Помолвка мсье Гира - Жорж Сименон

А были там старые бумаги, старые фотографии и в бумажнике, стянутом красной резинкой, боны казначейства.

В дверь постучали. Женский голос сказал:

— Это я!

Она только что кончила уборку у хозяев, и руки ее были еще красными и влажными.

— Можно к вам заглянуть?

Она накинула пальто на плечи, чтобы перебежать через двор, а теперь сбросила его на стул.

— Опять они к вам приставали сегодня?

Она держалась просто и дружелюбно. Подойдя к столу, она увидела фотографии, взяла одну из них, потом подняла на него глаза.

— Это что такое?

— Мой класс, в городской школе.

— А где же вы тут?

Пятьдесят учеников сидели на четырех рядах скамеек, в окружении зеленых растений. Все были принаряжены, одни держались прямо, задрав подбородок, другие — наоборот, вяло глядели в аппарат, словно побаивались его.

— Вот я. — Мсье Гир ткнул пальцем.

Она растерялась.

— Это вы?

У Алисы вырвался нервный смешок, когда она сравнила снимок с мсье Гиром.

— Сколько же вам тут лет?

— Одиннадцать.

Одиннадцать лет! И он уже не мальчишка! Но и не мужчина! Его мгновенно можно было отличить от всех остальных на этом снимке.

Невысокий, он был таким жирным, что ничего детского в нем не оставалось. Громадные, чуть кривоватые голые икры, толстые колени. У него был двойной подбородок, а глаза на одутловатом лице печально смотрели в одну точку.

Невозможно представить, что он играл с мальчишками во дворе или на школьной площадке, невозможно вообще было подумать, что у него с остальными есть хоть что-то общее, — это был уже старичок, серьезный и одышливый.

— В общем-то, вы с тех пор похудели.

И действительно, мсье Гир, став взрослым, приобрел нормальный объем, и с фотографией его роднила только такая странная мягкость тела, такие подозрительно округлые формы, такие четко очерченные Тубы на расплывшемся лице.

— Вы что, болели?

— Нет. Я это от матери унаследовал. Он не смотрел на служанку. В зеркало тоже больше не смотрел. Два раза протягивал руку, чтобы забрать снимок.

— У вас еще другие есть?

Да, у него были другие, но он их спрятал, торопливо сунув в конверт, и на столе остался только бумажник, стянутый резинкой. Совсем близко от себя он увидел рыжий затылок Алисы и внезапно произнес:

— Я все продумал. Есть только один выход: хотите уехать со мной?

Она медленно повернулась к нему и молча, растерянно смотрела на него. А он дрожащими пальцами сорвал резинку, раскрыл бумажник и разложил на столе казначейские боны.

— Их тут на сумму восемнадцать тысяч франков. Да я и дальше буду зарабатывать…

Это получилось у него так просто, так неожиданно, что он и сам был ошеломлен, — ведь то была самая поразительная минута в его жизни, высшая ее точка. И что же — ни торжественности, ни взволнованности.

Алиса уселась на краешек стола и положила ему руки на плечи.

— Бедненький мой!

— Что?

— Да ничего. Я-то очень даже хотела бы. Не так уж тут мне весело живется. Но…

— Но?..

— Да все!

Она прошлась по комнате, переставила будильник на другое место.

— Во-первых, Эмиль не даст нам уехать. Или в конце концов непременно нас найдет. И ведь не побоится…

— Об этом я подумал. Нам его нечего опасаться. Она широко раскрыла глаза и застыла в ожидании объяснения. И мсье Гир, укладывая боны в бумажник, заговорил не очень-то уверенно:

— Допустим, мы уедем в Швейцарию, каждый сам по себе. А когда окажемся по ту сторону границы, дадим телеграмму.

— В полицию? — закричала она, вскочив с места. А он совершенно спокойно продолжал:

— Да. И его арестуют. А мы, после суда над ним, вернемся обратно и…

Алиса едва сдерживала ярость. Она уставилась в пол, пытаясь справиться с дыханием. Она видела комнатные туфли мсье Гира и края его брюк. Дважды сглотнула и наконец сумела поднять голову и улыбнуться.

— Да не знаю еще… — пробормотала она, едва разжимая губы.

— Это единственный выход. Я все продумал. Теперь и вы тоже подумайте.

Он шагнул к ней ближе и взял ее руку в свои горячие и влажные ладони.

— Вы мне верите? Мне кажется, что вы будете счастливы со мной.

Она не могла произнести ни слова. Ее рука, будто омертвев, свисала с плеча, глаза раскрылись во всю ширь.

— Мы смогли бы поселиться в деревне…

Его пальцы ползли по ее голой руке, подобрались к сгибу локтя. Он всем телом приблизился к ней.

— Подумайте до завтра…

Внезапно он прижался щекой к ее плечу. Она видела в зеркале его отражение, закрытые глаза, легкую улыбку на приоткрывшихся губах.

