Жизнь нежна - Галина Романова

— Вы все при чем, Витальча. — Вера оставила свою затею сварить ему кофе и присела к столу, сложив руки, как примерная школьница. — Ты коммерческий директор, так?

— Ну!

— За ремонт в боксах кто отвечал?

— Ну… Панов отвечал, он начальник транспортного отдела.

— С Пановым все понятно, но ты-то, как коммерческий директор, тоже ответственность нес. И контролировал все. Я же помню, как ты рьяно взялся исполнять свои обязанности, когда тебя только приняли. Ты же землю копытом рыл. И после работы оставался, контролировал работы в боксах. И все ругался на строителей, что затягивают сроки, что коммуникации по ошибке бетоном залили, а он к утру схватился.

— Постой, постой…

Прохоров напрягся, вспомнив утро после того дня, когда убили Алексея Хаустова.

— А ведь действительно это было! Залили коммуникации бетоном, и исправлять потом ничего не стали. Я к бригадиру с претензиями, а он мне знаешь что сказал?

— Что?

Вера вытянула с его тарелки длинную спагетти, вставила ее в рот и начала втягивать в себя с тихим свистом. Мог вот он оставаться безучастным к тому, что она вытворяла! Думать мог?!

— Дорогая, прекрати немедленно. — Виталий поймал макаронину за оставшийся снаружи хвостик. — А то я опоздаю в милицию на допрос.

— Опаздывать тебе нельзя. — Она самодовольно улыбнулась, вспомнив о воскресшей страсти мужа после стольких дней забвения. — Так что сказал бригадир тебе наутро?

— Он сказал, что они тут не при чем. Что он, когда накануне уходил, невыработанной оставалась целая груша бетона.

— А что такое груша, милый?

— Это оборудование такое, в которое засыпается… Короче, бетономешалка это, только не громадных размеров, которые на машинах стоят, а меньше.

— Понятно, — кивнула она. — Что дальше?

— Так вот, он мне сказал, что кто-то отпустил рабочих, когда он на цемзавод уезжал, и бетон остался. За голову хватался и ругался, что к утру бетон застынет, и придется выбивать все ломом и кувалдой.

— И?

— А ничего выбивать утром не пришлось. Весь бетон оказался в той самой яме, где похоронили Хаустову и где были проложены эти чертовы коммуникации. Бригадир начал всех опрашивать, кто мог такое устроить. Из его рабочих, понятное дело, никто не признался. Кому же охота премии лишаться. Стали думать, что делать. И вот тогда-то… — Прохоров замер с открытым ртом, глядя на жену потрясенно.

— Что тогда, что, Витальча, не молчи!

Вера нетерпеливо затормошила его, вцепившись в руку, в которой тот сжимал вилку, и та пронзительно зазвенела о тарелку.

— И вот тогда-то Панов и сказал, что, мол, пускай все остается, как есть. Там, мол, ничего серьезного: телефонный кабель и труба холодной воды. Это же, мол, не газ, не отопление. Ничего, говорит, пускай все как есть остается. Будем, мол, просто помнить. Если какой порыв, вскроем стяжку, и все. А так, работы снова на целый день, чтобы все это раздолбить. А смысл?

— И все с ним согласились? — ахнула Вера.

— А кто все-то? Там были только я, Панов и бригадир. Последнему, ясное дело, это было на руку. Панов настаивал, я только неделю, как отработал. Не стану же перечить другу хозяина, так ведь? А хозяину в тот день было не до какой-то залитой бетоном ямы, причем, залитой по ошибке. Опять же заливать эту яму собирались, только для коммуникаций должны были отдельный короб делать.

— А что Хаустов?

— А что Хаустов! У него брат погиб накануне, и жена его сбежала с деньгами. Ему до какой-то ямы дело было, как думаешь?

Они замолчали, уставившись друг на друга, потом одновременно ахнули, и Виталий тут же засобирался, забыв про вкусный завтрак.

— Ты куда? — переполошилась Вера, сверившись с часами на стене. — Тебе же еще рано.

— Нужно срочно рассказать об этом Хаустову. Срочно! Его тоже на сегодня вызвали. Надо, чтобы он оказался подготовленным…

Сергея дома он не застал, пришлось говорить с его женой, которая тоже для чего-то приехала из загородного дома в квартиру и блуждала теперь по комнатам с пылесосом.

— Уже уехал. Ты опоздал, — брюзгливо попеняла она ему. — Мог бы и созвониться.

— Да, понимаешь, не телефонный разговор. Хотел при встрече. — Виталий виновато подергал плечами.

Он почему-то всегда чувствовал себя виноватым под пронизывающим взглядом этой женщины. Все ему казалось, что она пытается его в чем-то обвинить, или уличить в чем-то. Видимо, не его одного, потому что Панов, это Виталию было доподлинно известно, тоже опасался попадаться Тае на глаза.

