Том 3. Пьесы - Михаил Афанасьевич Булгаков

то я боюсь, что вы себе голову разобьете. Ничего, ничего, там еще есть одна коробка.

Лариосик. Вот — елка на ять, как говорит Витенька. Хотел бы я видеть человека, который бы сказал, что елка некрасива. Дорогая Елена Васильевна, если б вы знали... Елка напоминает мне невозвратные дни моего детства в Житомире... Огни... Елочка зеленая... (Пауза.) Впрочем, здесь мне лучше, чем в детстве. Мне не хочется никуда уходить. Так бы и сидел весь век под елкой у ваших ног, и никуда бы меня не сдвинули.

Елена. Вы бы соскучились. Вы страшный поэт, Ларион.

Лариосик. Нет уж, какой я поэт! Куда там, к черту!.. Ах, извините, Елена Васильевна.

Елена. Прочтите, прочтите что-нибудь новенькое. Ну прочтите. Мне очень нравятся ваши стихи. Вы очень способны.

Лариосик. Вы искренно говорите?

Елена. Совершенно искренно.

Лариосик. Ну хорошо, хорошо, я прочитаю. Посвящается... Ну одним словом, посвящается... Нет, не буду я вам читать эти стихи.

Елена. Почему?

Лариосик. Нет, зачем же.

Елена. А кому посвящается?

Лариосик. Одной женщине.

Елена. Секрет?

Лариосик. Секрет... Вам.

Елена. Спасибо вам, милый.

Лариосик. Что мне спасибо... Эх... Из спасиба шинели не сошьешь... Ох, извините, это я от Мышлаевского заразился. Все такие выражения повторяются...

Елена. Я вижу. По-моему, вы в Мышлаевского влюблены.

Лариосик. Нет. Я в вас влюблен.

Елена. Не надо в меня влюбляться, Ларион, не надо.

Лариосик. Знаете что, выйдите за меня замуж.

Елена. Вы трогательный, Ларион, только это невозможно.

Лариосик. Он не придет... А как же вы будете одна? Одна! Какое страшное слово. Без поддержки, без участия. Хотя, конечно, я поддержка довольно парши... слабая. Но я вас буду очень любить всю жизнь. Вы — мой идеал. Он не приедет. Теперь в особенности, когда наступают большевики, он не вернется.

Елена. Я знаю, он не вернется. Но не в этом дело. Если б он даже и вернулся, моя жизнь с ним окончена.

Лариосик. Его отрезали... А у меня сердце обливалось кровью, когда я видел, что вы остались одна. Ведь на вас было страшно смотреть, ей-богу.

Елена. Разве уж я такая плохая была?

Лариосик. Ужас! Кошмар! Лицо желтое-прежелтое!

Елена. Что вы выдумываете, Ларион!

Лариосик. Но теперь вы лучше, гораздо лучше... румяная-прерумяная...

Елена. Вы, Лариосик, неподражаемый человек. Идите ко мне, я вас в лоб поцелую, в лоб...

Лариосик. В лоб? Эх, в лоб так в лоб! Черная моя звезда! Конечно, разве можно полюбить меня?

Елена. Очень даже можно. Только у меня есть роман.

Лариосик. Что? У кого? У вас? Не может быть!

Елена. Позвольте, разве уж я не гожусь?

Лариосик. Что вы! Нет! Не вы! Кто он? Кто он? Я его знаю?

Елена. И очень хорошо.

Лариосик. Стойте, стойте, стойте, стойте!.. Молодой человек... вы ничего не видали... Ходи с короля... А я-то думал, что это сон. Проклятый счастливец!

Елена. Лариосик, это нескромно!

Лариосик. Я ухожу, я ухожу.

Елена. Куда, куда?

Лариосик. За водкой к армянину. И напьюсь до бесчувствия.

Елена. Так я вам и позволила. Ларион, я буду вам другом.

Лариосик. Читал, читал в романах... Как «буду другом», так, значит, кончено, крышка, конец! (Надевает пальто.)

Елена. Лариосик, возвращайтесь скорее.

