Рождественские колокольчики - Леандра Логан

Что ему нужно? Куда он звонит?

Тут Рози, громко взвизгнув, требовательно заныла: «Ма-ма-ма…», и, не желая быть разоблаченной, Сара тихонько притворила дверь. Не успела она занять место у раковины, как в кухне появился Алек.

— О, гляжу, тут целое банное мероприятие! — с наигранной веселостью воскликнул он, пытаясь незаметно вернуть телефон на место.

— Только не говори мне, что опять пытался звонить, — изрекла хозяйка, вытирая мыльные руки.

— Я и впрямь пытался, — бросил Алек с нарочитой небрежностью. — Да все без толку.

Тетушка Беатрис покачала головой с выражением безнадежности.

Как раз в этот момент Сара принялась извлекать свое пухлое, вертлявое, отчаянно брыкающееся дитя из мыльной пены. Все как один замерли, зачарованные этим зрелищем. Слышался лишь плеск воды. Алек тоже инстинктивно подался вперед, с тревогой подставив руки. Помимо воли возник порыв помочь, подхватить. Сейчас было особенно ясно видно, с каким трудом удается Снегурке сладить с извивающимся, скользким от мыла комочком. Обе кумушки с полотенцами наготове довершали кольцо подстраховки. Смущенно вспыхнув от всеобщего внимания, Сара закутала Рози в простыню, превратив в тряпичный кокон наподобие мумии, и громко чмокнула ее в щечку.

— Вот он, мой колобок!

Розовая, распаренная и обессиленная Рози широко зевала.

— Обычно я мою ее по утрам, — пояснила Сара. — Пока она еще не устала.

Сообщение это явно адресовалось Алеку. Взгляды их встретились. Во взоре Сары читались надежда и какой-то неясный порыв.

Определенно, она чего-то ждет от него. И не без основания. Какие бы объяснения ни подыскивал Алек своему интересу, его снедало жгучее и сложное чувство — смесь вожделения, сострадания, желания поддержать и спасти. Кто-то словно подтолкнул его подойти и принять в свои крепкие покровительственные объятия Сару вместе с ее свертком.

Зажмурившись, он втянул носом сладкий запах детского шампуня. Потом почувствовал, как окружившие их троицу кумушки подталкивают их куда-то в сторону.

— Взгляни-ка наверх, Алек, — шепнула на ухо миссис Несбит.

Он повиновался и увидел, что они стоят прямо под люстрой, к которой подвешена большая ветка омелы. В кухне воцарилась напряженная тишина, и Алек тоже весь подобрался.

— Ну, что ты видишь? — неумолимо вопрошала кругленькая старушка, сложив руки на груди.

Все замерли.

— М-м… Вижу трещину в потолке величиной с Миссури, — невозмутимо произнес он.

— А еще что?

— Ну хорошо, — буркнул он, сдаваясь, — я поцелую ее. Дурацкий обычай!

Беатрис и Марта обменялись ухмылками.

— Я бы тоже не сказала, что у меня подходящее настроение. — Сара вздохнула, отводя взгляд от омелы и поудобнее перехватывая ребенка.

— Лгунья! — пробормотал Алек и, заключив в ладони нежный, хрупкий подбородок Сары, запечатлел на ее губах долгий, сладостный поцелуй.

Неужели это та самая женщина, на которую еще несколько минут назад он хотел донести? Безответственная сентиментальность. Дело в том, что, едва она оказывалась рядом, он терял способность трезво рассуждать. Сара была самой сексуальной, самой желанной, самой соблазнительной женщиной на свете.

— Ну вот, — с трудом оторвавшись от нее, сказал он, смущенно обводя взглядом восхищенную публику. — Кто следующий? — Ведь он по-прежнему стоял под омелой.

Дамы не заставили себя уговаривать и радостно выстроились в очередь, с готовностью подставляя губы.

Вагнер с надеждой посмотрел на старого Лайла — единственного, кто мог бы сменить его в этой роли. Но хитрый старик уже проскальзывал в дверь. За ним, пожелав всем спокойной ночи, удалилась Сара, а следом, как пришитый, — Тимоти, таща на себе банный реквизит.

Как только удалось перевести дух, Алек поспешил выйти из опасной зоны, опасаясь, как бы леди не образовали второй круг.

Пожелав всем спокойной ночи, он двинулся к двери.

— Может, прихватишь с собой бренди, Алек? — бросила вслед миссис Несбит. — Чтобы скорее уснуть.

— Благодарю. — И Алек мрачно потащился к себе.

Пить в одиночку? Нет уж, он имел это удовольствие у себя в Чикаго.

А вот здесь он был не один. И именно здесь он полностью расслабился, раскрепостился, почувствовал себя в безопасности.

Что же будет с ним, когда отпуск закончится? Неужели придется возвращаться в свою одинокую берлогу? Он устал бесцельно слоняться без дела и все больше скучал по работе. Быть может, если подать рапорт о пересмотре…

И уж совсем дурацкие мысли лезли в голову насчет возможного семейного счастья втроем. Сара и Рози, которые ждут и встречают его после работы… Черт возьми, да у него даже нет для них подходящего жилья! Это должен быть уютный дом за городом — такой, в котором он всегда мечтал жить еще с тех пор, как был мальчишкой.

Двадцать пять тысяч тут бы очень пригодились. Если, конечно, они чистые…

Вагнер беспокойно ворочался на непривычно узкой кровати, силясь уснуть. Все в этой новой комнате было маленьким и неудобным — начиная от стенного шкафа и кончая матрасом.

В дополнение к мучительному хаосу, царившему в голове, откуда-то доносилось назойливое жужжание голосов. Алеку случалось слышать его и прежде, но тогда он убедил себя, что причина — его не в меру живое воображение. Но в этой комнате звуки раздавались отчетливее — прямо над потолком.

Он вспомнил, что гудение раздавалось в те дни, когда общество не собиралось вечером в гостиной, а сестры под тем или иным предлогом спешили удалиться, оставив Алека наедине с бокалом. Бывало, что там же в углу дремал Лайл или сидела Марта с рукоделием.

Окруженный столькими загадками, Вагнер почувствовал, что просто обязан разгадать хотя бы одну. Он выбрался из постели, натянул джинсы и бесшумно выскользнул за дверь.

Пространство чердака было маленьким и тесным, хотя швейная комната и занимала выступающую пятиугольную башенку. Именно эта башенка с высокими окнами и придавала всему зданию старинное, викторианское очарование. Там же находилось несколько изрядно потрепанных предметов мебели: мягкое кресло, оттоманка, застекленный шкафчик орехового дерева, а также два очень удобных кресла, обитых коричневым бархатом, а между ними — торшер. Чувствовалось, что сестрам хотелось посреди неустанных хлопот выкроить себе немного уюта и уединения.

Ведущая на чердак деревянная лестница была окрашена в белый цвет, вместо перил — обычный брус. С каждым шагом голоса делались громче. Они доносились как раз из швейной комнаты в дальнем конце, прямо над спальней Алека. Может, и не следовало вторгаться сюда в столь поздний час, но Алеку было совершенно необходимо уяснить наконец, что к чему. Он решительно миновал коридор и постучался в белую крашеную дверь.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});