня не могла поверить, что под столом всегда находился какой-то ход. Хотя, видимо, им уже давно не пользовалась и сама бабушка, иначе зачем бы ей надо было его заделывать. Остальные деревяшки были приколочены, поэтому прежде чем полностью освободить пролаз, Тоне потребовалось приложить больше усилий, задействовав подручные средства. Наконец, когда перед ней предстал прямоугольный лаз она взяла керосинку и поднесла к отверстию в полу. Тусклый свет уходил глубоко вниз, вокруг длинными рядами стояли полки, еще ниже свет не доставал, но освещал имевшуюся здесь же лестницу. Любопытство не давало усидеть на месте, поэтому, вооружившись керосиновой лампой и запасными спичками, Тоня начала спускаться в подвал. Перекладины скрипели, дрожащий свет озарял множество банок, сухих веников, каких-то книг, безделушек и непонятных вещей. Снизу веяло сыростью и прохладой. Погреб оказался не очень глубоким, так что сойдя с деревянной лестницы, Тоня огляделась вокруг. На одной из полок она увидела свечи, не долго думая, она подожгла их и поставила повыше. Теперь можно было детально рассмотреть бабушкин склад. Кроме множества веников и перевязанных сборов различных растений Тонька углядела книжку, напоминавшую с виду скорей дневник, чем какое-нибудь печатное издание. Открыв первые страницы Тоня силилась прочитать что-либо, однако записи были сделаны карандашом, который практически не был виден в тусклом свете свечей. Поставив лампу на одну из соседних полок, она взяла книгу и потянулась к лестнице, чтобы прочесть записи при дневном свете. Из дневника выскользнул коричневый конверт, и приземлился куда-то на пол. Тяжело выдохнув Тоня спустилась со ступеней, опять взяла керосинку и, присев на колени, стала искать упавший конверт. Взяв помятую бумажку она подняла глаза.

Пещера! По спине пробежал холодок. Небольшой лаз таил в самом низу ход. Ширина была такая, что Тонька могла передвигаться по нему на четвереньках. Не отойдя от ближайших событий, Тоня за минуту взобралась по лестнице, оставив лампу догорать внизу. Уже сидя за столом, она открыла дневник с бабушкиными записями. Сначала Тонька не увидела ничего интересного, рецепты ватрушек, творожников, сырников, кулебяки и прочих знакомых с детства вкусностей, рецепты чаев и настоев для сна, бодрости, при больном горле, от боли в животе и тому подобные, зато потом стали появляться более интересные вещи, приговоры, отвороты, заговоры, инструкции, как сделать приворот и тому подобное. В самом конце на отдельных листочках были личные бабушкины записи. Дотированные еще временами, когда Тоньки и в планах не было, писала бабушка про погоду, про семью, про деревню, писала, что люди к ним какие-то заехали, да порядки свои наводить стали. Как позже выяснилось та описывала приход коммунистов к власти, а в деревню они заехали, раздать литературу, почитать нотации и, как пишет бабушка, жизнь старую нарушить. Перелистнув сразу несколько страниц Тонька прочитала: «С ними покончено», это, по всей видимости, означало, что революционеров удалось выгнать из села вскоре после их нахального засилья. Полистав еще несколько страниц, она вовсе отложила книгу и взяла в руки старый потрепанный конверт, на лицевой стороне бабушкиным почерком, но уже чернилами, были всего два слова «Любимой внучке». Распечатав его, Тоня достала две фотографии и сложенный в несколько раз листок бумаги. На первой фотографии в центре находилась супружеская пара. По всей видимости дворянского рода, позади особняком стояли жители этого же села, на обороте было подписано:

От Кудрявцевых на долгую память,

С Праздником Светлой Пасхи.

Целуем

Очевидно, Кудрявцевы были дворянской четой, которая дала вольную своим крестьянам. Спустя лишь несколько минут непрерывного поиска Тоньке удалось отыскать молодую бабушку.