— Не говорите сразу “нет”!

Самой горячей долькой щеки, на которой пылал розовый румянец, он прильнул к плечу Алисы.

Глава 8

Служанка раздевалась, повторяя все те же движения, привычные, как некий торжественный обряд, и постепенно обнажаясь, чтобы потом внезапно скрыться под наброшенной белой ночной рубашкой, — раздевалась, в то же время упорно отворачивая лицо от невидимых глаз трех листов серой бумаги. Она могла сколько угодно показывать и груди, и зад. Могла прижиматься к мсье Гиру животом и ляжками, и плоть ее не воспротивилась бы, если бы он ответил на ее призыв, а не зажмурился от умиления.

Она не хотела, чтобы он видел сейчас ее лицо, ибо лицо это было угрюмым и озабоченным.

Надев рубашку, она потушила лампу и на мгновение легла в постель — и свет в доме напротив, в свою очередь, погас. Она так напряженно размышляла, что ей казалось, будто голову стянуло стальной лентой.

Она бесшумно встала с кровати, отыскала на ощупь туфли и сунула в них босые ноги, потом накинула поверх ночной рубашки зеленое драповое пальто и уже открыла было дверь, но вернулась, чтобы захватить стоявшую на туалетном столике пустую бутылочку из-под перекиси.

Когда сонная консьержка включила механизм, открывающий дверь, Алиса вышла навстречу непогоде и тотчас же промокла насквозь. Улица была пустынной и блестела в потоках дождя. Последний трамвай, залитый желтым светом, стоял на остановке по ту сторону перекрестка. Одно из кафе было еще открыто.

Служанка уже собралась выбежать на мокрый тротуар, как вдруг заметила тут же, на пороге, совсем рядом с собой, какую-то тень.

— А, это вы? — сказала Алиса равнодушно. Инспектор, тот, что помоложе, укрывался в углу дверного проема, весь съежившись и подняв воротник.

— Ну и работенка у вас! А мне что-то нездоровится, должно быть, простыла. Вот пришлось встать с постели, хочу сбегать за ромом. — И она показала бутылочку.

— Хотите, я принесу?

— А ваш хмырь пока что улизнет?

Голос ее звучал совершенно естественно. Она двинулась по улице, прижимаясь к стенам домов, опустив голову, шлепая по лужам, и вошла в бистро на углу. Когда Алиса толкнула стеклянную дверь, звякнул колокольчик. За столом четверо мужчин играли в карты, рядом дожидалась конца игры жена одного из них.

— Налейте-ка мне немножко рому. Пока хозяин отмеривал ром в оловянном стаканчике, она спросила:

— Эмиль не приходил?

— Ушел вот уж больше часа назад.

— Один?

— Один, один, — подмигнул хозяин.

— Завтра заплачу вам, сумочку не захватила. Когда Эмиль придет, скажите, что мне надо с ним поговорить.

Лицо ее было серым и безжизненным, но голос оставался спокойным, и держалась она как всегда. С бутылкой в руке, Алиса вышла на улицу и, не взглянув на пустынный перекресток, откуда, гремя и лязгая, уходил трамвай, пошла обратно, по-прежнему держась возле стен; плечи ее еще больше намокли от дождя, влажные волосы завились колечками надо лбом.

Инспектор поджидал ее, выпрямившись и поправив шляпу, которая раньше была надвинута на уши. Алиса уже протянула руку к двери, но он остановил ее:

— Неужели так торопитесь?

Она послушно остановилась и повернулась к нему, а он наклонился и заглянул в полураскрытое пальто:

— Да вы, никак, в одной рубашке!

— Конечно.

— И под ней тоже ничего?

Инспектор улыбнулся и нащупал край белой полотняной рубашки.

— У вас пальцы, как лед!

— А если так?

Рука его стиснула тугую грудь поверх рубашки, и он сказал:

— На вид и не догадаешься, что на ощупь так много! Алиса ждала, прислонясь плечами к косяку и не выпуская бутылочку, а мужчина вышел под дождь, повернулся спиной к улице и сунулся к служанке вплотную, дыша ей в лицо.

— Подумать только, что вы сейчас заберетесь в теплую постельку, а я буду торчать тут всю ночь!

Он по-прежнему сжимал ее грудь, даже не дрогнувшую в его руке, и часто посапывал, уткнувшись носом в ее шею и ловя губами волоски на затылке.

— Пустите, щекотно! Вы что же, все еще не закончили ваше следствие?

Холодные капли падали с его шляпы Алисе на руку.

— Увы! Скоро этому делу конец. И я уже не сумею любоваться вот этими прелестями… Она равнодушно улыбнулась.

— Его арестуют?

— Еще кой-чего недостает. Пустяковой улики. Он уже чувствует, что его обложили со всех сторон. В таких случаях они всегда что-то натворят сдуру.