Налог на недвижимость - Керен Певзнер

— Когда я заходила к вам за вещами, из той двери выглянула бабулька, и оказалось, что она внимательно следит за вашей квартирой. Вот я и подумала, а не зайти ли нам к ней?

— Пошли! — решительно сказала Элеонора, и мы постучались в соседскую дверь.

— Кто это? — раздался глухой старческий голос.

— Откройте, бабушка, это соседка ваша, — ответила Элеонора.

Дверь приоткрылась на ширину цепочки, и на нас глянула знакомая бабка. Глаза у нее были на удивление ясными и хитрющими.

— Какая я тебе бабушка, — сказала она недовольно, — самой небось пора внуков-то нянчить, а не бегать с тетрадками.

«Ого, — подумала я, — все примечает. Не бабка, а юный следопыт!»

Элеонора неожиданно смутилась:

— Извините, баб… А как вас зовут?

— Рахиля Никитишна мы, надо что?

От этого сочетания имени и отчества я остолбенела, не зная, как мне обращаться к старушке — ведь лопну со смеху, выговаривая.

Но на стальную Элеонору это не произвело впечатления, и она сказала:

— Нам бы хотелось поговорить с вами, Рахиля Никитишна, вы бы не могли нас впустить?

— А позади никто не прячется? — подозрительно спросила бабка.

Мы, не сговариваясь, расступились, чтобы она смогла осмотреть лестничную площадку. Убедившись в полной безопасности, Рахиль Никитишна прикрыла дверь и, пошуршав цепочкой, впустила нас в квартиру.

Мне чуть не стало плохо от спертого воздуха. Все окна оказались закрыты, что было бы разумно при работающем кондиционере, но его не было и в помине. Разнокалиберная мебель, видимо, была собрана на «выставке», то есть взята оттуда, куда ее выставляют за ненадобностью. На полу лежал потертый палас, в углу большой комнаты до потолка были навалены коробки, перетянутые прочными веревками.

Не дождавшись приглашения, мы с Элеонорой осторожно уселись на шаткий диван, застеленный цветастым покрывалом.

Из соседней комнаты послышался мощный храп.

— Это Давидик, внук мой, — пояснила бабулька, — с ночной вернулся, отдыхает.

— Рахиля Никитишна, — обратилась к ней моя спутница, — вы из дома не выходите… Может, видели вчера вечером кого-нибудь, кто заходил ко мне в квартиру?

— Не мое это дело по чужим квартирам-то глазами елозить, — отозвалась старуха. — Ты ее спроси, — она ткнула в меня пальцем, — она тебе скажет, тоже ведь была намедни.

— Верно, — кивнула я, соглашаясь, — была, но нас интересует, кто был после меня? Дело в том, что после моего ухода кто-то устроил в квартире полный беспорядок.

— Украли чего? — заинтересовалась она.

— Нет, нет, — поспешила ответить Элеонора, — ничего не украли, только вещи раскидали.

— А раз не украли, так мне нет никакого резону встревать. Это ваши дела, семейные, а я в них не участник.

— Что значит семейные? — удивилась Элеонора.

— А то, что сын у тебя большой уже, а ты его за маленького держишь, денег не даешь, вот он по квартире-то и рыскает.

— С ума сойти можно! — Элеонора поднялась с дивана и нервно зашагала по комнате. — Ты что-нибудь понимаешь в этой дичи? — обратилась она ко мне.

Бабка видимо обиделась:

— Какая-такая дичь, вроде бы культурная женщина, а ведешь себя как неразумная, бегаешь тут, Давидика будишь…

— Послушаете, бабушка, — я совсем забыла, что она не любит, когда ее так называют, но у меня не было сил выговорить ее имя-отчество, — вы можете подробно рассказать, что тут произошло?

— А что рассказывать? Ты была здесь? Была. Покрутилась маленько и вышла. Так?

Я кивнула, соглашаясь.

— А за тобой почти сразу сынок ейный, — она показала подбородком на Элеонору, — с приятелем зашли.

— Как сынок?! — мы с Элеонорой вскрикнули одновременно. — Когда это было? Бабушка, вы не ошибаетесь?

— Чего я буду ошибаться, — старушка обиженно поджала губы, — говорю тебе, сын твой, значит сын. Я на глаза еще не жалуюсь. Вытащил из кармана ключ, открыл дверь и зашел. И дружок его вместе с ним.

— Во что он был одет? — спросила я.

— Штаны белые, и майка с портретом.

— А что на портрете нарисовано? — снова одновременно спросили мы.

— Старик какой-то язык показывает. И как людям только не стыдно носить такое! Срам один. Одно слово — интелехенция! — последнее слово бабка выговорила с таким презрением, что я невольно поежилась.

