Мы на «чертовом» катались колесе - Игорь Волознев

— Мне помнится, ваша супруга вчера упоминала о сумме в четыреста тысяч долларов, но это не имеет значения. Настю я не отдам ни за какие деньги. Это моя дочь, и она останется со мной.

— Но для ребенка не слишком хорошо, когда его воспитывает кто-то один из родителей, — пытался уговорить ее Ронни. — Бетси, я думаю, вполне способна заменить ей мать… — Он произнес это, запнувшись. На самом деле он совсем не был уверен, что Бетси может проявить к Насте настоящие материнские чувства. — У девочки будет полноценная семья…

— Очень сомневаюсь!

— Но почему, Марина?

— Судя по тем отношениям, которые у нас с вами были… Вы понимаете, что именно я имею в виду… Так вот, судя по ним, я была у вас далеко не первой женщиной. Человек с такими донжуанскими привычками, как у вас, мистер Сэндз, не может стать для ребенка настоящим отцом.

— Тебя не должно интересовать, сколько было у меня женщин, — голос Ронни задрожал от обиды. — Я же не интересуюсь твоей личной жизнью. А что касается того, смогу я стать настоящим отцом или нет, то на этот вопрос могу ответить лишь я сам. Настя — не только твой ребенок, но и мой. Я тоже имею на нее право.

— Вы потеряли это право, когда бросили нас, мистер Сэндз.

— Меня зовут Ронни.

— Да? У меня нет причины вас так называть!

Он пристально рассматривал клумбу перед скамейкой.

— Это, разумеется, твое дело… — с усилием проговорил он после долгого молчания.

— Если бы у вас были дети от вашего брака, то вы бы меньше интересовались Настей, — продолжала наступать Марина. — Уверена, что тем летом вы очень сожалели о том, что слишком поздно спохватились и в подходящий момент не уговорили меня сделать аборт! Вы не захотели бы…

— Откуда, черт возьми, ты знаешь, что я сделал бы, а что нет? Даже если бы у меня было десять детей, Настя все равно была бы мне дорога. Все эти годы я помнил о ней!

— Я знаю. Деньги я получала регулярно, за это вам особая благодарность.

Она отвернулась к девочке. Настя, не понимавшая их речи пошла играть к клумбе.

— Было бы лучше, если бы вы и ваша жена оставили нас в покое, — прибавила Марина, не оборачиваясь к нему. — Ребенка я не продам ни за какие миллионы. Настя — моя, а вы — случайность в моей жизни.

— И именно поэтому ты все эти годы не сообщала ей обо мне?

— Можете считать, что поэтому, — ответила она с вызовом.

Ронни стало раздражать это препирательство.

— Девочка должна знать, кто ее отец, — сказал он.

Марина подавила вздох. Неизбежное должно когда-нибудь случиться. Ронни все равно найдет способ сказать об этом Насте, и пусть уж лучше это произойдет сейчас, при ней. Она окликнула дочку и поманила ее рукой.

Сегодняшний вечер Настя, скорее всего, запомнит на всю жизнь. Сознавая важность момента, Марина даже выпрямилась на скамейке.

— Настя, ты уже знаешь, что твой папа живет в Америке…

— Да, — кивнула девочка. — Когда я выучу английский, меня пустят туда!

— Сейчас он ненадолго приехал в Москву. Пожалуй, тебе надо с ним познакомиться… — И она посмотрела на Ронни.

Настя тоже подняла на него свои глазищи.

— Я твой папа, Настя, — хриплым от волнения голосом подтвердил Сэндз.

Не спуская с него глаз, девочка тут же подошла к матери, прижалась к ее ногам и взяла за руку.

— Он просто приехал посмотреть на тебя, — заверила дочку Марина. — А потом он вернется к себе в Америку. Не бойся.

Настя ухватилась за нее уже двумя руками, словно ища защиты. Несколько секунд она пытливо вглядывалась в Ронни, его улыбка успокоила ее.

— Я нарисую для вас Жаконю, если хотите, — проговорила она, тоже улыбнувшись.

— Спасибо, очень хочу.

— А у вас есть еще девочка?

— Нет. И мальчика тоже нет. Только одна ты, дочка.

Последнее слово Ронни произнес неуверенно, словно сомневаясь в своем праве пользоваться им, но уже сказанное, оно отдалось в его сознании прекрасной музыкой.

Перехватив его взгляд, обращенный на нее, Марина почувствовала, как сердце забилось чаще и кровь зашумела в ушах. Наверное, это оттого, что он сидит слишком близко. Да, слишком близко. Высокий, сильный, красивый мужчина. Отец ее ребенка.

— А как вас зовут? — продолжала спрашивать Настя.

— Ронни.

— А у в Америке есть попугайчик?

— Есть, даже два.

Марине пришлось приложить усилие, чтобы взять себя в руки. Она поспешно встала со скамейки.

— Ну все, нам пора домой. У нас еще ужин не приготовлен… Настя, попрощайся. Папа сегодня не может долго быть с нами, у него очень много важных дел…

Сэндз тоже поднялся.

— Вообще-то, сегодня у меня никаких… — начал он, но Марина его перебила:

— Да и семья его ждет!

— До свидания! — Девочка помахала Ронни рукой. — А вы завтра к нам придете?

— Не приставай к человеку, пошли. — Марина потянула ее за собой. — Отец не придет, он очень занят.

И она направилась к выходу из сквера, таща за собой Настю.

Марина злилась на себя за то, что снова, как это уже не раз с ней было, поддалась неотразимой притягательности, исходившей от него. Ей показалось, что она похожа на одну из подопытных собак Павлова, которые, услышав звонок, начинали вырабатывать слюну. Вот и она так же. Как ни старалась сдерживать порывы своего тела, все бесполезно. Какой-то условный рефлекс, честное слово!

Они с Настей перебежали проезжую часть улицы и зашагали к дому. Марина нарочно ни разу не оглянулась, зато Настя оборачивалась беспрерывно.

Ронни смотрел на уходящих женщину и ребенка, и душу его захлестывали волны самых разнообразных чувств — от горечи и разочарования до удивления и какой-то беспричинной радости. Он вдруг представил себе, что Настя будет жить с ним в его доме в пригороде Лос-Анджелеса, а Марина будет навещать их. И не раз в неделю, а гораздо чаще. Он улыбнулся, вообразив их обеих перед верандой на зеленой лужайке, спускающейся к океану. Он и сам не замечал, что в этих фантазиях совсем не оставалось места для Бетси…

Весь вечер Настя была очень возбуждена, глаза ее горели. Она расспрашивала про Америку, про Ронни, интересовалась, увидят ли они его снова. В конце концов Марине это надоело, и она строго сказала, что у отца своя собственная жизнь, про которую ей ничего не известно. Девочка, испугавшись, умолкла, и Марина спохватилась: несправедливо злиться на ребенка за свои обиды к Сэндзу. Дочка ведь не виновата. Для нее обретение отца — большое событие. Поэтому после ужина, когда Настя захотела нарисовать Жаконю, Марина сама принесла ей листки белой бумаги и цветные карандаши. Девочка изобразила для Ронни попугая, причем сделала это с большим усердием. Марина помогла ей написать внизу свое имя. На втором листе Настя нарисовала поросенка Хрюшу из телевизионной передачи «Спокойной ночи, малыши», потом разохотилась и нарисовала еще утенка, собаку и совсем уж каких-то фантастических зверей.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});