Сотник. Чужие здесь не ходят - Красницкий Евгений

Значит, этот – не дешевый! Значит – дорогой, на заказ сделанный… Такой, какой Кузнечик когда-то выковал – стальной, с наваренными железными щечками, сам собой затачивается!

А где у нас тут кузнецы? Да в Заречье – у реки…

– Господи, помилуй… Здрав будь, Ермиле!

Вздрогнув, юноша резко обернулся:

– Фекла! Ты как здесь?

– Вот, – поправив платок, юная странница кивнула на церковь. – Заходила… Посейчас вот в храм пресветлый Петра и Павла… Пошли-ко, отроче, со мной – отстоим обедню!

– По-ошли…

Ну а как было отказаться-то? Да и нужно ли? И так-то, прости Господи, сегодня все на скорою руку – помолился наскоро, заутреню вообще пропустил… Ну, хоть обедню, а то все как-то не по-христиански…

– А я тебя на дворе у Галактиона Грека видала! – на ходу сообщила девчонка.

Отрок хмыкнул:

– А ты-то там как?

– Пустили добрые люди. Ночую.

После обедни Фекла увязалась за Ермилом в Заречье. Правда, до кузнецов не дошла – свернула к Ипатьевской женской обители.

– Я уж там была. Красиво, глаз не оторвать! Там цветник, сад яблоневый… и сестры такие… такие добрые-добрые! А ты, Ермиле, вечером где будешь? Там же, у Грека на корчме?

– Не знаю еще…

– Ну. Бог даст – свидимся…

Вот ведь, без году неделя знакомы, а девчонка уже – Ермиле, Ермиле… Ну так и незачем ее отталкивать, обижать. Вон она вся какая – восторженная…

Гюрята Коваль был первым, к кому заглянул сейчас отрок. Ну а кому еще, как не к земляку и старому знакомцу? Так ведь и покойный Арсений Лодочник, скорее всего, рассуждал точно так же…

– Арсений с Перевоза? Нож? У меня заказывал, да… Славный нож! Себе такой не хочешь?

– Да у меня есть уже.

– Смотри-и-и… Ну, Михайле-сотнику поклон. Всю жизнь его добро помнить буду. А? Были ли у Арсения враги? Того не ведаю. Не, никто про него не спрашивал. Да кому он нужен-то? Чай, не князь, не боярин – обычный себе лодочник.

О том, что Лодочник убит, Ермил никому не рассказывал. Узнают, конечно же, но… покуда вести – слухи дойдут… Позже, много позже…

Возвращаясь в город, Ермил свернул к пристани – к дальнему рыбацкому вымолу. Там, у отмели, собралась толпа… Интересно, что такое случилось?

И снова на пути оказалась Фекла… Правда, выглядела она как-то испуганно.

– А я из обители уже… Иду, смотрю – народ…

– Да что там такое-то?

Паломница истово перекрестилась:

– Утопленники там, друже… Стра-ашно!

Глава 3

Ратное. Август 1130 г.

– Значит, говоришь, утопли? – усевшись в резное креслице, задумчиво переспросил сотник.

– Точно так, господине. Утопли, – Ермил покивал и продолжил: – Один – здоровенный бугаина, на пальцах мозоли, как у лучников… Недавно утопли-то, все еще видно… Второй – скуластый отрок, думаю, тот, который украденную лодку гнал… Похоже, они и продали эту лодку некоему Антипу, который на пристани…

– Знаю я Антипа, – перебил Михаил. – Дальше!

– Они… или похожие. Ставрогин сказал – мордастый силач и с ним лупоглазый отрок. Они и на вымоле… утопли…

– Оба так вот сразу? – сотник нахмурился и поднялся с кресла. Подошел к окну, посмотрел в небо….

– Раз-два, раз-два… – раздавался со двора привычный учебный шум. – Левое плечо впе-еред… Песню запе-вай!

Мы красные кавалеристы, и про насБылинники речистые ведут рассказ…

Все строевые песни в Младшей страже были родом из Советской армии – так уж Миша устроил, так и повелось, прижилось.

Вот и сейчас – славно маршировали отроки. Выйдя за ворота, зашагали к рощице, на полевые занятия. Песня постепенно затихла.

– Ты, Ермиле, как сам-то мыслишь? – повернулся от окна Михаил. – Если это те, кого мы ищем, то с чего бы им так вот, вместе, утопнуть? Добро бы один…

– Так же и Ставрогин сказал, – поставив на стол кружку с недопитым квасом, протянул отрок. – Тоже удивлялся.