Мы с Элеонорой переглянулись. Действительно, у Дениса были светло-голубые джинсы, застиранные почти до белизны. И майка с портретом Эйнштейна — знаменитой фотографией, где Эйнштейн показывает язык.

Я ничего не могла понять. Как же так? Ведь в это время Денис был у меня, более того — в моей постели!

Спокойно, Валерия, давай думать логично. На основании чего бабулька утверждает, что Денис приходил домой? Он был в майке с портретом Энштейна. Я обознаться не могла, так как Дениса не только видела, но и ощущала, а бабка ошиблась! В квартиру к Элеоноре вламывался не Денис, а некто в его майке. Где он мог ее взять? Только в гостинице, когда Денис сбежал, бросив в номере бедной Татьяны все свои вещи. Получается, что те, кто учинил погром в квартире, имеют отношение также и к убийству Татьяны. А иначе как они умудрились взять майку до прихода полиции?

Из задумчивости меня вывел голос старухи:

— А тот, дружок его, и раньше приходил. Я тебе, кажись, рассказывала. Черный такой, в зеленой куртке и с серьгой. Цыган, ей-богу, цыган! И как таких в еврейскую страну пускают?

Видимо, национальный вопрос был излюбленной темой рассуждений новой репатриантки из Биробиджана Рахили Никитичны.

— Скажите, пожалуйста, когда они вышли, у них что-то было в руках? подала голос Элеонора.

— Нет, порожняком пошли, очень недовольные были, говорили зло. Обидела ты сына, соседка, уж не знаю чем, — бабка покачала головой.

Мне стало понятно, что больше нам ничего не удастся узнать, и я поднялась с шаткого дивана.

— Спасибо, Рахиля Никитична, за зоркость вашу. Вы нам очень помогли. Идемте, Элеонора.

Мы вышли из квартиры и услышали за спиной скрежет дверной цепочки бабка запиралась.

* * *

Возвращаться в квартиру Элеоноры мне не хотелось — пришлось бы выслушивать ее пространные рассуждения на тему о том, кто были эти двое. Во мне крепла уверенность, что один из них — мой бывший муж Борис. Прежде чем визитом незнакомцев займется полиция, нужно было найти его и поговорить начистоту.

Сославшись на занятость, я быстро распрощалась и поехала на работу. Уйдя с головой в завал из бумаг, накопившихся за последние дни, я и не заметила, как приоткрылась дверь и в кабинет зашел посетитель. Был он одутловат, среднего роста, редкие пряди покрывали начавшую лысеть макушку.

— Присаживайтесь, — сказала я ему, с трудом оторвавшись от бумаг.

— Моя фамилия Рубинчик, Рубинчик Исаак Моисеевич.

«Точно, — подумала я, — вот его внешность полностью соответствует фамилии. Это тебе, не Авдотья Самуиловна, здесь все понятно и никаких раздвоений личности не произойдет.»

— Я к вам по объявлению. Мне, как доктору наук, необходимо быть в курсе событий и все, что касается…

— Простите, — нетерпеливо прервала я его, — о каком именно объявлении идет речь? И чем я могу быть вам полезна?

— Я же профессор! — почему-то удивился посетитель и вывалил передо мной на стол множество корочек-дипломов. Я взяла одну из них и раскрыла. Это действительно был диплом доктора наук, выданного на имя Рубинчика И.М. с разными подписями и печатями. — А у вас в объявлении на двери написано: «Консультации по бизнесу и регистрации частного предприятия». И поэтому я принес вам мои дипломы. Мне нужно открыть дело и я думаю, что мне понадобится помощь специалиста, на советы которого я смогу положиться и…

— Хорошо, — снова прервала я его, — вы получите все необходимые разъяснения.

«Ну, Валерия, с почином тебя, видать не зря на лекции ходишь и ума-разума набираешься.» Я и вправду забыла о том, что всего пару дней назад повесила на дверь своей конторы этот кусочек бумаги. И я начав с того, сколько стоит час моей консультации, принялась выкладывать своему первому клиенту в области бизнеса все, чему меня учили на немногочисленных лекциях.

Равнодушно кивнув при упоминании стоимости моей работы, Рубинчик продолжил свои пространные рассуждения о роли высшего образования в мелком бизнесе, о своем отношении к экономике Израиля и прямо-таки вывел меня из себя своими бессвязными речами. От недовольства меня спасло только то, что посетитель рассуждал за свой счет. Поэтому я его слушала и иногда вставляла в его речь слова: «налоговая политика, скидки новым репатриантам, эффективность и умение вести дело…»

В общем, разговор был еще тот. Наконец Рубинчик поднялся, сложил свои документы в картонную папку с завязками и протянув мне руку, вялую и влажную, как лягушка, стал прощаться. Я уже достала книжечку квитанций, чтобы выписать счет за услугу — на первый раз я решила взять с него поменьше, как он неожиданно произнес своим бесцветным голосом. лишенным интонаций: