"Фантастика 2023-157". Компиляция. Книги 1-20 (СИ) - Шелест Михаил Васильевич

Этот каменистый отшельник оказался первым из группы «северных» Мадагаскарских островов. Замерив долготу и взяв чуть южнее, мы через двое суток входили в чудесную бухту с обилием впадающих в неё рек и берегами, покрытыми богатой растительностью.

* * *

Мыс Доброй Надежды встретил нас крепким ветром. Волны кипели. Однако ветер был почти попутным, и мы пролетели вдоль южной оконечности Африки за двое суток. Море вокруг нас бурлило и пенилось, ветер истрепал пальмовые паруса, но джонка выдерживала и эту бурю.

Ходовая рубка то и дело наполнялась водой, которая с громким журчанием скатывалась в шпигаты, но это, братцы мои, была настоящая ходовая рубка, только без стеклянных иллюминаторов, но рычаг румпеля был здесь, а не на открытой палубе. При постоянном направлении ветра палубная команда не требовалась, поэтому палуба была пуста, и только волны, пытавшиеся найти в ней брешь, недовольно рыча, перекатывались через корабль.

Такого безумия двух стихий я лично в своей жизни ещё не видел. Опыт Педро присутствовал, но всё же не воспринимался мной, как собственный. А вот я теперь уверенно мог сказать, что видел в жизни почти всё.

— «Как же они проходили ЭТО в ту сторону?! Против ветра?» — Всё время думал я, глядя на бушующий океан.

* * *

Острова Кабо Верде экипаж джонки встретил громким и протяжным «Ура!». Всё-таки это уже были владения Португалии. Мы вошли в залив острова Сантьяго под гордо поднятым флагом короля Мануэла Первого, вышитого на белом холсте одним из наших корабельных умельцев. Жители городка собрались на пристани, наблюдая, как парусник с незнакомым парусным оснащением, но под знакомой короной входит в бухту и без шлюпок движется к пирсу.

— Баковые на бак, ютовые на ют, — скомандовал я. — Кранцы правого борта за борт. Отдать кормовой продольный.

Матросы с помощью длинных абордажных багров накинули толстый канат на столб, вбитый у пирса и наш парусник прижался к причалу кранцами.

— Отдать носовой продольный. Набить концы на кабестанах[17].

Команды я намеренно выкрикивал громко и чётко. Экипаж, отработанно действовал. Лишних на палубе не было.

— Швартовка — это зрелище, — внушал я экипажу, — и по тому, как швартуется корабль, будут относиться к каждому из нас. И ко мне, и к вам. Если вы отшвартуетесь, как обезьяны, то и обращаться к вам станут, как к обезьянам. Только портовые шлюхи будут вам в награду. А если вы отшвартуетесь красиво, то, может быть, кому-нибудь достанется и дочь губернатора. В случае грамотной швартовки палубная команда в полном составе уходит в увольнение до утра.

Наша палубная команда в специально выбеленной парусиновой робе выглядела достойно. Сразу после швартовки весь экипаж выстроился под развернутыми вдоль оси судна парусами.

— Экипаж, смирно! — Крикнул помощник и строевым шагом двинулся ко мне.

— Господин капитан! Корабль прибыл на территорию Королевства Португалия — остров Сантьяго!

— Товарищи моряки! Поздравляю вас с прибытием на Родину!

— Ура! Ура! Ура-а-а! — Ответила команда.

Некоторые «морские волки» тихо плакали.

На причале стояла оглушительная тишина. Вряд ли местные жители видели что-либо подобное. Слышались только крики чаек и шум прибоя. Время остановилось. А потом всё вдруг ожило и зрители радостно закричали.

— Вахтенные на вахту. Остальные в увольнение. Разойдись! — Крикнул помощник.

* * *

Капитан Себастиу Алвареш ди Ландим, правитель острова Сантьяго смотрел на меня с подозрением.

— Вы сильно изменились, дон Педро за это время. Вам сейчас, если мне не изменяет память, двадцать семь лет?

— У вас хорошая память, дон Себастиу.

— Вы выглядите значительно старше.