Лариосик сталкивается в передней с входящим Шервинским. Тот в мерзком пальто, в шапке, в синих очках.

Лариосик. Кто это?

Шервинский. Здравствуйте.

Лариосик. Ах, здравствуйте, здравствуйте. (Исчезает.)

Елена. Бог мой, на кого вы похожи!

Шервинский. Ну спасибо, Елена Васильевна, я уж попробовал! Сегодня еду на извозчике, а уже какие-то пролетарии по тротуарам так и шныряют. И один говорит: «Ишь украинский барин! Ну подожди до завтра, завтра мы вас с извозчиков поснимаем!» Мерси. У меня глаз опытный. Я, как на него посмотрел, сразу понял, что надо ехать домой и переодеваться. Поздравляю вас, Петлюре крышка! Сегодня ночью красные будут. Стало быть, начинается советская республика и тому подобное...

Елена. Чему же вы радуетесь? Можно подумать, что вы сами большевик!

Шервинский. Я сочувствующий, а пальтишко это я у дворника напрокат взял. Беспартийное пальтишко.

Елена. Сию минуту извольте снять эту гадость.

Шервинский. Слушаю-с! (Снимает пальто, шляпу, калоши, очки, остается в ослепительном фрачном костюме.) Вот, поздравьте, только что с дебюта. Пел и принят.

Елена. Поздравляю вас.

Шервинский. Ах, Лена... Как Николка?

Елена. Сегодня начал подниматься. Сейчас, вероятно, отдыхает.

Шервинский. Лена, Лена...

Елена. Пустите... Постойте, зачем же баки вы сбрили?

Шервинский. Гримироваться удобнее.

Елена. Большевиком вам так удобнее гримироваться. Не бойтесь, никто вас не тронет. У, хитрое, малодушное созданье!

Шервинский. Еще бы тронули человека, у которого в голосе две полные октавы да еще две ноты вверху!.. Лена, пока никого нет, я приехал объясниться.

Елена. Объяснитесь.

Шервинский. Лена, вот все кончилось... Николка выздоровел, Петлюру выгоняют, я дебютировал, — вообще начинается новая жизнь. Все хорошо. Томиться так больше невозможно. Он не приедет, его отрезали. Разводись с ним и выходи за меня. Лена, я не плохой, ей-богу, я не плохой. А то ведь это мученье. Ты одна скучаешь.

Елена. Ты исправишься?

Шервинский. А от чего мне, Леночка, исправляться?

Елена. Леонид, я стану вашей женой, если вы изменитесь, и прежде всего перестанете лгать. Срам! Государя императора в портьере видел. И прослезился... И ничего подобного не было. Эта длинная — меццо-сопрано, а оказывается, она просто продавщица в кофейне Семадени...

Шервинский. Леночка, она очень недолго служила, пока без ангажемента была.

Елена. У нее, кажется, был ангажемент.

Шервинский. Лена, клянусь памятью покойной мамы, а также и папы, у нас ничего не было. Я ведь сирота.

Елена. Мне все равно. Мне неинтересны ваши грязные тайны. Важно другое: чтобы ты перестал хвастать и лгать. Единственный раз рассказал правду про портсигар, и то никто не поверил, доказательство пришлось предъявлять.

Шервинский. Про портсигар я именно все наврал. Гетман мне его не дарил, не обнимал и не прослезился. Просто он его на столе забыл, а я его подобрал.

Елена. Стащил со стола? Боже мой, этого еще недоставало! Дайте его сюда!

Шервинский. Леночка, но папиросы в нем — мои.

Елена. Молчи. Счастлив ваш бог, что вы догадались об этом сами сказать. А вот если бы я узнала?..

Шервинский. А как бы вы узнали?

Елена. Дикарь!

Шервинский. Вовсе нет. Леночка, я, знаете ли, очень изменился за эти два месяца. Сам себя не узнаю, честное слово! Катастрофа на меня подействовала, смерть Алеши тоже, да... Я теперь иной. А материально ты не беспокойся, Ленуша. Я ведь — ого-го... Сегодня