– Можно, конечно, предположить и несчастный случай, – прохаживаясь, сотник продолжал рассуждать. – Ну-ка, предположи, друже!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

– Ну-у… – Ермил покусал губу. – Допустим, продали они лодку, сбагрили награбленное – тому же Антипу, а затем, на радостях, – в корчму… В ту, что на пристани…

– Ты проверил? – сверкнул глазами Михайла.

– Конечно! – отрок доложил со всей четкостью. – По приметам – были такие в этой корчме, за день до гибели. Ушли как раз под утро. Пока сидели, выпили по две кружки пива – черного, хмельного, – окромя того – по чарке стоялого меду и по четыре – твореного. Ну, перевара…

– Ага…

Хмельное пиво – градуса полтора, а то и два… для опьянения двух кружек объемом около литра явно недостаточно. Чарка хорошего ставленого меда (выдержанного с брусничным или малиновыми соком лет десять, а то и больше) – градусов около двадцати… Ну, тут понятно – не пьянства ради брали – для куражу! А вот дешевая «вареная» медовуха – тут все двадцать пять – тридцать – по башке сильно бьет. И по ногам – тоже. Отроку – и двух чарок достаточно.

– Так что – опьянели?

– Бугаинушка отрока под руки увел. То служка корчемный видел. С собой взяли баклажку перевара.

Миша потер руки:

– Понятненько! Значит, могли и… Полезли пьяные в воду – вот и…

– Мыслю, именно так все и было, – отрывисто кивнул Ермил.

Сотник тут же вскинул глаза:

– А теперь помысли иначе! Если им помогли утонуть… Тогда – как? Кто?

– Если помогли… – юноша задумался, наморщив лоб. – Тут всяко могло быть – по-разному…

– Давай, давай, рассуждай! – подзадорил Миша. Подзадорил и тут же спрятал улыбку: из поясной сумы отрока торчала кончик красной атласной ленты… Ага-а-а-а! Ну, дело молодое…

– Могли с кем-то языками зацепиться… – Ермил принялся перебирать возможные варианты. – До драки не дошло, но те, с кем зацепились, потом отомстили, скинули спящих в реку

– Тогда уж лучше ножичками!

– Не! Убивать не хотели – просто вышло так.

– Еще вариант!

– Еще… Богатство свое в корчме показали! Мед стоялый заказывали… А зря! В корчме-то народец всякий…

– А вот это – да, – усевшись, согласился сотник. – Это вполне может быть. Очень даже вероятно. Расслабились от куража. Осторожность потеряли…

Ермил приосанился:

– Еще может быть… их специально убили. Хозяин какой-то над ним есть – решил, что пора избавиться…

– Плохо, если так, – тихо промолвил сотник. – Значит, против нас все задумано, против Ратного… Значит, хозяин этот неведомый наш интерес прознал! Избавился быстро… Э-эх, сидим с тобой, гадаем! Ладно. В сентябре караулы удвоим. Как раз перед ярмаркой. Раньше, боюсь, не получится – страда, сенокосы… Добро! Ступай, друже… – Миша вдруг хитровато прищурился. – Да, Добровою в обед навести…

– Так там большак меня на дух не… Прогонит.

– Не посмеет! Чай, не от себя явишься – от меня! Войша пусть зайдет, как сможет. Дело к ней есть… Дневальный!

– Я, господин сотник! – заглянул в дверь юный страж.

– Наставница Лана нынче у нас где?

– Так на стрельбище, господине. Первогодков из лука бить учит, – стражник неожиданно улыбнулся. – Ругается – ух-х! Гадюками криворукими обзывает.

– Криворукими, говоришь? Эх! Оно и за дело… Пусть зайдет, как появится.

– Есть!

Выпроводив Ермила, Миша в который раз уже перечитал берестяную грамотку – то самое письмо, подброшенное Ставрогину неизвестным доброжелателем.

«Михаилу, сотнику, скажи. Известно стало о том, что уже очень скоро объявится в Ратном некий важный гость. Придет он не с добром. Пусть будут все осторожны. Трижды именем Христа заклинаю отнестись к вести серьезно. Ваш друг».

Странно было написано письмо. Не совсем так, как писали в Турове, Пинске, Чернигове… Чувствовалось тут какое-то иноземное влияние, во всех этих – «трижды именем Христа» – русичи так не писали… Царьград, что ли? Какой-нибудь ромейский купец…