— А, при встрече, значит. — Она сложила губы в скептической улыбке, отчего ему опять стало неуютно. — Тогда догоняй. В одно место вроде приглашены. Там и увидитесь…

Вот опять! Опять какие-то намеки отвратительные. С какой стати, блин! Кто она вообще такая, чтобы корчить здесь перед ним гримасы?

— Хорошо. Догоню, — не стал он выдавать своих неприязненных мыслей в ее адрес. — Всего доброго, Тая. До свидания.

— И тебе, Виталий, всего доброго, — промурлыкала та со сладенькой улыбочкой, провожая его до двери. — Смотрите там, осторожнее.

— В смысле?

И зачем вопрос такой дурацкий задал, зачем? Просто спровоцировал эту ведьму на очередную порцию ее гадких ужимок. Что и получил!

— Смотрите там, не завритесь, — хмыкнула она, буравя его глазами. — Начнете вспоминать, да все не то, все не так.

— Ну… — хохотнул он не очень уверенно. — Правду, ее несложно вспомнить. Она одна — правда-то, не так ли?

— О-оо, Виталик, — рассмеялась Тая в ответ, заколыхав полным телом. — У всех она своя, эта правда. У каждого из вас она своя. У вас только баба одна на всех была, а правда у всех своя.

Оп-па! Вот это удар! Снизу под ребра! До самого сердца удар.

— В каком смысле? — как последний идиот, повторил он снова, и тут же снова пожалел, что спросил.

— В том самом, Виталик, в том самом. — Тая держала щетку пылесоса наперевес, была бы возможность, выстрелила бы из нее в его фальшивое изумление. — Это только Вере твоей неизвестно, как ты с Зойкой по частным гостиницам таскался. У других глаза были на месте. Они все видели. А Панов ваш, так вообще молодец!

— А что Панов? — тут же забыв об осторожности, заинтересованно отозвался Прохоров.

— Панов вообще, пока свою Полину не встретил, Зойку планировал из семьи увести.

— Ого! Так все серьезно было?

Об этом он не знал, даже не догадывался никогда. Если честно, то думал, что он — единственный мужчина, с которым Зойка изменяет своему Алексею. Она всегда с такой искренностью убеждала его в этом. С такой неохотой расставалась с ним, что обнаружить в ее постели кого-то еще, кроме мужа, он просто не мог. Вот она, мужская самонадеянность, до чего довести может.

Надо же, а Панов тоже, оказывается, ходок. Ну-ну…

— Так что там с Антоном, Тая?

— А ты у него спроси, — оскалилась противная женщина в противной улыбке. — Друзья же.

— Ага, скажет он мне, как же!

А про себя тут же подумал, что теперь у Панова тем более нет оснований быть откровенным.

— Конечно, не скажет. Он ей такие скандалы закатывал, так ревновал ее ко всем.

— Ничего себе!.. — покачал головой Виталий и тут же спохватился. — А ты-то откуда все это знаешь, Тая? Он, что ли, тебе рассказывал?

— Почему он? — ничуть не смутилась вопросу женщина. — Мне Зойка и рассказывала. Знала, что я ее никогда не выдам, вот и трындела языком, как помелом. Сравнивала вас всех, оценочная шкала у нее даже какая-то имелась. Кстати, Панова она оценивала, как мужчину, выше всех. Так-то, Виталик…

Подумаешь, размышлял Прохоров, влезая в свою машину. Подумаешь, половой гигант какой выискался. Зойка его выше всех оценивала. Полина вот теперь ему досталась. А за что?! За какие такие заслуги?! Что в нем особенного? Обычный мужик, как и все. Ну, симпатичный, пускай даже очень симпатичный. Так мало ли таких?..

А вот характер у него — дерьмо. Истеричным мог быть, как баба, стоило на больную мозоль наступить. Он и тем утром истерил, помнится, когда встал вопрос: поднимать стяжку бетонную или нет. Орал, как ненормальный про затраты, перерасход и прочее. Бригадир его поддержал. А что Прохорову оставалось делать, когда он отработал всего неделю? Взять ответственность на себя? Он не рискнул. Оставил все, как есть.

Разве мог он предположить тогда, что господин Панов там труп своей любовницы спрятал?! Нет, конечно. Это вот теперь он знает, и буквально уверен в том, что Панов ее убил. А тогда…

Глава 9

— Вы абсолютно уверены в том, что говорите? — переспросил у него следователь, прежде чем поставить точку в протоколе допроса.

— Абсолютно, — кивнул переволновавшийся Прохоров и в очередной раз вытер пот со лба скомканным носовым платком.

— А почему вы промолчали три года назад? — уточнил тот на всякий случай и добавил с укоризной: — Обо всем, что рассказали мне теперь, вы тогда даже и не вспомнили.