Я подошёл к стоящему в комнате большому «стоячему» зеркалу и посмотрел на себя. На меня из-под прямых, чуть нахмуренных бровей, смотрел суровый взгляд почти зелёных глаз. Плотно сжатые, слегка искривлённые губы, прикрытые усами и бородой, были едва видны. Коричневые, с сединой, длинные волосы спадали на плечи. Мне казалось, что лицо моё должно быть добрым и ласковым, потому, что у меня было хорошее настроение, однако у меня был суровый вид. Я удивился.

— «То-то от меня шарахаются мои моряки», — подумал я.

Я вспомнил, что почти год назад тоже стоял у этого зеркала, но сейчас на меня смотрел немного другой человек. Тот же самый, в этом сомнений не было, но и другой.

— У вас точно были зелёные глаза? — Спросил губернатор.

— Вообще-то, они были карими, но с зелёными крапинками, — сказал я удивлённо.

— Вот и я о том… Такое я видел у хамелеонов. Это такие древесные ящерицы. Их привозят со Святого Лаврентия. Они меняют цвет кожи.

— Я тоже видел таких, но в глаза им не заглядывал, — рассмеялся я. — Хоть бы жена меня узнала, а то домой не пустит.

Капитан порта снова удивился, потом понял, что я так шучу, и тоже рассмеялся.

Мы пробыли на Сантьяго четверо суток. Экипаж отрывался по полной. Я дождался изготовления одежды, заказанной у местного портного, потому что выглядел в своей, уже не по моде. Очень пригодился тот разноцветный шёлк, который я отобрал у китайцев и спрятал от Альбукерка.

На третьи сутки я вернулся на корабль в сине-красном с жёлтым подкладом камзоле, синих, до колен, панталонах, в высоких красных сапогах и красной атласной короткополой шляпе украшенной пером райской птицы.

— Вы шикарно выглядите, капитан! — Не смог удержаться от реплики мой помощник, когда я поднялся на палубу.

Я посмотрел на него своим «нежным» взглядом.

— Извините, капитан, — поперхнулся он.

— Всё нормально, Санчес. Завтра снимаемся. В полночь общая поверка. Опоздавших с увольнения на хозработы. Кроме швартовой команды. Те гуляют до утра.

— Будет исполнено, капитан!

— Принимаю вахту, помощник.

— Вахту сдал, кэп. Могу сойти на берег?

— Можешь. Удачи. Наши в «Красном быке».

Санчес, бывший орудийный подмастерье, бывшая трюмная крыса, а ныне мой помощник и штурман, быстро переоделся в штатское платье и, бряцая палашом, сбежал по трапу.

Он шёл высоко вскинув подбородок, а местные девицы бросали в его сторону томные взгляды и маленькие букетики цветов. Однако Санчеса ждала дочь губернатора.

Я ему мысленно аплодировал.

* * *

В Лиссабон входили не так красиво, но тоже при большом скоплении зевак. Нам пришлось ночь пережидать на рейде, пока портовые власти определялись с нашей государственной принадлежностью и портом приписки.

Альбукерк выписал судовые документы на «Ларису» и приписал нашу джонку к порту Малакка. Увидев печать губернатора Индии и островов «Пряностей», как на ней было написано, оба офицера вытянулись по стойке смирно, вернули мне с поклоном бумаги и удалились.

На следующее утро к джонке подгребли шесть парусно-вёсельных ботов и аккуратнейшим образом сняли нас с рейда и приставили к причалу. Наша команда и сейчас не ударила, как говориться, лицом по грязи, и продемонстрировала собравшимся зрителям тот же самый спектакль. С той же театральной паузой в финале, и с тем же самым зрительским эффектом.

Мои моряки, я чувствовал это, получали наслаждение и удовлетворение, как настоящие артисты. Кроме оваций и криков восторга на палубу полетели цветы и крики: «С освобождением!».

Просто я вчера не забыл сообщить портовым властям, что весь мой экипаж состоит из освобождённых португальских моряков, которые несколько лет находились в рабстве у китайцев и этот парусник нами захвачен в бою.

Ещё с борта среди восторженной толпы я увидел человека в монашеском облачении — длинном серо-коричневом шерстяном плаще с капюшоном, спущенном на плечи и каппой[18] на голове, того же неприятного цвета. Настроение почему-то сразу ухудшилось. Монах во сне — к проблемам, а наяву…