Темный Луч. Часть 2 (ЛП) - Вудс Эдриенн

Мои глаза встретились с ее, и я заговорил своим медовым тоном.

— Ты забудешь все, что произошло здесь сегодня вечером. Меня здесь никогда не было. Елена — отродье дракона. Она не заслуживает того, чтобы учиться в Академии Дракония.

Глаза Ирен изменили цвет с ярко-голубого на пылающий лесной зеленый. Мое принуждение возникло естественным образом, когда я был под воздействием алкоголя.

— Ты и я, мы никогда не были никем иным, кроме как Вайден и студентом. Нашей любви никогда не существовало. Я — Рубикон.

— Ты — Рубикон.

— Я темный, — прорычал я ей на ухо.

— Ты темный.

— И никто не сможет приручить меня.

— Никто не может приручить тебя.

Ее глаза закрылись, и тело безвольно упало в мои объятия.

Случайная слеза скатилась по моей щеке, когда я осторожно положил ее обмякшее тело на кровать.

Ирен не оставила мне выбора. Она стала бы моим падением в буквальном смысле этого слова.

Я подобрал с пола свою одежду и, взяв с прикроватного столика Каинов Огонь Ирен, сунул его в карман брюк.

Одна хорошая вещь выйдет из того, что я заставил ее забыть о наших отношениях: она забудет о своей зависимости. Она пристрастилась к Каиновому Огню из-за меня.

Я вытер слезы с лица и в последний раз взглянул на Ирен, прежде чем повернуться и выбежать из ее квартиры. Я поднялся в небо и позволил дракону взять верх.

***

Мой разум был затуманен Каиновым Огнем. Я даже не знал, прямо ли я лечу.

Тошнотворно сладкий аромат, который я почувствовал от Гиппогрифа в ночь Варбельских Игр, поразил меня, подавив все чувства.

Я принюхивался к воздуху, пока не смог точно определить местонахождение запаха. Я парил над закрытым складом.

Я не мог разобрать, что говорилось внутри… там было слишком много голосов, и я был слишком опустошен, чтобы должным образом сосредоточиться.

Голоса заполонили мой разум, а запах обжег ноздри.

Им нужно было умереть.

Ирен сказала, что незнакомец опасен, что мы все в опасности.

Я не думал, просто открыл рот и выпустил свой огонь по складу.

Он испепелит всех, кто был внутри. Мне было все равно.

Несколько минут я наблюдал, как склад сгорел дотла, затем взлетел, когда воздух наполнился воем сирен.

***

Я застонал, вытягиваясь на кровати. В голове пульсировало, и все тело кричало от боли.

Что случилось?

Я ничего не мог вспомнить.

Я чувствовал запах Сэмми в своей комнате, будто она провела здесь всю ночь.

Я попытался открыть глаза, но усталость овладела мной, и я снова погрузился в сон.

Рыдания матери эхом отдавались у меня в ушах, и я попытался поднять голову, но она слишком сильно болела.

Обрывочные воспоминания о гневе отца вспыхнули в голове, но они не имели никакого смысла. Прошлой ночью я был слишком не в себе.

Ноющее тело говорило мне, что я получил взбучку, и притом ужасную.

Наконец, мне удалось сделать глубокий вдох через нос и заставить себя открыть глаза.

Все было расплывчатым, и я поморщился, моргая. Даже это причиняло боль.

В комнате стоял тяжелый запах крови, смешанный с антисептиком.

Да, еще одно избиение.

Мой отец уже сто лет не бил меня так сильно.

— Блейк? — прохрипела мать.

— Оставь меня в покое, пожалуйста. — У меня так пересохло в горле, что каждое слово обжигало.

— Мне нужно с тобой поговорить.

— Мама, пожалуйста, убирайся нахуй из моей комнаты, — прохрипел я. Она снова всхлипнула. Дверь за ней закрылась, и я вздохнул.

Мне было все равно, о чем она хотела со мной поговорить.

Я приглушил крик в подушку, потягиваясь, боль пронзила каждый нерв.

Я заставил свою способность к исцелению остановиться. Мне нужна была боль.

Унижение пронзило меня, когда я понял, что Елена все еще здесь, наблюдая за уродливой частью того, что происходило с драконами, когда у них не было всадника.

