Ублюдок - Ирина Воробей

пол, оставив на паркете кровавый след. Голова раскалывалась, но больше страдала душа. Она спрашивала себя, для чего все это делает, почему все это терпит, зачем пытается ему помочь. Он ведь вел себя так, будто его уже ничто не может спасти, и так, будто и не хотел этого спасения. Вера посмотрела на него.

Марк резко остановился и уперся руками в колени, пыхтя и плюясь. Он заглянул в отчаянные глаза девушки. Ему хотелось провалиться сквозь землю от этого упрекающего взгляда, задевающего за самую больную струну, которую нельзя было просто вырвать с кровью вон. Не все убивалось болью и страданием. От этого становилось досадно и стыдно. Парень зажмурился.

Вера подбежала к брату и схватила его за плечи. Тот тряхнул головой и с извинением на лице посмотрел на нее. Они медленно поднялись и, не глядя в сторону Марка, покинули квартиру. Он проводил их измученным взглядом, а потом с облегчением захлопнул дверь, скатился спиной вниз и долго просидел так, откинув голову, упиваясь ненавистью к самому себе.

Глава 8. 18583 секунды

Вера не могла снять с лица улыбку, наблюдая за тем, как за стеклянной стеной ресторана Марк караулит ее у перекрестка. Он, верно, полагал, что она его не заметит, если он будет стоять по ту сторону улицы. Но она увидела его сразу. В момент, когда парень подходил к зданию напротив и разворачивался лицом к ресторану, она принимала заказ у пожилой пары, что сидела у окна. На улице стоял темный вечер, но тротуар напротив хорошо освещался высоким фонарным столбом. Она сразу узнала вытянутую фигуру в дизайнерском кашемире без шарфа и перчаток. Теперь, спустя два часа, он весь съежился, рассовал руки по карманам и поставил воротник слабым щитом от порывистого ветра. Ее смена заканчивалась. Надо было решить, что с ним делать: проигнорировать и уйти незаметно через служебный вход по заднему двору или все-таки выйти через парадный, чтобы дать ему себя заметить и догнать.

Марк поглядывал на часы то и дело и ходил взад-вперед по десять шагов, ерзая больше от нервов, чем от холода. Ресторан работал до 23:00, но он боялся, что Вера может закончить раньше, поэтому пришел заранее. Она редко мелькала в окнах, быстро проносясь с подносом в руке, но его глаза каждый раз с жадностью впивались в черную тень в оранжевом свете в обрамлении коричневого пластика. До окончания работы ресторана оставался еще час. Марк успокоил себя тем, что Вера, видимо, выйдет после закрытия и теперь реже поглядывал на вход, опуская взгляд в тонкий слой пыли на потрескавшемся бетоне.

Он сделал привычные десять шагов в одну сторону и развернулся на одной ноге, машинально глянув на вход ресторана. Его глаза не сразу приметили в толпе знакомую фигуру. Вера уже шагала вдоль следующего здания, когда он в отчаянии сорвался за ней. Парень перебежал дорогу на красный, боясь, что за углом она мгновенно испарится. Машины гудели ему вслед. Уши это игнорировали. Один раз споткнувшись на повороте, он, наконец, ее догнал и развернул к себе за локоть.

Вера сделала вид, что удивлена, а сама улыбалась уголками глаз. Она быстро приняла суровый вид и поджала губы, отдернув руку из не цепких пальцев. Марк тяжело дышал, но улыбался. Слабо, едва заметно и искренне. На лице снова краснели следы недавних побоев: на левой брови, на нижней губе, на носу.

– Чего тебе? – с наигранной спесью спросила девушка, приподняв подбородок, чтобы показать гордыню.

Марк сначала опустил глаза в землю, а потом снова поднял их и замер, разглядывая лицо по часовой стрелке. Девушка чуть морщилась в пренебрежении. Его это умиляло. Он только теперь смог полностью оценить, насколько истосковался по этому лицу. Шерстяная шапочка нависла над хмурыми бровями. Шарфик съедал кончик подбородка. Щеки начинали розоветь от ветра и холода. Земляничные губы блестели от света фонарей и витрин. Захотелось слизать языком этот блеск, а затем прикоснуться к пухлости ее губ, слегка, не вжимаясь и не чмокая. Только Марк сомневался, что теперь она это позволит.

– Поговорить хотел, – ответил он нерешительно, но глаз не отводил, просто потому что не мог – они пригвоздились к ее лицу.

– Ну, говори, – хмыкнула девушка, подтянув лямку рюкзака, который несла на одном плече.

– Может, в мою машину пойдем? – вобрав остатки надежды, спросил Марк.

– Нет, – отрезала Вера. – Здесь или нигде.

Он вздохнул разочарованно.

– Я хотел… – глаза парня судорожно забегали, как будто напряжение нарастало и готовилось вырваться разрядами неконтролируемого тока, – …прощения попросить. За все. За отца, за то, что не впустил тогда, за Игоря и за Марину и за…

– А за Марину-то что просить?

Вера сощурила глаза – изнутри давила ревность и злость. В памяти сразу всплыли кадры их секса в машине, то, как Марина запрокидывала голову в пылу страсти и как целовала его губы порывисто, а он обнимал ее за талию.

– С чего ты взял, что мне есть дело до вас с Мариной? Они с братом расстались. Трахай ее, сколько хочешь теперь.

На последнем предложении ее голос чуть повысился и дрогнул. Сразу после она сглотнула.

– Я не хочу ее трахать, – ответил Марк, пытаясь поймать взгляд девушки. – И тогда не хотел.

Вера невесло рассмеялась и поправила шапку, которая чуть не слетела, а потом сжала лямку рюкзака крепко и зажмурилась.

– Все равно трахнул, – заметила она уязвленно.

– Да, – с грустью подтвердил парень и опустил голову виновато. – Я – ублюдок. Я сам себя за это ненавижу. И не только за это. Я за все себя ненавижу.

Голос задрожал. Глаза закрылись. В груди начали всплывать грязным месивом гнойные обиды, как озерный ил. Хотя теперь он был убежден, что его душа всегда была болотом, едким, глубоким и плесневелым. Кажется, с самого рождения. С самого первого появления на свет, когда его живого вытащили из мертвой матери.

– Я родился, убив собственную маму, – произнес Марк еле слышно и нервно облизал свежую ссадину на губе. – Отец меня всю жизнь за это ненавидит.

Вера почувствовала, как колет в горле и в сердце. Обида за секунду превратилась в сострадание. Она нахмурила брови в жалостливом сожалении и зажала губы внутри зубами. Лямка рюкзака свернулась трубочкой под давлением ладони.

– Но сам себя я больше всего ненавижу за то,