Я пытался выкинуть ее из головы.

Всякий раз, когда я думал о ней, то приходил в еще большее замешательство. Я ни в чем не запутался.

Конечно, я все испортил, облажался, но я всегда знал, что делаю, знал, какими будут последствия.

С ней я как будто ничего не знал. Смешанные чувства грозили разорвать меня на части. Мне казалось, что я ничего не контролирую.

Сейчас моя жизнь была в еще большем беспорядке, чем когда-либо, и Елена была ответственна за все это.

— 9~

В течение следующей недели я проводил с родителями как можно меньше времени. Я оставался в комнате и пытался не дать своим целительским способностям привести в порядок мое тело.

Боль успокаивала зверя, и это давало мне немного пространства между Еленой и вуду, которое она наложила на мое тело.

Здесь, в моей комнате, зверь был спокоен.

Я скучал по тишине, безмолвию, по норме.

«Так могло бы и остаться, если бы ты только открыл рот и сказал правду», — усмехнулся в глубине моего сознания прежний Блейк — тринадцатилетний Блейк, который был лучшим другом Люциана.

Я отказалась слушать этого Блейка. Он был моим прошлым и никогда не станет моим будущим.

Чего Блейк не знал, от чего мне придется отказаться, чтобы обрести этот покой.

Я не буду самим собой, если она заявит на меня права, и я попаду под ее чары.

Я видел, как разительно изменился Джордж, что могло произойти только с помощью чар.

Я не был ничьим рабом.

Вычеркнем это. Я предпочту быть рабом тьмы и быть самим собой, чем быть рабом света и потерять того, кем я был.

По крайней мере, моя сестра и Елена вернулись в Драконию несколько дней назад, яркий луч во тьме.

Мой разум был заполнен новыми стихами. И старыми тоже. Особенно теми, что написаны Проперцием, одним из моих любимых поэтов, хотя многие путали его с Вергилием.

Они были друзьями и соперниками, и оба говорили от чистого сердца.

Его стихотворение «Подстерегаемый любовью» было моим любимым. Я никогда не испытывал такой любви, пока не встретил Ирен.

Я скучал по ней, но, по крайней мере, теперь, когда она не знала правды, она была в безопасности. Мне придется держаться от нее подальше, иначе ее воспоминания вернуться.

Это стихотворение нашло отклик во мне, в том, кем я был. Я часто гадал, знал ли Проперций драконов, поскольку слова этого стихотворения были написаны глазами дракона.

Еще одним моим любимым был «Ранний визит».

То, как он говорил о своей любви, было чем-то таким, что я испытывал только к Ирен. Было ли это так глубоко, как то, что испытал Проперций, или нет, я не знал. Но с Ирен это казалось правильным.

Я снова и снова повторял эти стихи в своей голове, в своем сердце.

Я понятия не имел, как я буду справляться без Ирен.

Я не знал, как долго лежал так, прокручивая в голове слова стихотворения, но время шло, и мои раны заживали.

Однажды утром я застал своих отца и мать спорящими на кухне.

Они не знали, что я был рядом.

— Они не должны были давать ему шанса, — прошипела моя мать.

— Древние верили, что это было то, чего хотел Ал. Он верил, что они могут быть хорошими, что не все были плохими. Это было его предсмертное желание доказать это.

— Его предсмертное желание! Горан убил его, Роберт. Их вели виверны, или ты забыл об этом? Кто еще должен умереть, прежде чем ты откроешь свои чертовы глаза? Виверны никогда не будут хорошими. Хельмут научился этому на собственном горьком опыте! — Теперь она кричала в истерике.

— Блейк может сам о себе позаботиться, Исси.

— Я не это имела в виду. Горан всегда будет их королем. Единственная причина, по которой он находится в этой школе, — шпионить за Блейком и передавать то, что Горан хочет услышать. Что тьма уже начинает вонзать в него свои когти. Неужели я единственная, кто это видит?

— Нет! — закричал отец. — Я чувствовал это с каждым ударом, который наносил ему той ночью. Пока он готов позволять мне выбивать ее, Исси, он будет оставаться сильным. — На мгновение воцарилась тишина, затем отец заговорил снова. — Люциан звонил мне вчера. Как только Блейк вернется в школу, он снова попытается заявить на него права.